Миссурийские разбойники - Густав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо сделал, хоть средство чересчур сильно.
— Может быть, ваша милость, только оно произвело превосходное действие: теперь никто и языком не пошевелит.
— Я думаю. Ну, а что там на реке?
— Пирога спустилась вниз по реке, в ней сидят четверо.
— Их не остановили?
— Нет.
— Очень хорошо. Вероятно, их рассмотрели как следует, — кто они? Белые?
— Точно так. Это переселенец из Оленьей долины; с ним сын и слуга-негр.
— И куда же его понесло?
— Можно узнать.
— Нет, после, когда поплывет назад.
— Остановить его?
— Тогда скажу. А как за время моего отсутствия складывались ваши отношения с соседями, жителями форта?
— Так себе, ни худо, ни хорошо. Я передал вам письмо от майора Арденуора.
— Я его прочел. Он просит назначить ему свидание сегодня на рассвете. Не знаю, какая могла бы быть тому причина.
— В форт прибыли гости.
— Ага! Что за люди?
— Не могу сказать; кажется, французы. Один-то из них наверняка француз.
— Сколько же их всего?
— Трое.
— А-а! — произнес Том Митчелл задумчиво. — Кто был на разведке?
— Птичья Голова — ведь он француз. Хотел было я послать Версанкора, да он пьян, как сапожник.
— Камот, а ведь ты недолюбливаешь Версанкора.
— А что делать? Терпеть не могу пьяниц! На них никогда нельзя полагаться.
— Это правда. Смотри в оба за Версанкором; я и сам-то не очень полагаюсь на него.
— Уж не прозеваю, будьте спокойны.
— А теперь слушай меня хорошенько.
Камот наклонился к атаману, и тот минуты три что-то шептал ему на ухо.
— Понял? — наконец спросил атаман обычным голосом.
— Вполне, ваша милость.
— Так поторопись же: минут через двадцать рассветет, нельзя терять ни минуты.
Камот вышел из шалаша.
Честный мексиканец был правой рукой и поверенным Тома Митчелла, вполне на него полагавшегося.
Несмотря на роль изменника, в которой он появился в первый раз, Камот, однако, был вполне достоин безграничной доверенности своего господина.
Атаман разбойников занялся приведением в порядок своего туалета; не более двух часов прошло с тех пор, как он возвратился из далекой экспедиции, вся добыча была немедленно перенесена на остров, а разбойники расположились на берегу для ночлега.
Когда атаман мог наконец предстать перед посторонними в приличном виде, тогда он отдернул занавесь.
Вид лагеря совершенно изменился.
Огни погасли. Обе высоты справа и слева были заняты стрелками. Ущелье охранялось отрядом, состоящим из двадцати человек. Лошади стояли оседланными на берегу реки, люди держали их в поводу, готовые вскочить в седло при первом же сигнале.
Том Митчелл обвел всех довольным взглядом.
Следуя привычке, Камот исполнил приказание своего атамана с замечательной быстротой и сметливостью.
В эту самую минуту восток загорелся и появилось солнце; вся декорация, точно в театре, быстро изменилась: со всех сторон полились потоки света; ландшафт, мрачный и пустынный во тьме ночной, вдруг принял вид величественной красоты.
В ту же минуту из ущелья раздался барабанный бой, призывающий к сбору.
— Пора! — прошептал атаман.
Он остановился у входа в шалаш и, опершись на саблю, остановился в ожидании.
После коротких переговоров из ущелья вышли четверо незнакомых господ, на одном из которых был надет мундир майора американской армии; впереди всех шел Камот, почтительно указывая господам дорогу к своему атаману, который, со своей стороны, сделал несколько шагов им навстречу.
— Доброе утро, капитан Митчелл, — произнес майор дружеским тоном, — вы уже ждали меня?
— Я имел честь получить ваше письмо, майор, — ответил капитан вежливо.
— Кхе! Кхе! — откашлялся майор. — Мне действительно понадобилось переговорить с вами о важных делах.
— Я к вашим услугам.
— Прежде всего позвольте мне представить вам двух господ. Они французы и, как все их соотечественники, имеют неудобопроизносимые фамилии; но люди они отличные, и я ручаюсь за них как за самого себя.
При этих словах он натянуто рассмеялся.
Капитан молча поклонился французам, незаметно окинул их быстрым и проницательным взглядом; те, по-видимому, держались настороже, и их бесстрастные лица ничего не выражали.
Первому из них казалось около пятидесяти лет; он был свеж, бодр, красив и имел самую изящную наружность. Второй выглядел гораздо моложе; его загорелое лицо дышало энергией; он был высокого роста, богатырского сложения, простого обращения и в небрежном костюме.
Майор продолжал:
— А вот этот господин наш земляк.
— Мистер Стонуэлд из Бостона, — сказал капитан с усмешкой.
— Разве вы меня знаете? — спросил толстый американец.
— Имею эту честь, да и кто не знает мистера Стонуэлда из дома Стонуэлда, Эврара и К°, самого богатого арматора в Бостоне — или, лучше сказать, в целом мире?
Толстяк самодовольно огляделся по сторонам и отвесил церемонный поклон.
— Вот как! — сказал майор с удивлением. — Стало быть, вы уже знакомы? Тем лучше, тогда дело уладится скорее.
— Я не понимаю, о чем идет речь, — возразил Том Митчелл.
— Любезный капитан, эти господа крайне нуждаются в вашей помощи и пожаловали ко мне собственно за тем, чтобы увидеться с вами. Должно быть, их дело очень важно, если они не устрашились путешествия по ужасным дорогам в продолжение целого месяца.
— Должно быть, не иначе, — повторил Том Митчелл рассеянно.
— Кроме того, господа французы рекомендованы мне очень усердно самим министром иностранных дел.
— Вот как! — произнес Митчелл, смотря на них с удивлением.
— Что касается мистера Стонуэлда, хотя я давно уже знаком с ним, однако он счел за необходимое представить мне рекомендательное письмо, собственноручно написанное генералом Джексоном. Итак, любезный капитан, если вам угодно сделать мне приятное, покорнейше прошу принять в соображение эти рекомендации, подкрепляющие просьбы этих господ, и по возможности исполнить эти просьбы.
— Можете ли вы в этом сомневаться, майор?
— Никак, никак не сомневаюсь, но — кхе! — вы сами знаете, иногда на вас находит и вы становитесь чересчур торопливы. Кхе! кхе!.. Не обращайте на меня внимания — этот окаянный туман лезет мне в горло, да так, что я никак не могу откашляться; кроме того, я же ведь еще и натощак… Но, признаюсь вам, кроме того, что я вам уже сказал, я не знаю ни одного слова, в чем заключаются их дела.
— Я весь к услугам этих господ точно так же, как и к вашим, майор, — отвечал капитан холодно, — и буду считать себя счастливым, если смогу сделать им одолжение при тех слабых средствах, которыми располагаю.