Хроника абсурда- отделение России от СССР - Виталий Воротников

«Выборы состоялись 4 и 18 марта. Избрано 1029 депутатов (39 — должны избираться повторно). Участвовало более 70 % избирателей. Состав: рабочих и колхозников — 6,7 %, женщин — 5 %, партийных и советских работников — 22 %. Следует признать, что в целом по республике, и особенно в Москве, Ленинграде, ряде других мест, среди депутатов укрепились представители общественных организаций, противостоящие линии КПСС».

В выступлениях — обеспокоенность. Но что толку?

Горбачев: «Нужен более глубокий политический анализ причин. Ясно, что обстановка в период выборов в стране очень сложная, фактор недовольства у населения сыграл свое. Трудности не только экономические и социальные, но и в области межнациональных отношений. Почему в Москве и Ленинграде сложно? Где наши просчеты, в чем? (К чему эти «наивные» вопросы?!) Неожиданный удар — резкое сокращение представительства рабочих и крестьян. Съезд и Верховный Совет можно выиграть, но нужна серьезная индивидуальная работа. Надо поехать туда, где трудно. (Никуда ехать не надо. Все проблемы в Москве.) Информацию Воротникова принять к сведению».

Затем Горбачев стал рассуждать о выработке позиции по отношению к деятельности «Демократической платформы»: «Ю. Афанасьев становится на путь создания социал-демократической партии. Другие — за то, чтобы сохранить оппозицию в составе КПСС, идти на съезд и там расколоть КПСС.

Во-первых. Мы подошли к тому, что необходимо идейно размежеваться. Разослать записку по партии, подключить прессу.

Во-вторых. Нужно и организационно размежеваться. Идти и параллельно, и последовательно. По-разному. То есть конкретно по людям и организациям. Но сделать до съезда.

В-третьих. На практике надо действовать избирательно. С учетом обстановки в конкретных партийных организациях. Одних распустить, в других — перерегистрация членов, кто за КПСС — с нами, а другие… Но размежевываться, не объявляя их врагами, а вести политическую борьбу, диалог, бороться за каждого человека».

Лигачев: «Оценка «левый радикализм» не подходит. Это ревизионистская позиция. Возврат к старой буржуазной социал-демократии. Я за четкое, недвусмысленное идейное размежевание. Они посылают в области директивы для «политических клубов». База — НИИ, вузы, оборонные заводы».

Лукьянов: «Необходимо раскрыть суть идей и принципов «демократов», так как опубликованная ими «платформа» — это туман. Фактически МДГ подкармливают кооператоры (материальная помощь, охрана, множительная техника и т. п.)».

Договорился с М. С. Горбачевым о беседе сразу после окончания Политбюро. Примерно в 18.30 я пришел. В приемной его уже ожидали несколько человек: академик Ю. А. Осипьян, В. Г. Распутин и В. И. Болдин. (А. Н. Яковлев уже находился у Горбачева.) Я присел рядом с Распутиным. Поговорили о делах писательских, об обстановке вокруг о. Байкал. Спросил его о цели визита, пожал плечами — зачем-то пригласил Михаил Сергеевич. А. Н. Яковлев вышел, и ожидающие поочередно стали заходить к Горбачеву. Находились в кабинете по 5–7 минут. Выходили — кто удовлетворен, кто озабочен. Я с интересом наблюдал за этой совершенно разной группой людей, которых собрал Горбачев: член Политбюро, ученый, писатель, работник аппарата. Как стало ясно позже — он формировал состав Президентского Совета. Потом пригласил меня, со мной об этом не обмолвился ни словом. И на Политбюро никакого разговора о подборе состава Президентского Совета Горбачев не вел. Формировал Совет единолично.

Наша беседа. Коротко поговорили об итогах заседания Политбюро. Спросил, как настроение? Я передал ему заявление об отставке. Он прочитал. Смотрит на меня. Говорю: «Некоторые мои коллеги стараются демонстрировать бурную деятельность. У меня другой подход. Обстановка в стране сложная, требуется максимальное напряжение, серьезная корректировка позиции. Работать вполсилы не могу, а по некоторым направлениям и не хочу. К тому же ведь уже 64 года. Не надо ожидать «предложений». До съезда — буду делать все. Но прошу принять решение об освобождении заранее, чтобы не оправдываться на съезде».

М. С. Горбачев воспринял мои слова спокойно. Говорил сдержанно, но с полуулыбкой: «Значит, твердо решил?! Думал, что еще изменишь мнение». И сразу, как бы опасаясь моей неадекватной реакции. «Конечно, от жизни не уйдешь. Неужели уже 64? Да. Не все это понимают». (Вроде бы похвалил меня.) Я напомнил, что беседовал об этом с ним и раньше, что «команду надо обновлять. Мне уже трудно бороться с собой, делать то, к чему не лежит душа, а менять свои принципы — не могу». Он: «Ценю твою прямоту, принципиальность. Всегда имеешь свое мнение, не стараешься «попасть в струю». Отметил мое большое, активное участие в делах, особенно после апреля 1985 года. (Вот в этом он прав, особенно…) «Всем нам трудно избавиться от груза прошлого. Всегда относился и отношусь к тебе дружески, товарищески, с доверием. Вижу, что в последнее время стал более эмоционален, менее сдержан. Но я и нуждаюсь в тех, кто не слепо соглашается, а отстаивает свои позиции». Я подтвердил, да и сам чувствую, что срываюсь. Напомнил ему наш разговор осенью 1989 года: «Хотя я и не очень понимал причину, но коль скоро посчитали необходимым мою передвижку в Верховный Совет, то принял это. Все ведь знали, что Совмин мне ближе и по духу, и по опыту работы. Не по мне политические баталии, лучше работать над конкретными проблемами, делать дело, а не ораторствовать или успокаивать, умиротворять депутатскую массу».

Горбачев: «Напрасно так говоришь, твои политические оценки, и такт в их решении опережают многих. Сейчас время огромной ответственности нынешнего руководства перед народом. Важно — выдержать. Особенно этот и будущий год. Беру твое заявление. Дам знать, как и когда. Хорошо?»

Вот так завершился наш разговор. Он как будто сожалел о моем уходе, сочувствовал, хотя и понимал, что смысл моей просьбы не в возрасте, а в несогласии с проводимой им принципиальной линией, которая противоречит моим убеждениям. Но не сделал никакого намека, попытки разубедить меня или задержать мою отставку. Нет. Он, по-моему, был удовлетворен, что я избавил его сам от неприятного разговора.

Он писал: «… Теперь страна подошла к пределу. Нависла реальная угроза целостности советской Федерации, единству КПСС. В обществе действуют силы, противостоящие социализму.

В ЦК КПСС идут письма, телеграммы от партийных организаций, трудовых коллективов, групп и отдельных граждан, в которых советские люди выражают тревогу и острую боль за нашу Родину, за коммунистическую партию…

На мой взгляд, самое опасное состоит в том, что мы допустили ослабление, разрыхление партии. В этом, полагаю, и заключается ошибка политического руководства, Политбюро ЦК. На основе «Демократической платформы» ревизионисты (они себя называют радикалами) пытаются изнутри преобразовать КПСС в парламентскую партию, отстранить ее от организаторской работы в массах, в трудовых коллективах.

Целые группы коммунистов не только участвуют, но и возглавляют националистические, сепаратистские организации. На партию извергаются потоки лжи. Под флагом демократии, гласности идет размывание идейных и моральных устоев общества. Разрушительная работа оппозиционных сил смыкается с враждебными силами извне.

В партии во весь рост… встала задача размежевания, очищения ее рядов от тех, кто занимает позиции ревизионизма, социал-демократизма, национализма. В противном случае возможен раскол партии. Почему мы медлим с размежеванием?

Считаю, что сейчас тот случай, когда политическую ситуацию в партии надо рассматривать на Пленуме ЦК. На Политбюро договорились направить по этому вопросу письмо в партийные организации. Убежден, что этого недостаточно.

Обстановка требует неотложных действий. Партия, Отечество в опасности, я бы сказал, в большой опасности. И возможный распад нашей Федерации стал бы потрясением мирового масштаба, непоправимым ударом по социализму, международному коммунистическому и рабочему движению. Просил бы ознакомить с этим письмом товарищей, входящих в Политбюро и ЦК. 27.03.1990 г. Е. Лигачев».

Горбачев в повестку дня обсуждение письма Лигачева не поставил. Но в своих выступлениях на этом заседании члены ПБ, секретари ЦК высказывали мнения, во многом совпадающие с оценками Егора Кузьмича.

Справедливости ради следует еще раз сказать, что при всех особенностях характера Егора Кузьмича, при всех наших спорах, разногласиях по ряду вопросов, неприятии мною его нажимных методов работы, порою диктате и т. п., я всегда относился и отношусь с уважением к его личности, к его честности, порядочности, открытой прямолинейности, скромности и исключительной работоспособности.

Горбачев: «Проект письма от имени Политбюро не годится. Это письмо не для дискуссии. Оно должно отразить политическую и идеологическую ситуацию в партии и обществе. Правда такова, что у нас уже складывается около 12 партий. В центре должен быть вопрос об отношении к Платформе КПСС. Какова социальная база партии, где место рабочего класса, каково отношение партии к возможности возрождения капитализма. Необходимо и определение отношения к консервативным силам, тем, кто тянет назад. Таким образом, общая цель — консолидация здоровых сил и размежевание с силами, стремящимися к развалу КПСС.