Весь Валентин Пикуль в одном томе - Валентин Саввич Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро его позвали обратно в кабинет.
— Отец не возражает. Мы тоже. Забирай лист. Первую отметку «годен» ты уже получил. Не подгадь на медицинской комиссии. Там мы тебе помочь не сможем: врачи у нас строгие…
* * *Отбор в юнги шел безостановочно, жестоко разделяя мальчишек на годных и негодных, на счастливых и несчастливых.
Врачи заняли гимнастический зал, отодвинули к стенкам спортивные снаряды. Подростков гоняли от стола к столу. Голые, они стыдливо прикрывались обходными листами, на которых появлялось все больше непонятных записей. Поспешность сверстников заразила и Савку: он тоже начал метаться между столами, по диагонали рассекая зал, от одного врача к другому.
Седой дядька в больших чинах обстукал его.
— Наклонись. Выпрямись. Руки вперед. Глаза закрой. Раздвинь пальцы… Водку пил?
— Нет. Что вы!
— Куришь?
— И не думаю.
— Когда собираешься?
— Что?
— Курить.
— Пока не хочется.
— Ну и ладно. Тощий ты, правда. Но на флотских харчах откормишься. Иди с богом на вертушку… Кто следующий?
Садиться в кресло-вертушку было страшно. Как раз перед Савкой одного кандидата в юнги так повело в сторону, что, полностью потеряв равновесие, он врезался лбом в стенку.
Красивая врачиха во флотском кителе велела Савке:
— Садись. Зажимаю руки. Ноги в ремни. Начали!
В одну полоску сразу вытянулись все лица, неслась перед глазами — уже без углов! — стенка зала, слились в одно окна. Но вот добавилось вертикальное вращение. Теперь кресло кувыркалось. Сплошная матовая дуга стала пестрой, и Савка уже не знал, где пол, где потолок.
Неожиданная тишина. Внезапный покой.
— Вылезай, — сказали ему, освобождая ремни.
Едва коснулся пола, как швырнуло в сторону. Савка сделал шаг, и его тут же вклеило грудью в подоконник. «Все пропало!» — было его первой мыслью. Но у докторов на этот счет, очевидно, было какое-то свое мнение, и по движению руки красивой врачихи Савка догадался, что она пишет ему «годен».
— Теперь на силомер, — сказали ему.
Из рук врачихи он благодарно принял лист.
— А что со мной было? — спросил неуверенно.
— Ничего страшного, — отвечала она с улыбкой. — Ты, мальчик, наверное, будешь в море укачиваться. Но пусть это тебя не пугает… Адмиралы Ушаков и Нельсон тоже укачивались.
Савка занял очередь на силомер. Поинтересовался:
— А как тут? Не слишком придираются?
— Ерунда! — отвечали ему. — Нужно рвануть от пола рычаг, чтобы стрелка прибора указала не меньше семидесяти.
— Чего «семидесяти»?
— Килограммов, конечно.
Савка глянул на свой лист. Такого счастливого результата он сам не ожидал. Всюду «годен», «годен», «годен». Осталось заполнить последнюю графу на силомере, и тогда флот, издавна зовущий и такой заманчивый, сразу приблизится к нему. Дрожа котельными установками, дымя из широких труб эсминцев, флот обласкает его теплым дыханием воздуходувок…
Семьдесят килограммов!
И как назло острая ломота потекла от плеча вниз, пальцы будто налились ртутью. А очередь двигалась с роковой неумолимостью. Юнги рвали от пола рукоять прибора, который точно оценивал мускульное напряжение. На силомере гораздо чаще, чем у других столов, слышалось бодро-подгоняющее:
— Отходи! Следующий… Так, отходи! Следующий…
Судьба наплывала на Савку, как то вагонное колесо в ночи, безжалостное и равнодушное к его мальчишеской доле.
Ближе, ближе, ближе…
Сколько он выжмет? Ну, сорок. Не больше.
Что делать? Как быть? Только бы не разреветься!
Савка сделал шаг в сторону из очереди…
Сто двадцать пять граммов хлеба в сутки, холод нетопленых жилищ, взрывы снарядов в соседних домах, ночные зарева пожаров — все это, вместе взятое, еще держало его в кольце жестокой фашистской блокады.
«Нет, мне не выжать!» И он выскочил в коридор.
* * *В коридоре толпились счастливчики, уже прошедшие все стадии проверки. Кто-то сзади положил руку на плечо Савке. Перед ним стоял остроскулый, чуть косоватый паренек, улыбался по-хорошему.
— Ты каковский? — спросил он, явно радуясь жизни.
— Был ленинградский, а теперь… Вон мой дом виднеется.
— А меня зовут Мазгутом Назыповым.
— Узбек ты или… Откуда будешь?
— Татарин касимовский буду. Касимов знаешь?
— Нет.
— Ну, я тебе расскажу потом… Давай дружить, хочешь?
— Еще бы! А ты море видел?
— Откуда мне его видеть было? Из Касимова?
— А чего же тогда на флот пошлепал?
— Чудак-человек! Кто же от флота откажется? Ты вот скажи, сколько раз «Мы из Кронштадта» смотрел?
— Два раза.
— А я — четыре. Есть хочешь?
— Всегда хочу, — ответил Савка.
— Я тоже, — помрачнел Мазгут. — Знаешь, у нас в Касимове голодно. Я уезжал, так в доме куска хлеба не было… Но скоро нас поведут на обед. Это правда, что на флоте компот дают?
Савка живо обернулся к новому товарищу.
— Мазгут, ты мне сам дружбу предложил, так? Вот и выручи меня. Бери мой лист, ступай в зал и дерни там ручку на семьдесят килограмм. А?
— Что, сам не можешь?
— В том-то и дело. После цинги. И рука болит.
Назыпов слегка отодвинулся от Савки:
— Лучше я тебе свой компот за обедом отдам.
— Зачем он мне? Ты дерни лучше за меня.
— А если застукают? Тогда ни флота, ни компота.
Савка даже обиделся:
— Ты же моря не видел! На что оно тебе-то?
Они разошлись,
