Здесь покоится наш верховный повелитель - Виктория Холт

– А что, если мои сердце и разум говорят мне, что католическая вера является истинной?

– Подави влечения своего сердца, дорогой брат. Прислушайся к разуму, он тебе скажет: поклоняйся втайне. Оставайся внешне таким, каким тебя хочет знать страна. Помни нашего деда… величайшего из королей, которого когда-либо имели французы. Он положил конец гражданской войне, потому что он, будучи гугенотом, прикидывался католиком. Оставь этот флирт с католической верой, Джеймс. Показывайся со мной в церкви, когда того требует случай. Пусть страна видит, что ты правоверный протестант. В этом случае, брат, мы быстрее покончим с нездоровым ростом амбиций юного Джемми. Поступай так не ради меня, а ради себя и Англии, которой тебе когда-нибудь, возможно, придется править.

Джеймс мрачно покачал головой.

– Вы не понимаете, о чем просите, брат. Если человек исповедует католическую веру, как может он идти в протестантскую церковь?

Карл устало вздохнул.

Потом он пожал плечами и подумал: «Джеймс – дурак… он всегда был дураком и, есть опасения, останется им навсегда». Карл мог утешать себя мыслью о том, что, какую бы беду Джеймс ни навлек на себя, он, Карл, будет в могиле и его это касаться не будет.

Он перевел разговор на другую тему:

– Как поживает семья?

Лицо Джеймса просветлело.

– Мария важничает, как всегда, Анна полнеет.

– Ну-ка, проводи меня к ним. Дам им знать, что их дядя о них не забывает.

В апартаментах герцога Карл встретился с Анной Гайд. Анна тепло приветствовала его не только потому, что ее деверь был королем. Анна не забыла, что, когда все покинули ее вскоре после замужества, а Генриетта-Мария настаивала, чтобы ее игнорировали, именно король Карл оставался ее лучшим другом.

– Похоже, у Вашего Величества хорошее настроение, – заметила она.

– Это от предвкушения разговора с вами, – ответил Карл, как всегда, галантный даже по отношению к тучным и стареющим. – Черт побери! Джеймс так угрюм из-за своих святых проблем. А где же ваши дети?

– Я пошлю за ними, – ответила Анна. – Они поторопятся прийти, узнав, что Ваше Величество здесь.

Карл, глядя на Анну, подумал, что она выглядит более болезненно, чем обычно; даже ее полнота казалась нездоровой.

Он спросил, получала ли она какие-либо известия от своего отца, Эдварда Гайда, графа Кларендона, живущего в изгнании во Франции.

– Он довольно приятно проводит время, – ответила Анна королю. – Компенсируя свое безделье в изгнании, он занялся писанием мемуаров.

– Они, должно быть, будут интересными, – сказал король. Тут в комнату вошли две маленькие девочки, Мария и Анна.

Только две, выжившие из семи, подумал король, а ведь их было семеро – тех, что Анна Гайд родила герцогу Йоркскому.

И все же Джеймс, имея двух девочек, был благополучнее брата. Почему члены королевской семьи, которым так необходимы наследники, обычно так неудачливы в этом отношении? Отсутствие наследников было сущим проклятием для королевской власти. Мария, старшая из девочек, взяла его руку и торжественно поцеловала ее. Карл поднял ее на руки. Он любил детей, и ему особенно нравилась эта важная малышка Мария.

Он с нежностью поцеловал ее, а она обняла его за шею и потерлась щечкой об его щеку. После отца она больше всего любила своего дядю Карла.

Анна тянула его за полы камзола.

– Теперь очередь Анны, – проговорила флегматично маленькая Анна.

– Ну, Мария, дорогая моя, – сказал король, – ты должна уступить место пухленькой Анне.

Он спустил Марию на пол и сделал вид, что никак не может поднять Анну. Он сопел и пыхтел, а обе девочки визжали от восторга.

– Анна слишком толстая, ее не поднять, – заявила Мария.

– Признаюсь, – сказал король, – что мне не справиться с такой грузной племянницей.

– Тогда не поднимайте меня, а дайте конфеток, – попросила Анна.

– Дядя Карл, она потому такая толстая, что все время ест, – вступила в разговор Мария. – Если она еще будет есть, она будет толстеть и толстеть, и тогда уже никто не сможет ее поднять.

Анна смотрела на них со спокойной, дружелюбной улыбкой.

– Пусть только мне дают конфетки и не поднимают меня, – согласилась она.

– Ох, моя дорогая Анна, ты представляешь собой весомую проблему, – ответил король. – Но, зная твои вкусы и предвидя твое увесистое присутствие, я пришел хорошо вооруженным.

Обе малышки смотрели ему в лицо, так как он опустился на колени, чтобы приблизить свое лицо к их лицам.

– Быть вооруженным, – начала объяснять Мария, – это значит носить мечи и все такое, Анна.

– Мечи из конфеток? – уточнила заинтересованная Анна.

– Пошарьте-ка в моем кармане, племянницы, и вы сможете найти в нем кое-что интересное, – сказал их дядя.

Анна первой занялась этим, визжа от предвкушения, и тут же принялась набивать рот содержимым королевского кармана. Мария взяла короля за руку.

– Я покажу вам папиных борзых. Я их люблю.

– Я их тоже люблю, – невнятно, но старательно бормотала Анна, так как рот ее был битком набит сладостями; сладкие струйки стекали на ее пухлый подбородок.

– Но они такие тощие, – заметил король, улыбаясь ей своей грустной улыбкой.

– Мне нравится, когда другие тощие, – ответила Анна. – Только Анна должна быть толстой.

– Ты боишься, что если они станут такими же толстыми, как ты, то у них будут такие же вкусы? Если бы мы все так любили конфетки, как их любит госпожа Анна, то нам бы не хватило конфет со всего света.

Анна какое-то мгновение оставалась серьезной, а затем улыбнулась своей приветливой, очаровательной улыбкой.

– Нет, дядя Карл, – ответила она, – тогда кондитеры сделают еще конфет.

Они отправились смотреть борзых герцога. Их отец забыл о решении религиозных проблем и забавлялся игрой со своими малышками. А Карл учил их бросать мячи при игре в путаницу.

И когда он направлял руку Марии при бросании мяча, и когда маленькая Анна, переваливаясь, ходила вокруг него, Карл думал: «Если бы эти две были моими, я мог бы прекратить опасное соперничество между Джемми и Джеймсом; и мне бы не было нужды волноваться из-за того, что мой брат начинает глубоко сомневаться, читая «Историю Реформации» доктора Хейлина».

Карл пришел навестить Нелл после того, как она уже несколько недель играла на сцене Королевского театра.

Его забавляло то, что она вернулась на сцену; но, как он сказал ей, все знали, что ребенок, спящий в колыбели, был его сыном, и матери этого ребенка едва ли подобает оставаться актрисой.

– Матери этого ребенка необходимо обеспечить пропитание для незаконного сына короля, – заметила Нелл в своей обычной манере. – И если она может это сделать, только играя на сцене, она должна играть на сцене. Что же невинному ребенку – умирать с голоду из-за того, что мать слишком ленива, а отец слишком беден для того, чтобы прокормить его?