Книгоиздатель Николай Новиков - И. Мартынов

Немалый ущерб делам Типографической компании нанес недалекий и мстительный эмиссар немецких масонов барон Шредер. По его вине на плечи Новикова свалилась дорогостоящая и невыгодная покупка Гендрикова дома. Вслед за этим, нисколько не считаясь с интересами компаньонов, Шредер изъял из общей кассы свой пай. Постепенно компанейские предприятия пришли в упадок. Осенью 1789 г. Компания вынуждена была продать бывший дом Шварца в Банковском переулке и прекратить выплату дотаций масонским стипендиатам за границей. Два года спустя долги Новикова и его компаньонов достигли 300 тыс. руб. Казалось, ничто уже не могло их спасти от полного финансового краха. Однако и на этот раз судьба пришла на помощь издателю в лице его младшего друга и ученика, потомка уральских заводчиков-миллионеров Г. М. Походяшина. Богатый меценат предоставил Типографической компании беспроцентный заем в 50 тыс. рублей, а затем, после ее самороспуска в ноябре 1791 года, помог Новикову сохранить за собой типографию и книжные склады.

«Компания наша, — писал 20 ноября 1791 г. в Берлин к А. М. Кутузову в перлюстрированном полицией письме член Типографической компании князь Н. Н. Трубецкой, — приходила долгами до такого состояния, что мы накануне были сделаться банкрутами, да Бог помог нам, и Коловион с тем человеком, который достал тебе третьего, помнится, году или прежде кредит (т. е. с Походяшиным — И. М.), распевшись с нами с нашего добровольного согласия, взяли как долги, так и дела все на себя, и наш положенный капитал нам возвратили… Возблагодарим Бога, что он избавил нас от стыда и сущего разорения, ибо мы, не имев капитала, достаточного для необходимого оборота по Компании, подвержены были и стыду и сущему разорению, а теперь, избавясь от оного, избавившему и купившему наши дела и имеющему большой капитал не только не сделали разорения, но и доставили еще случай с большим прибытком для себя и пользою для других употребить свой капитал. А наипаче сие утушило между многими из бывших наших членов дух ропота и от того происходящей нелюбви и подозрений, которые было уже между нами зачали являться. Словом, мой друг, надобно было быть с нами последние годы, чтобы восчувствовать во всей цене милость, которую нам оказал Бог, подав нам случай дело нашей Компании так продать и окончить, как мы кончили, ибо сего описать я не в силах, да и не хочу, ибо я хочу сие предать вечному забвению, но скажу, ко утешению нашему, что сей случай прекратил все неудовольствия, и теперь царствует между всеми нами та любовь и согласие, которые были прежде и которые зачали было совсем исчезать»[214].

Восстановив «любовь и согласие» братьев-каменщиков, мастер Коловион остался один на один с долгами, полицейскими репрессиями, тяжкими заботами. Дело, столь блистательно начатое, фактически закончилось катастрофой.

Кем же был на самом деле Новиков: опытным, расчетливым предпринимателем или неудачливым издателем-дилетантом? Пытаясь найти ответ на этот непростой вопрос, мы сталкиваемся с самыми противоречивыми мнениями не только его врагов, но и друзей. «Новиков… всячески старался приохотить публику к чтению, — писал Н. М. Карамзин, — угадывая общий вкус и не забывая частного»[215]. Эта панегирическая характеристика Новикова — книгоиздателя, издавна ставшая хрестоматийной, опровергается свидетельствами других его компаньонов и единомышленников. Получив от Н. Н. Трубецкого известие о прекращении деятельности Типографической компании, А. М. Кутузов весьма критически отзывался о деловых способностях брата Коловиона. «Известие ваше, — писал он, — причинило мне немалую радость… Без сомнения [Г. М. Походяшин], имея великий капитал, может исправить и привести все в хорошее состояние, но подлежит ему быть осторожну и ограничить планы Коловиона. Я всегда думал и ныне твердо уверен, что дело сие есть купеческое и, следовательно, надлежит поступать купечески. Небрежение сего правила было источником нашей расстройки. Купец не думает никогда быть метафизиком. Вот ошибка Колбвиона. Сберегая будущие, и, может быть, никогда не случащиеся расходы, он лишал нас настоящих выгод. Я говорю здесь о пространных изданиях. Легче продать 300 книг, нежели 1500. Второе правило: надлежит располагаться по вкусу читателей»[216].

Вполне возможно, что Кутузов из берлинского далека лучше, чем непосредственные участники событий, видел многие ошибки и промахи Новикова. И все-таки никаким критикам и советчикам не по плечу было то непосильное бремя, которое добровольно взвалил на себя этот неутомимый труженик. Разраставшиеся с каждым годом вглубь и вширь новиковские предприятия требовали постоянного притока новых капиталов; не менее значительные суммы поглощала его многообразная филантропическая деятельность. Доходов же от продажи книг едва хватало на то, чтобы возместить их себестоимость. Книжная торговля еще только зарождалась в России и не сулила скорого и верного обогащения отважным пионерам книжного дела. Поэтому, несмотря на все ухищрения книгоиздателя, сотни тысяч рублей оседали мертвым капиталом в горах нераспроданных книг. Приходилось залезать в долги, обращаться за помощью к чужим, ненадежным людям. В конечном счете, с помощью Походяшина и других просвещенных меценатов Новикову, возможно, и удалось бы справиться с финансовыми трудностями. Однако постоянное противодействие властей, обыски, конфискация книг, травля сводили на нет все попытки издателя сделать свое предприятие доходным. Как показал опыт, политика экономического удушения русских просветителей при всей своей эффективности не способна была окончательно парализовать их волю к борьбе. Поэтому Екатерина II исподволь подготовила последний, решающий удар, навсегда вычеркнувший Новикова из списка активных общественных деятелей.

Неожиданное возвышение старого фронтового генерала князя А. А. Прозоровского, назначенного в феврале 1790 г. московским главнокомандующим вместо либерального Еропкина, вызвало немалое удивление у всех знакомых этого недалекого, но ретивого служаки. Надменный и грубый Прозоровский никогда не пользовался благосклонностью Екатерины II. Однако императрица оказалась хитрее и дальновиднее всех. Ее расчет как раз и строился на непопулярности Прозоровского. В случае чего, кровь невинных жертв падает на голову палача, и его всегда можно будет обвинить в превышении полномочий. Так Екатерина и поступила впоследствии.

Появление в свет знаменитой книги А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», посвященной одному из членов Типографической компании А. М. Кутузову, вызвало у императрицы новую вспышку ненависти к масонам. Дерзкий автор тут же был объявлен их единомышленником[217], хотя братья-каменщики и пытались отмежеваться от него.