Психологические основы профессиональной деятельности. Хрестоматия - Вячеслав Бодров

Это приводит нас к предположению о близости проблемы экологического сознания к проблеме психологической адаптации (Медведев, Алдашева, 2000), поскольку обе они отражают разные стороны взаимоотношения человека и среды. Вопросы адаптации среды к человеку имеют давнюю историю и возникли, вероятно, с появлением сознания вообще. С одной стороны это было осознание единства человека и природы, т. е. имело гносеологическую природу, а с другой, явилось отражением осознания экономической, материальной зависимости человека от природных ресурсов. Вероятно, этим объясняется наличие со времен глубокой древности различного рода табу и запретов в первобытной культуре, наличие в ней сакральных ритуалов и установлений, связанных не только с потреблением продуктов природы, но и сохранением ее возобновляемых ресурсов.

По нашему глубокому убеждению любой процесс адаптации в той или иной мере всегда является процессом социальным, а, следовательно, и психологическим, и задача исследователя – выявить это психологическое и определить его значимость для достижения как постоянных, так и временных целей. Физиологам, изучающим проблему взаимодействия человека с природными факторами в условиях «чистого», лабораторного эксперимента хорошо известна зависимость получаемых результатов от настроения испытуемого, степени его мотивации, заинтересованности даже в таких исследованиях, как, например, влияние повышенного содержания углекислого газа во вдыхаемом воздухе на характеристики внешнего влияния.

<…> Однако, прежде чем перейти к дальнейшему и сформулировать определение понятия психологической адаптации, следует на какой-то период вернуться понятию о программах деятельности. Мы уже говорили о том, что деятельность человека развертывается по двум типам программ – осознанным и неосознанным. Неосознанные программы, особенно те, которые имеют генетическое происхождение, по-видимому, обеспечивают физиологические процессы, связанные с внутренними механизмами поддержания гомеостаза, т. е. выполняют задачи организации достижения постоянных целей благодаря регуляторным воздействиям главным образом на вегетативные системы, а осознанные программы связаны с временными целями и обуславливают внешнюю деятельность, в том числе и ту, которая направлена на преобразование среды, активное или пассивное.

Конечно, такое деление во многом условно и в ряде случаев имеются осознанные программы, направленные на охрану гомеостатического равновесия, и ряд неосознанных программ, выполняющих задачу достижения временной цели путем воздействия на среду. В дальнейшем, в ряде разделов мы коснемся различных форм поведенческих реакций, обеспечивающих адаптацию к воздействиям внешней среды, вызывающим нарушения или отклонения гомеостазированных показателей. Хорошо известны и безусловно-рефлекторные двигательные реакции, обеспечивающие защиту от внешних природных раздражителей в виде реакций избегания или устранения.

Если рассматривать, как это было сказано выше, сознание широко, включая сюда и его невербализованные формы, то это приводит нас к выводу о том, что реализация всех осознанных программ осуществляется благодаря наличию общей программы в виде концептуальной модели деятельности. Она состоит, во-первых, из сформированного образа наличной ситуации, но не в виде прямой фотографии, а как однозначный, инвариантный, освобожденный от случайных признаков и корригированный оперативной памятью, на основе актуализации энграмм из долговременной памяти, т. е. прошлого опыта, образ. На картине этого образа сказывается и анализ реальных, существующих в данной ситуации, связей, образов, связанных и не связанных с возможной деятельностью. Во-вторых, в концептуальную модель входят сформулированная в сознании цель и задачи, решаемые в процессе ее достижения, и, в-третьих, модель предусматривает выбор стратегии предполагаемой деятельности. Таким образом, концептуальная модель выступает как прогностическая модель, т. е. включает не только образ наличного временного среза, но и’ предполагаемые будущие изменения. Отсюда можно сделать важное предположение о том, что любое функциональное состояние включает элементы прошлого, настоящего и будущего. <…> Вероятно, этим так же можно объяснить упомянутую ранее избыточность в работе мозговых структур. В процессе реализации программы деятельности происходит динамическая смена состояний, при которой элементы прошлого исчезают, элементы настоящего становятся прошлым, а элементы будущего – настоящим. В зависимости от характера цели или стратегии ее достижения прогнозные элементы концептуальной модели могут сужаться или расширяться, включая все более и более дальнюю перспективу, что требует от других структур готовности включиться в программу.

О физиологических механизмах, лежащих в основе концептуальной модели, мы знаем сравнительно немного, хотя известно, что нарушения работы нейронов приводят к перестройке или невозможности построения полностью адекватной концептуальной модели. На это указывает ряд психических заболеваний, связанных с нарушением нейромедиаторных систем. Так, известна попытка связать ряд нарушений психики при шизофрении с функцией некоторых эндорфинов. Данные, полученные при изучении действия ряда препаратов, получивших общее название психотомиметиков, легли в основу поиска так называемых модификаторов поведения, (что противоречит многим моральным принципам), лишающим человека возможности формировать адекватные концептуальные модели и подчиняющим его внешним воздействиям, заставляющим реагировать лишь по стандарту биологических закономерностей, не поддающихся социальной коррекции и выключающих из сознания мировоззренческие, волевые и морально-этические компоненты.

<…> Довольно большая литература, посвященная выявлению функциональной неоднородности правого и левого полушария не дает возможности уверенно различать их функции, хотя чаще высказывается предположение, что левое полушарие формирует нечто вроде абстрактной концептуальной модели, главными элементами которой являются отношения и знак отношений между ключевыми компонентами модели, а правое – формирует на этой основе конкретную модель, учитывающую имеющиеся в наличной и прогнозируемой ситуации качественные и количественные характеристики реальных признаков.

В формировании и реализации концептуальных моделей принимает участие еще один механизм, который был вначале назван нами как «формальный анализатор», хотя более привычным стало использование термина «детектор». В принципе оба названия не очень удачны, так как в основе этих механизмов лежит не анализ, а контроль за протеканием некоторых формальных характеристик программы вне зависимости от конкретного содержания и семантики реализуемой деятельности. Этот контроль осуществляется, по-видимому, благодаря сопоставлению характеристик входа в систему, самой системы и выхода из нее.

Не учитывая хронологической последовательности описания отдельных детекторов разными авторами, укажем на некоторые, на наш взгляд самые важные для разбираемой нами проблемы результаты. Р. Гранитом (1973) был обнаружен детектор, который регистрирует отношение поведения к цели и корригирует реализацию программы двигательного поведения по мере изменения его отношения к цели, которое вошло в литературу как детектор цели. Е. Н. Соколов (1958) описал детектор новизны, вероятно, осуществляющий поиск программы реагирования и индуцирующий построение такой программы в случае ее отсутствия в долговременной памяти. Н. П. Бехтерева (1974) описала наличие весьма важного детектора, регистрирующего ошибки в деятельности и осуществляющего в случае их появления коррекцию программы или повторение неправильно осуществленного ее элемента. Автор высказала предположение, что некоторые структуры мозга имеют и свои собственные детекторы ошибок.

Нами (Медведев, 1982) был описан детектор стастастичности, который регистрирует динамику изменения стохастичности в процессе реализации плана решения. Другой вид стохастического детектора анализирует вероятностную структуру среды перед принятием решения, активируя программу, адекватную наиболее вероятной предполагаемой ситуации. Анализируя некоторые клинические случаи синдрома навязчивых состояний, а также предложенную Миллером и соавторами (1965) схему «ТОТЕ» (в предложенной авторами схеме отсутствует элемент, позволяющий выйти из бесконечно продолжающегося цикла), нами было сделано предположение о наличии специального on-off – аннализатора, задачей которого является определение момента остановки одного дискретного элемента программы, уже выполнившего свою задачу и включение следующего.

Такое знакомство с основными положениями теории концептуальной модели позволяет нам дать определение психологической адаптации как процесса создания в сознании человека концептуальной модели, включающей образ воздействия, его объективную и субъективную значимость последствий взаимодействия с человеком с учетом возможных ответных реакций со стороны объекта, стратегию и тактику ответных реакций и формирование на основе этого образа состояния, обеспечивающего соответствующие действия человека. Психологическая адаптация предполагает формирование субъективной цели как варианта осознанного решения возникшей проблемы с учетом личностных характеристик. Эта особенность психологической адаптации обусловливает ее многообразие, связанное, с одной стороны, с параметрами воздействующего фактора: его физической природой, интенсивностью, длительностью, фронтом нарастания, химическими и информационными особенностями; а с другой, с субъективной оценкой этих параметров. На картине психологической адаптации сказываются физиологические и психологические особенностей личности, ее тренированность, опыт, наличие средств искусственной защиты, индивидуальная и общественная социальная значимость и т. п.