Весь Валентин Пикуль в одном томе - Валентин Саввич Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Может, подшучивают? Свои же ребята?»
— Здыбнев! Мишка… это ты? — тихо спросил он у леса.
Шаги замерли. Стало совсем тихо и страшно.
— Хоть бы один патрончик, — бормотал Савка.
Со штыком наперевес юнга снова кинулся на кусты, раня их острием штыка. Ему было страшно. Так страшно не бывало даже в блокадные ночи, когда дом, наполняясь пылью, ходил ходуном под бомбами; когда, лежа под одеялами. Савка слышал выстрел немецкого орудия, а потом отсчитывал, как метроном, до шестнадцати, после чего снаряд коверкал гранит Фрунзенского универмага.
Неуловимый кто-то был здесь, рядом. Савка заставил себя успокоиться. Что должен делать часовой в таких случаях? Дать знать своим. Но как? Телефона нет. И нечем выстрелить, чтобы поднять караул по тревоге. Часов тоже нет, да и неизвестно, сколько времени продлится этот поединок на одних нервах. Савка поступил на свой лад: вжался в двери склада, так что замок впился ему в спину, и, выставив оружие перед собой, замер.
— Вот только подойди, — шептал он. — Вот только сунься…
Он чувствовал, что из мрака за ним наблюдают чужие глаза.
А дальше произошло то, чего никак не ожидал Савка. Буквально в пяти шагах от него выбило из кустов хлопок приглушенного, но очень сильного выстрела. Выпорхнула голубая искра пламени, и в небо, прямо над складом, ушла зеленая ракета. Она погасла, после чего шаги человека пропали в отдалении. Замелькал фонарь разводящего — Здыбнев вел смену. Еще никогда в жизни Савка так не радовался товарищам.
— Замерз? — окликнули его юнги, подходя ближе.
— Вспотел даже.
— Чего так? Ночь-то холодная. Ниже нуля.
— А я… страху натерпелся, — сознался Савка.
— Страху? — хмыкнул Мишка. — Отчего?
— Ходили вокруг меня.
— Да брось! Наверное, корова. Колхоз-то рядом.
— Корову я бы признал. Но это был двуногий зверюга.
— Не ерунди! Корова…
Здыбнев сменил часовых и вместе с Савкой пошел обратно в караулку. Савка долго шагал молча, потом сказал:
— А знаешь, Мишка, корова-то эта ракету запустила…
Колеснику он сразу доложил о событиях во время «собаки».
— Почудилось? — не поверил старшина спросонья. — Кипяток вон там, накрыли подушкой. Попей чаю да ложись кемарить.
— Я лягу, — сказал Савка, раздергивая крючки шинели. — Да не заснуть. Он же под боком у меня ракету выстрелил в небо…
Из головы Колесника выбило сонную одурь.
— Вот как? Ну, ладно. Я доложу по команде, кому следует.
* * *Острота ночного возбуждения не пропала и днем. Савка охотно делился со всеми своими переживаниями на посту. Охотников послушать было немало, и он бестолково рассказывал:
— Стою я, как положено. А он ходил, ходил, ходил…
— Кто ходил-то?
— Да этот… шпион, наверное. Вдруг как пальнет…
— В тебя?
— Нет. Прямо в небо…
В четыре часа дня Савка готовился заступить на пост во вторую очередь, чтобы смениться, отстояв до восьми. Но случилось иначе. После обеда в Савватьево неожиданно прикатил заляпанный грязью пикап, из него устало выбрался пожилой боец-пограничник со старомодным наганом у пояса.
— Юнга Огурцов — тебя. За тобой приехали.
Савка подошел к пограничнику.
— Ты будешь Эс Я Огурцов двадцать восьмого года?
— Я.
— Садись. Поехали…
Выяснилось, что из Архангельска прибыл представитель контрразведки.
(Позднее она получит наименование «смерш».
Савке доходчиво растолкуют:
— Смерш — это значит «смерть шпионам». Военная контрразведка по обнаружению врагов и паникеров.)
Всю дорогу до кремля боец горячо убеждал Савку:
— Только правду говори. Упаси тебя Бог соврать! Там ведь у нас не дураки сидят. Понимают что к чему. Ежели ты чистосердечно покаешься, тебя, может, и простят по малолетству.
Вот и кремль. Конвоир провел Савку на второй этаж бывших архиерейских покоев, открыл дверь, обитую черной кожей, и ввел в кабинет, где юнгу поджидал капитан в сухопутной гимнастерке и широких галифе. Без всяких предисловий он стал орать на Савку:
— Тебя зачем привезли сюда?! Чтобы ты панические слухи распространял?! От горшка два вершка, а уже вредительством занимаешься на руку врагу? Ты эти штучки брось… Каких еще шпионов ты выдумал? Приснилось тебе? Ты злостные вымыслы оставь при себе. Небось от страха штаны прохудил, а теперь ходишь всюду и треплешься.
Савка дал капитану честный ответ:
— Мне было страшно. Не скрою. Но я не струсил.
— Не было никаких диверсантов! — настаивал капитан. — И никто вокруг тебя по лесу не шлялся… Выдумал черт знает что! А зачем же мы тут сидим, если враг под боком ходит?
— Нет, были, — ответил ему Савка. — И по лесу шлялись.
Капитан вскочил из-за стола, побледнел.
— Отвечать не умеешь! Повтори, что тебе сказано.
Давясь от обиды слезами, Савка повторил:
— Есть не было диверсантов. Есть никто не шлялся.
— Ну вот! — Капитан, довольный, вернулся за стол. — Это уже другое дело. А то городишь тут… Придется мне тебя задержать и проверить, чтобы ты больше честных людей не баламутил. Нашлись бдительные товарищи. Просили пресечь злостные слухи.
Савка тут же плеснул масла в угасающий костер:
— Он и ракету выпустил от склада боепитания.
— Кто выпустил? — снова взвился капитан.
— Да этот вот… как его? Не знаю кто.
— Опять ты в паникерство ударился? Звезда с неба скатилась, а тебе она со страху ракетой показалась.
Тут Савка не выдержал — разрыдался.
— Как звезда? — говорил он, всхлипывая. — Я же ленинградский, из блокады.
