Лилия прокаженных - Патрик Данн

— В любое время дня и ночи.

Поблагодарив ее, я перезвонила Бетти. Они только что припарковали машину возле лечебницы. Я поговорила с матерью и рассказала ей все, что узнала сама.

— Может, оно и к лучшему. — Держалась она молодцом.

— Скорее всего. Сейчас буду звонить Ричарду, а только снимут карантин, приеду к вам.

Мама попросила захватить с собой кое-что из ее одежды и туалетных принадлежностей; пошутила, что надоело носить вещи сестры, тем более что вкус у Бетти своеобразный. Для нас обеих юмор всегда был лучшей защитой. Возвращаться домой она пока не собиралась, даже если карантин отменят. Во-первых, снова могут ввести, во-вторых, от Бетти быстрее и проще добираться до лечебницы.

На подъезде к дому мы закончили разговор. Объехав кругом, я поставила машину у входа в офис и несколько минут сидела на месте, пытаясь разобраться с переполнявшими меня чувствами. Острота притупилась, однако тяжесть я ощущала невыносимую.

Из офиса позвонила Финиану.

— Трудный сегодня день. — Я старалась не выдать себя. — Расисты учинили у ворот больницы погром, еле выбралась… и… — Голос у меня задрожал. Я замолчала, прилагая все усилия, чтобы взять себя в руки.

— Что случилось?

— Финиан, отец при смерти.

— Уже еду, — предупредил он. — Оставайся на месте.

Немного успокоившись, я позвонила домой брату в Чикаго. Трубку сняла Грета, жена Ричарда. Он взял выходной и повез сына Иойна в Озерный округ штата Иллинойс, к знакомым, у которых там ферма. Вернутся к вечеру — по чикагскому времени. Сотовый отключен — по нему он звонит ей при необходимости. Если что, она передаст. Хотя скорее всего поговорить с ним я смогу только рано утром.

Едва я положила трубку, как телефон зазвонил. Оказалось — отец Берк.

— Я слышал, Иллон, твоему отцу стало хуже.

— Как вы узнали, святой отец?

— Говорят же — плохие вести сами нас найдут. Но для него это благословенное избавление от мук. Представляю, как ты ждешь окончания карантина, чтобы присоединиться к своей матери.

— Насколько понимаю, осталось недолго.

— Дай-то Бог. Значит, статуя скоро к нам вернется, я хочу сказать — в Каслбойн?

Похоже, они с ректором пришли к какому-то компромиссу.

— Мм… почему вы так думаете?

— Видишь ли, по моему разумению, с карантинными делами без Пресвятой Девы не обошлось. Так она хотела сказать, что не намерена покидать Каслбойн. Знаю, немногие в это поверят, но я не сомневаюсь.

— Боюсь, придется вас огорчить. Скорее всего то, что нашли на кладбище, не чудотворный образ, хранившийся в монастыре Пресвятой Девы, а ковчег. Когда-то его заказали для монастыря, да так и не установили.

— Что-то я не совсем понимаю.

— Слишком долго объяснять. Но одновременно со статуей спрятали еще что-то. И с вашей помощью мы могли бы выяснить, что именно.

— Каким образом?

— Помните, вы обещали передать мне архивные документы, касающиеся мисс Дьюнан — она заплатила за витражное окно, — а также все, что удастся найти о самом окне?

— Разумеется. Отчасти потому и звоню. Теперь мой черед разочаровывать. Если не считать нескольких накладных и расходных ведомостей, в архиве ни слова нет об окне или витражной композиции. Известно только, что заказ передали в одну из самых больших в мире по тем временам витражных мастерских в Мюнхене. Она, наверное, по сей день существует. Однако сохранившаяся в архиве переписка велась с ее лондонским филиалом на Гросвенор-стрит. Вот бы где узнать подробности. К сожалению, после Первой мировой войны от филиала ничего не осталось.

— А мисс Дьюнан? Есть переписка, где она оговаривает, какие изображения хотела бы видеть на витраже?

— Сохранилась лишь копия письма, адресованного ей приходским священником. Он пишет, что в благодарность за великодушие будет счастлив исполнить ее просьбу — после кончины похоронить в олдбриджском соборе.

— Неужели? — От волнения меня бросило в дрожь. — О чем еще там говорится, дословно?

— Не более того, что я сказал. Жаль, если огорчил. Как бы то ни было, уверен, что сейчас тебя ждут дела посерьезнее.

— Вы правы.

— И еще я собирался сказать — прости за прямоту, — если случится худшее, а карантин продолжится, твоя матушка, наверное, решит отложить похороны до его отмены.

Я согласилась, что так, видно, и будет, поскольку отец хотел, чтобы его похоронили в Каслбойне, и, попрощавшись, положила трубку. Слово «похороны» вновь привело меня в смятение. Отец Берк, возможно, хотел мне добра, но, заговорив о похоронах раньше срока, заставил задуматься о том, к чему внутренне я была не готова. Еще не смирившись с мыслью, что отца скоро не станет, я была не в силах представить его лежащим в гробу, который опускают в могилу.

Раздался звонок в дверь. Часы в офисе показывали 6.30. Финиан полагал бы, что я дома, от которого у него есть ключ. Если только второпях не забыл его захватить.

Я прошла в переднюю половину дома и открыла дверь. На пороге стоял Даррен Бирн. Заботами парикмахера его волосы торчали во все стороны, словно их пририсовали к черепу черным маркером — когда эта мода появилась, я надеялась, что ненадолго, но она оказалась назойливо живучей. Землистая, пористая, как пемза, физиономия, маленькие серые глазки, бескровные губы, готовые растянуться в глумливой ухмылке…

— Какого дьявола вам здесь нужно? — не сдержалась я.

— Слышал, ваш папаша отходит. Могу дать возможность сказать о нем пару слов. — От Бирна несло куревом.

Я хотела закрыть дверь.

— Я бы не стал, — посоветовал он, подставив ногу. — Хотите, чтобы все думали о нем как о добропорядочном муже и отце?

— О чем вы?

— П. В. Боуи когда-то сыграл в очень популярном телевизионном сериале, запомнился публике, и его кончина вызовет повышенный интерес. На похоронах репортеры будут снимать других участников сериала, всяких знаменитостей, семью, убитую горем. Мы тоже сделаем и опубликуем фото, но не безутешной вдовы, а некой особы… Вам понятно, о чем я?

— Да как вы смеете!

— Сами решайте. Вы приглашаете меня в дом, делитесь дорогими воспоминаниями о знаменитом папочке, и мы запускаем интервью в номер, как только приходит печальное известие. Нет — появится та самая фотография со статьей о «женщинах, вынужденных скрывать горечь утраты». А что, звучит неплохо, мне нравится. — Он попытался пройти в холл.

— Вон из моего дома! — закричала я, толкнув его в грудь.

— Убери свои поганые лапы, — окрысился он и больно, сверху вниз, ударил меня по рукам, продолжая наступать.

В этот момент на «рейнджровере» подъехал Финиан. Бирн выскочил из холла и быстро пошел к своей машине.

Я бросилась к Финиану, как только он выпрыгнул из джипа, видя, что у меня неприятности.

— Бирн пытался меня шантажировать! — От возбуждения во рту пересохло.

Пока Бирн разворачивался, Финиан собой загородил ему выезд. Бирн двинул прямо на него, но пришлось затормозить — Финиан не отступил. Вместо этого он метнулся вправо и через открытое окно ухватился за водительскую дверь. Бирн снова нажал на газ и тащил Финиана за собой, пока тот, споткнувшись, ее не отпустил.

Вылетев на дорогу, Бирн свернул в направлении Дублина. Только тогда я обратила внимание, что у него черная «хонда-сивик» с литыми дисками.

Подбежав к Финиану, я помогла ему подняться.

— Скорей, еще догоним! — торопила я. — Дорога перекрыта, ему не проехать.

— Проедет, — остудил он меня. — Карантин только что сняли.

Мы прошли в дом. Финиан испачкал руки, пришлось отмывать под краном. Пока он их вытирал, мы совместными усилиями вспомнили номер машины, и я его записала. Потом попыталась дозвониться до Галлахера, но его мобильный был вне досягаемости.

— Полиция прочесывает территорию вверх по ручью от Брукфилда; он, наверное, поехал посмотреть, как продвигаются дела, — предположил Финиан. — Там мертвая зона для сотовой связи…

— Верно. Он говорил, что туда собирается. — События последнего часа отшибли у меня память. — Где это, если поточнее?

— Когда-то там было старое поместье. Я дал разрешение поисковой группе выйти через сад на другую сторону ручья.

— Сначала — в лечебницу. А Галлахеру пошлю сообщение из машины. Поведешь?

— Конечно. На Саммерхилл есть дорога мимо поместья, если хочешь на минутку увидеться с Галлахером.

— Дай сообразить… Ладно, начнем с него.

Позже я все думала, почему сразу не поехала к отцу. Привыкла, наверное, к тому, что как личность он давно не существует. Требовалось какое-то время, чтобы вспомнить его, настоящего, и понять, кого я на самом деле теряю.

Галлахера мы нашли на запущенном участке паркового леса, где на несколько великолепных старых деревьев наседали кусты ежевики и заросли крапивы. Пока специалисты из технического отдела в белых комбинезонах и голубых бахилах обшаривали кусты и подлесок по берегу ручья, два местных полицейских в рубашках и болотных сапогах вышагивали по дну и внимательно его осматривали, склонившись над водой. Над головами у них, в лучах заходящего солнца, роилась мошкара.