Моя служба в старой гвардии. Война и мир офицера Семеновского полка. 1905–1917 - Юрий Владимирович Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одиннадцать часов гости ушли, музыку отпустили, и рота стала укладываться спать. Полицейская комиссия, которой, к счастью, ничем своей деятельности проявлять не пришлось, – пьяные если и были, то все держали себя чинно, благородно, – последний раз обошла подвальные помещения и доложила Романовскому, что нигде никакого беспорядка не замечается. Последними из роты вышли мы и, выходя, решили, что, если будем живы и здоровы, на следующий ротный праздник балов устраивать не будем, а наймем фокусника.
Высокое начальство – портретная галерея
В Ярославском кадетском корпусе, где я проучился семь лет, у нас в классе под стеклом висела таблица высокого начальства, которую мы должны были знать наизусть, со всеми чинами и титулами. Если где-нибудь наврешь, – без отпуска. Знали мы ее, разумеется, назубок. Возглавлялась таблица императорской фамилией, из тех, кто был повиднее.
После самого царя, шел его двоюродный дед, Михаил Николаевич, который носил название генерал-фельдцейхмейстера.
Из-за «фельдцейхмейстера». который на простом языке обозначал начальника всей артиллерии, и которого произносить было нелегко, в свое время было пролито немало мальчишеских слез.
За фельдцейхмейстером шли дяди государя, и из них первым стоял: «Его Императорское Высочество, великий князь Владимир Александрович, главнокомандующий войсками гвардии Санкт-Петербургского военного округа».
«С ним» я не служил, так как в год моего выхода в полк (1905) он уже ушел. Но помню я его очень хорошо и лично, и по рассказам.
Несколько ниже ростом, чем все старшие Романовы, он был очень красив и представителен. Носил короткие бакенбарды, как во времена Александра II, и обладал весьма звучным и приятным барским баритоном. Сильно картавил, говорили, еще сильнее, чем отец.
Как и полагалось начальству доброго старого времени, он никогда никого не ругал и не разносил, а только хвалил и благодарил. Неизвестный до того для высокого начальства обычай разносить и браниться ввел Николай Николаевич, его заместитель.
Во времена близкие к моим на лошадь Владимир Александрович садиться уже не любил, а больше ездил в коляске, в лагерях на тройке, и на широких козлах, рядом с кучером, адъютант.
Рассказывали про него, что едет он раз в Красном Селе по авангардному лагерю, где стояла 23-я пехотная дивизия, полки Печорский и Онежский. Катят по военному полю и подъезжают к полку, который производит ученье. Владимир Александрович привстает в коляске и звучным, сдобным баритоном кричит:
– Здогово, печогцы!!
Но адъютант заметил ошибку и, нагибаясь с козел, поспешно докладывает:
– Онежцы, ваше высочество!
– Здогово, пе-че-нежцы! – поправляется Владимир Александрович и под громкий ответ «печенежцев»: «Здравия желаем, ва-ва-ва-во» – следует дальше.
Первые числа августа. Чудный летний вечер с маленьким ветерком. Солнце почти уже село.
В Красносельском лагере происходит «заря с церемонией».
Царь со свитой, совершив объезд всего главного и авангардного лагеря, вернулся к царскому валику, между Семеновским полком и артиллерией, и слез с лошади.
Солдаты в белых рубашках, без оружия. При тесаках только дневальные под «грибами». Все стоят на передней линейке группами и поют песни. Командир и офицеры, все без оружия, но в белых перчатках, стоят большой группой впереди знамени, мирно беседуя. На широком лоснящемся «гунтере» подъезжает Владимир Александрович. Приехал поздороваться и поболтать. Командир говорит: «Господа офицеры!» Все вытягиваются и берут под козырек.
– Командиру мое высокое почитание, господам офицегам здгавия желаю!
Командир, генерал Пенский, с которым Владимир Александрович на «ты», и старшие офицеры подходят к лошади, и начинается приятный разговор. Всех старших офицеров Владимир Александрович знает в лицо. Держится важно, но в то же время с большой простотой. На прощание, повышая голос так, чтобы все слышали, говорит:
– По тгадиции полагается гассказать. Когда мой дед (Николай I) в эту ночь спал в палатке, как газ на этом месте (показывает на караульную палатку около знамени), готные командиры клали кгугом в палатки солдат, котогые не хгапели!
В Великий пост жена Владимира Александровича великая княгиня Мария Павловна старшая устраивала у себя во дворце на набережной грандиозный благотворительный базар. Несколько вечеров перед этим наши офицеры приглашались во дворец помогать разбирать вещи и устраивать киоски. Часто их оставляли обедать. За обедом была только семья, несколько чинов двора и человек шесть-семь наших. Как хозяева и Владимир Александрович, и Мария Павловна были очень любезны и очень внимательны, особенно с теми, кого они меньше знали.
Последний раз я видел Владимира Александровича при не совсем обыкновенных обстоятельствах. Не помню уж, в каком году дивной петербургской весной, часу в шестом утра, после исключительно приятно проведенного времени, я возвращался к себе домой с Кронверкского проспекта. Погода была такая прекрасная, и так мне было хорошо на сердце, что я решил пройти пешком хотя бы часть дороги. В этот час на улице, конечно, ни души. Иду весело и слышу, что мерной рысью меня кто-то обгоняет, но не извозчик. Я обернулся и вижу: одиночка, караковый рысак, короны на фонарях, а в пролетке, как всегда держась очень прямо, сидит знакомая фигура с бакенбардами. Я поспешно стал во фронт, но, очевидно, на физиономии моей отразилось такое непритворное изумление, что Владимир Александрович усмехнулся и погрозил пальцем. Я хотел было погрозить ему в ответ, но не поспел.
В столь ранний час, что он делал в этой местности, «скрыто мраком неизвестности». Старый шалун, наверное, ездил развлекаться. Во всяком случае, ездил он не «по делам службы», так как в эти годы он и места никакого не занимал.
Года через два он умер.
Был он веселый и «добрый барин», зла никому не делал, правда, и добра делал немного. Но зло, конечно, было. Зло было в том, что он много лет занимал такое место, на котором другой мог принести пользу.
О командире гвардейского корпуса князе Васильчикове было уже кое-что написано в очерке «Разбивка новобранцев». Был он тоже «добрый барин» и, как говорили, прекрасно рассказывал анекдоты. Судить не могу, не слышал, но один анекдот с ним прекрасно помню, так как во время того, как он происходил, я стоял в строю в 20 шагах от главного действующего лица. Когда после поездки в Москву мы в самых последних числах декабря 1905 года вернулись в Петербург, царь прислал Васильчикова благодарить полк за службу и «боевые действия».
На плацу полковой канцелярии полк
