Гонки с дьяволом - Владимир Кузьменко

— Это я попросил, — вмешался завхоз, — мне нужны люди и водители. Я обследовал склады. Чего здесь только нет! Нам придется возить две недели.

— А все ли нужно? Потом, большую часть надо оставить местным и все продовольствие.

— А они разве не уйдут с нами?

— Не знаю.

— Конечно, уйдут, — Виктор допил коньяк, встал и зашагал по комнате. — Село сгорело, жить негде, корма погибли.

— Во всяком случае, они должны решать это сами. Если захотят остаться, то ты, Николай, позаботься, чтобы им оставили достаточно боеприпасов.

Дверь отворилась и вошел Кандыба.

— Садись! — пригласил его Виктор, наливая полный стакан коньяка.

Кандыба взял бокал, понюхал и залпом выпил.

— Уфф! Хорошо! — одобрил он напиток и вопросительно посмотрел на меня и Виктора.

Тот налил ему еще. Кандыба на этот раз отпил небольшой глоток, потом поднял бокал, посмотрел на свет.

— Вообще-то я не пьющий, — пояснил он, — но сейчас выпить просто необходимо…

— Снять напряжение! — подсказал Алексей.

— Ага. Мне до сих пор не верится, что все позади. Я ведь здесь второй год, насмотрелся всего. Хуже фашистов… Вон Виктор здесь три недели побыл, имеет представление… Но всего не видел… Что вы с ними намерены делать? Я говорю о пленных.

— Мы? Ничего!

— Как это так? Вы что, хотите их отпустить?!

— Я говорю «мы — ничего». Это вы будете решать, что с ними делать. Как присудите, так и будет.

— Вот это правильно! И старух этих пусть сами девчата судят.

— Как там со стадом?

— Погибло тридцать коров и около двадцати свиней, почти вся птица. Остальное удалось спасти. Лошади целы.

— Трупы закопали?

— Вот еще! Оттащим к лесу. Там у них свои могильщики будут.

Он замолчал. Потом подошел к окну и раскрыл его.

— Вот послушайте!

Мы прислушались. Издали доносился вой.

— Уже воют!

— Странно… Собаки обычно лают…

— Так то собаки, а эти уже с волками смешались. Страшные звери! Людей абсолютно не боятся. Что им день, что ночь — все одно. Мы когда жили сами, до того как нас взяли бандиты, иной раз из дома выходить боялись. Некоторые из них, ну что твой теленок! Такая одна загрызть может не то что бабу, а и мужика здорового. Вы, я слышал, избавились от них?

— Да! Они нас почти не беспокоят.

— Здесь их полным-полно! Нас чего не стерегли? Попробуй уйти — и километра не пройдешь. Нас как сюда завезли, то их главный собрал всех на площади в селе и говорит: «Мы вас здесь насильно не держим. Кто хочет уйти — пожалуйста, скатертью дорога. Ну а если остаться желаете — то придется делать все, что прикажут!»

Петр Тихонович как-будто что-то вспомнил, вскочил:

— Я сейчас! — сказал он, направляясь к выходу. Вернулся он буквально через пять минут.

— Я вспомнил, что вы ничего не ели, — он положил на стол большой кусок окорока и буханку хлеба.

— А хлеб откуда? — удивленно спросил я Кандыбу.

— Была у нас небольшая пекарня. Да вот, сгорела…

— А вкусное мясо! — похвалил Алексей, — я уже года три не ел свинины.

— Мы тоже. Вы нас как, возьмете с собой?

— Решайте сами. Можете здесь остаться, можете вернуться по домам. Если не пойдете с нами, мы вам оставим достаточно оружия. Если с нами, то можно войти в нашу организацию, а не войдете — будете жить самостоятельно, поблизости. Словом, вам самим решать!

— А вы как советуете?

— Еще раз повторяю — решайте сами!

— Вот ведь как, — Капдыба покачал головой, — мне уж говорили. И Виктор, и ваши ребята, да все как-то не верилось…

— Что? — не понял я.

— Да порядки ваши!

— Чем же они вам не нравятся?

— Да не в этом дело, нравятся или не нравятся. Нравятся! Непривычно только… Вроде бы каждый себе полный хозяин и в то же время, я вот посмотрел на ваших ребят, дисциплина, скажу, железная. Как это все получается? А наши-то?! Бабы особенно. Говорили: «Чего радуетесь? Тех вот побили, теперь эти вас заберут!» Не все, конечно, так думают, но есть такие.

— Так объясните им.

— Я вот что думаю. Будем мы вместе — никто нам тогда не страшен и эта самая «Армия Возрождения», о которой говорил Виктор. В случае чего — отобьемся. Так что единый выход — идти нам с вами и жить вместе!

— Но это должны решать все вместе.

— Да это я понял сразу.

Он поднялся. Покосился на недопитую бутылку.

— Что, налить? — спросил Виктор.

— Нет, не надо! Не пил три года, лучше и не начинать теперь. Ну, я пойду, — он забросил на плечо автомат и вышел.

— Ты же говорил, что единственное наше спасение — это присоединение к нам людей, которых мы освободим от банды, а теперь… — Николай смотрел на меня с недоумением.

— Что теперь?

— Да вроде бы так как-то неохотно соглашаешься, чтобы они были с нами. Идите, мол, на все четыре стороны.

— Я так не говорил, во-первых. А во-вторых, пойми ты, наконец, что все должно быть строго добровольно, по осознанному желанию каждого. Только в этом случае человек становится надежным другом. Иначе, если малейшая степень принуждения, то… Сам понимаешь…

— Да все они уйдут с нами. В этом не может быть никакого сомнения, — сказал Алексей, — но теперь уйдут с полным сознанием того, что пошли добровольно, по собственному желанию и без всякого принуждения.

— А если нет? — не сдавался Николай.

— Нет так нет!

— Выходит, мы тут зря проливали кровь?

— Во-первых, мы своей крови не проливали! Во-вторых, ликвидировали банду, которая для нас представляла реальную опасность, а в-третьих, разве освобождение людей от рабства — это что, «зря»?

— Да я ничего! — смутился Коля.

Я посмотрел на часы. Было уже одиннадцать ночи.

— Давайте спать! Завтра день насыщенный. Надо выспаться.

Глава XXIII

КОНТАКТ-II

Виктор провел меня на второй этаж и толкнул одну из дверей, выходящих в коридор.

— Не закрывайся на ночь, мало ли что может случиться!

Я зашел в комнату. Фонарь светил тускло. Уже начали садиться батареи, но все же его света было достаточно, чтобы рассмотреть помещение. Это была, очевидно, одна из «гаремных» комнат главаря банды. Кровати не было. Посреди комнаты находилось широкое возвышение, застланное коврами. На них уже были постелены чистые простыни и накинуто одеяло. На стенах, обтянутых материей, висели картины, изображающие сатиров, развлекающихся с нимфами на берегу водоема. Судя по письму, это были работы мастеров середины или конца XVIII века. В комнате не было никакой мебели.

Я разделся и с наслаждением вытянулся на свежих простынях. Усталость давала о себе знать и я заснул мгновенно.

И опять я шел по берегу пустынного моря. Он ждал меня на старом месте. Плавки у него, правда, были теперь другие. Синие с белым поясом, на котором поблескивал миниатюрный золо-тистый якорь.

Завидев меня, он приподнялся и приветливо помахал рукой. На этот раз он не принимал образ Бориса Ивановича и предстал предо мною в своем первозданном величии.

— Привет!

— Привет! — ответил я. — Зачем я тебе снова понадобился?

Он поморщился как от зубной боли:

— А ты невежлив! Просто так. Разве ты не рад?

— Рад… Но что-то я не слышал, чтобы черт «просто так» беспокоил человека.

— Фи! Как грубо! Черт! Почему надо обязательно говорить обидные прозвища!

— Прости, я не знал, что это обидно! Просто, у нас так принято тебя называть.

— Вы, люди, всегда были неблагодарны! У меня есть хорошее имя. Почему не быть вежливым в обращении?

— Как же лучше тебя звать?

— Люцифер! Это и красиво, и вежливо.

— Ты сказал «неблагодарные». За что ж тебя благодарить?

— Вот-вот! Вы, люди, молитесь своему папочке, который бросил вас на произвол судьбы и даже отказывается платить алименты. А того, кто вас вырастил и воспитал, признавать не хотите!

— Уж не ты ли?

— А что? Кто дал вам познанье? Я! Кто наделил вас самым главным — желанием? Опять я! Чем вы бы были без этого? Выходит, вы всем обязаны мне. А что до происхождения, то не забывайте, что ваш прародитель — Каин, а Каин… — он замолк. — Впрочем, это не моя тайна! Я всегда был корректен с женщинами, как, полагается настоящему мужчине, и не… В общем, я не занимаюсь сплетнями! А ваш папаша? Что он для вас сделал? Выгнал из дома, не дав предварительно никакого образования. Мало того, он вас топил, как котят во Всемирном потопе. Я уж не говорю о чуме и египетской тьме! И за что вы его так любите, а меня, вашего истинного творца и воспитателя, презираете, называете обидным прозвищем?

— Все это чушь. Никто никого не создавал. Образовалась мембрана, клетка, возникла жизнь и так далее.

— Вот-вот! А кто создал мембрану? Я ее создал, а шеф все приписал себе. Разве у вас таких случаев не было, когда открытие делает аспирант, а все заслуги приписывает себе профессор? Сплошь и рядом!