Поднимите мне веки - Валерий Елманов

Вообще-то дальше я собирался неспешно перейти к подробному истолкованию правил кровной мести вообще, которым должен следовать каждый знатный человек, после чего вновь вернуться к его частному случаю, остановившись на нем поподробнее, однако не получилось.

– Гля-кась, да они уже вроде бы просмолили все, – тронул сопляка за рукав тот, что постарше, и сразу сделал правильный вывод: – Выходит, он тут, дымком прикрывшись, нам попросту зубы заговаривал, а сам... – И, нахмурившись, легонько пришпорил коня, который послушно двинулся на меня.

– Ты бы поосторожнее. – Я прислонился к дереву, после которого стоял, и, подтверждая мои слова, арбалетная стрела тут же с сочным хлюпаньем вошла глубоко в ствол. – Это мои ратники не промахнулись, – счел я необходимым пояснить во избежание ненужных заблуждений. – Просто пока вас никто не собирается убивать, хотя могли это сделать в любой миг, а вот...

Но и тут потянуть резину не получилось. Второй усач вновь тронул за рукав сопляка и, не дожидаясь, пока тот раскачается, сам примирительно заметил мне:

– Справные у тебя вои, князь. Жалко, наверное, будет терять их. Может, все-таки мирком да ладком решим? Ты прямо сейчас крикнешь своим, чтоб плыли с царевной обратно к бережку, возвернешь ее нам, а уж мы довезем вас обоих в целости и сохранности в Москву.

– А дальше? – Я еще не терял надежды оттянуть время, потому что чувствовал – не хватает всего ничего, какого-то получаса.

– Далее, яко великий государь Дмитрий Иоаннович решит, так тому и быть, – благодушно пояснил второй бородач.

– Ну хорошо. – Я решил сделать неожиданный ход конем. – А если я отправлюсь с вами один, поскольку не желаю везти свою жену в столицу?

– Кого?! – выдали они разом все трое, а у сопляка даже рот раскрылся от такой ошеломительной новости.

– Жену, – отчеканил я.

– Так ты, тать смердячий... – начал было Иван Петрович, но я вновь прислонился к дереву, что сразу повлекло за собой прилет второй арбалетной стрелы, угодившей в ствол самую чуточку ниже первой – разве что «новгородку» между ними пропихнуть, и то с трудом.

– Полегче на поворотах, сын боярский, да поосторожнее в словах, – холодно произнес я. – Мои гвардейцы имеют обыкновение предупреждать только до двух раз, а на третий пеняй на себя. Для начала изволь попросить у меня прощения за непотребную речь и высказанные тобой оскорбления, которые я ничем не заслужил. – Но тут же решил, что с требованием прощения я того, слегка перебрал, так что лучше замять, поскольку унижать человека чревато, и без остановки продолжил: – Или я, по-твоему, похож на татя, который осмелился бы оскорбить ее ангельскую красоту хотя бы неосторожным взглядом, не говоря уж про слово или действие?

– Да нет, князь, Иван Петрович хотел сказать совсем иное, – примирительно улыбнулся мне самый старший из бородачей и осекся, когда я вскинул руку в его сторону, отрывисто и строго спросив:

– Как звать?

– Плетень, – побледнел он.

– А батюшку?

– Исайкой, – еле слышно выдохнул он и взмолился: – Да ты б убрал палец-то, Федор Константиныч, а то твои робяты, чего доброго, помыслят, будто и в меня болтом надобно, яко в то дерево.

Я, разумеется, знал, что не всадят, поскольку сигнал «вести огонь на поражение» был совершенно иной. Вот если бы я сдернул с головы свою шапку, тогда и впрямь мало бы не показалось, причем всем троим, а вытянутая рука говорит совсем об ином – пора запаливать жердины, готовя их к бою...

Я опустил руку и спокойно произнес:

– Совсем иное дело, Плетень Исаич, а то говорю с человеком, а как его звать-величать не ведаю. – И повернулся ко второму.

Тот сообразил сразу:

– Митрофан я, Акундины сын. – И попросил: – Тока пальцем в меня не тычь.

Я не стал тыкать, а вместо этого выдвинул предложение:

– Так вот, уважаемые Митрофан Акундинович, Плетень Исаевич и Иван Петрович, – мстительно поставил я сопляка на последнее место в своем перечне. – Мне думается, что вы нуждаетесь в подтверждении сказанного. Или вы все трое готовы поверить мне на слово?

Те переглянулись и нерешительно пожали плечами.

– Значит, нуждаетесь, – сделал вывод я. – Что ж, есть человек, который вполне сможет вас всех удовлетворить. – И, повернувшись к своим, громко закричал, чтоб показался отец Антоний.

Вид священника, полностью экипированного в свои богослужебные одежды, их немало удивил, но еще больше изумило то, что, когда я попросил подтвердить, что мы с Ксенией Борисовной обвенчаны, священник немедленно закивал головой.

Конечно же на самом деле отец Антоний никогда бы не пошел на такую нахальную ложь, но я еще перед переговорами попросил и его, и прочих, кого ни позову и о чем ни спрошу, сразу со всем соглашаться и все подтверждать.

– А ежели ты... – начал было священник, но я перебил его, спросив, помнит ли он, чтобы я хоть раз солгал, после чего тут же, не давая опомниться, осведомился, понимает ли отец Антоний, что если правда приведет к гибели множества людей, а ложь, напротив, сохранит им жизнь, то лучше сказать последнее.

Да, грех, причем сознательный, но разве ради спасения жизни десятков православных...

Однако священник продолжал молчать, колеблясь в своем решении, и тогда я пошел на компромисс, попросив лишь об одном – если мои слова прозвучат не совсем внятно и он их не расслышит до конца, то подтвердить хотя бы истинность того, что донесется до его уха.

Иначе если отец Антоний станет переспрашивать, то у тех, с кем я буду говорить, запросто может создасться впечатление, будто священник колеблется с ответом, и вывод последует самый печальный.

В смысле, для нас.

Тогда я еще не знал, что мне придется соврать, но все равно был уверен, что совсем без лжи не обойтись, потому и подстраховался, так сказать, заранее освятив свое вранье.

Полностью мой вопрос для отца Антония прозвучал так:

– Подтверди, отче, что Ксения Борисовна находится тут и по доброй воле со мной обвенчана! – Вот только последнее слово я произнес куда тише, чем все прочие, так что он его навряд ли расслышал.

Во всяком случае, кивал он весьма уверенно, а вдобавок еще и перекрестился, поэтому бородачи вновь переглянулись, не зная, как им теперь быть.

Думаю, в какой-то мере их смущал и огонь, полыхавший вокруг струга.

Получалось, что лезть к нам придется только по двум прибрежным водяным полоскам, а это означало, что должной скорости при налете не выйдет – вода затормозит.

Опять же и атаковать, вытянувшись в колонну по одному или по двое, совсем не то, что навалиться всей гурьбой, а больше чем по двое выйдет навряд ли. От силы по трое, да и то третий конь, который дальше всех от берега, уйдет уже по брюхо – я не поленился замерить глубину у берега, прикидывая предстоящий бой и стараясь предусмотреть все возможное.

Не исключено, что еще немного, и я сумел бы окончательно переломить ход беседы в свою пользу, тем самым выиграв спасительные полчаса, но в этот самый миг случилось непредвиденное.

Глава 16

А я с улыбкой загнанного зверя...

– Да чего ты с ним рассусоливаешь?! – еще издали истошно заорал во всю глотку неожиданно появившийся на крутом косогорье нарядный всадник.

Этого я узнал сразу же еще тогда, когда он вместе со мной сопровождал Дмитрия в Москву, – все-таки его мне доводилось лупить дважды, так что ошибки быть не могло – Никитка Голицын.

Всадник меж тем пришпорил коня и, не обращая внимания на крутизну, стал стремительно спускаться, продолжая все так же истошно вопить:

– Два раза ушел, на третий никуда не денешься!

Мне немедленно припомнилась палатка Бучинского и тупой, обессиленный скрежет арбалетной стрелы, чиркнувшей по металлической пластине подаренного Серьгой юшмана.

А еще теплый летний вечер у реки, костер и беспомощно заваливающийся набок Басманов.

Теперь понятно, чья работа.

Ладно, пацан, я тоже два раза лишь пожурил тебя, а теперь спуску не дам.

Однако сдергивать шапку с головы – условный знак для стрельбы в цель – медлил, еще надеясь, что стоящая передо мной троица образумит зарвавшегося щенка. К тому же и время-то работало на меня – только десять ратников, выставив пищали, стояли в полной боевой готовности, а остальное уже переворачивали струг.

Скорее же, скорее!

Словом, я упустил подходящий момент, а через секунду стало поздно – на берегу с правого бока неожиданно вынырнули из-за поворота всадники, которые с саблями наголо во весь опор неслись на моих ребят.

Я отчаянно закричал, указывая им на атакующих.

Те послушно повернулись и тут же открыли стрельбу, а на меня в это время сверху прыгнул один из бородачей, решивший, что арбалетчикам теперь уже не до них, и вознамерившийся под шумок разгорающегося боя геройски пленить меня.

Удержаться на ногах у меня не получилось, и мы покатились вместе с Плетнем вниз по косогору чуть ли не до самой реки.