Из жизни людей. Полуфантастические рассказы и не только… - Александр Евгеньевич Тулупов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но однажды я, как всегда, подкрался, поймал её, сел на лавку и посадил на колени. Курочка на удивление вела себя тихо и молчала. Я погладил её по гребешку, и она, прикрыв глаза, нежно и тоненько так заквохтала, закурлыкала… Что‑то очень уж мне это напомнило… Но что, сразу и не понять… А когда приехал из деревни домой в Москву, сказали мне, что бабушка Агаша умерла.
92 года.
Луковка
Накопилось всякого… Какой‑то надрыв внутри и недовольство. Того гляди, сорвешься и всех разгонишь, а то и, как граф Толстой, сам куда‑нибудь сбежишь.
Алексей вышел из метро и по пути домой забрёл в гастроном. Надо бы купить колбаски, молока, а если хватит, может, и пива.
И тут почти сразу в глаза бросилось: возле овощного развала стоит сухонькая — пресухонькая старушенция. Лет ей, наверное, двести… Породистая такая, волосы на голове прибраны и с красивым большим, несколько горбатеньким носом. Она не просто стоит, а примеряет размер и вес одного огурчика, одной помидорки и одной луковки к своему раскрытому кошелёчку с какой‑то мелочью: то возьмёт огурчик поменьше, а помидорчик побольше, то наоборот; то в пакетик, то из пакетика; то луковку на огурец заменит, то на помидор. И всё время пошатывается от старости. Но при всём этом очень гордо себя держит… Очень. И всё прищуривается, зрение‑то совсем уж плохое, можно сказать: ни хрена не видит, и всё к самому ценнику наклоняется.
У Алёши ещё с детства сразу начинало щемить где‑то меж рёбер при виде подобных старичков, с очевидностью обречённых на совсем уж короткий отрезок, оставшийся от такой длинной и наверняка непростой жизни. И он никогда не знал, как быть и чем помочь… А эта — ещё и такая вся гордая…
И тут вдруг разом, в секунду, всё сложилось!!
Достал Алексей из кошелька пятисотруб-левку, быстро подошёл, и прямо в ноги к бабульке. Она отшатнулась, а он поднял с пола бумажку и говорит:
— Простите, но Вы деньги уронили. У Вас только что выпало из кошелька… Вот… — и протягивает ей купюру.
Она растерянно смотрит то на Алёшу, то к себе в кошелёк, то на деньги… и наконец робко, но вроде берёт.
— Возьмите же, а то мне некогда! — вскрикнул молодой человек и, вложив ей денежный знак в ладонь, развернулся и мигом, ничего не купив и не оглядываясь, сразу рванул на выход. — А то ещё одумается и погонится — возвращать начнет. Гордые — они такие…
Больше её Алексей никогда не видел. Не встречал и раньше, хоть и ходил в тот магазин много лет.
«Наверное, она пришла для меня. Теперь я знаю, что буду прощён!» — рассудил спасенный.
Целый месяц Алёша пребывал в радости с этим чувствованием. Да и потом, когда делалось на душе как‑то нехорошо, вспоминал тот особенный случай и становилось тепло: «Какой же я был молодец, что так ловко тогда всё устроил!» — думал Алексей и улыбался, и улыбался…
Машина времени (полуфантастический рассказ)
Иногда в минуты отчаяния, недовольства собой или в силу сложившихся обстоятельств мы, сожалея об упущенных возможностях, с горечью восклицаем: «Эх, если б время вернуть назад и прожить всё иначе, то вот тогда…!» Очень уж нам хочется переменить ход событий в свою пользу с какого‑то конкретного возраста или эпизода. Очень…
Мне бы, например, хотелось вернуться в самый конец 80‑х. Там много чего можно исправить. Например, убедить моего состоятельного по тем временам родственника на все его честно заработанные за всю жизнь деньги купить квартиру, машину, дачу под Москвой и ещё какую‑-нибудь хрень. А не держать их в Сберкассе, дожидаясь краха 91‑го года, а потом ещё и дефолта через семь лет. Несчастный Федор Егорович! В начале 90‑х ему уже было за семьдесят и он, пытаясь хоть как‑то сохранить заработанное, поверил в акции «Гермесов» — «Хапёров» и запихнул туда почти всё. Очень переживал…
Потом, в 98‑м, продал свою однушку и переехал к жене, а деньги отнёс в банк и положил на депозит в руб-лях. Две трети квартирных руб-лей сгорели через месяц!
Не пережил. Заболел и умер, будучи накануне крепким и здоровым.
Но если вам всё же захочется вернуться в прошлое от самого рождения, то тут может вас ждать ловушка. Ведь, как только проснётся разум, так и сразу следом появится желание жить иначе. Пройденные однажды пути будут исхожены, понятны и не интересны. А если решиться свернуть в каком‑либо месте, то дорога дальше окажется совсем иной и снова приведет к ошибкам, да может ещё и фатальным. Наверно, упущенные возможности — это некий закон жизни. Может, они и никакие не возможности, а путь в пропасть, которая укрыта — сокрыта-прикрыта шторкой? И сами ошибки вовсе и не ошибки…?
* * *
Валера в 1998 году после всеобщего финансового краха так переживал за все свои неиспользованные возможности, что начал впадать в настоящую клиническую тоску и печаль, которую медики называют депрессией. Мысли и память его каждый день уводили в 80‑е, когда он зачем‑то женился не на той, да ещё и прожил с ней четыре года, когда всё почти сразу стало понятно, и надо было разойтись на первом же году совместной жизни. Потом воспоминания его заносили в начало 90‑х, когда можно было оказаться возле государственного корыта, но он прохлопал ушами и должность, и деньги, и вектор всего грядущего движения. И вот теперь — этот проклятый дефолт!
Возраст поджимал, было под сорок, и его уже никто не воспринимал как молодого и перспективного, которому хочется помочь. А даже напротив — все стали ждать поддержки от самого Валерия Кирилловича. И только тут стало вроде что‑то получаться, складываться, выстраиваться, как вдруг обвал! Чёрте что! Этот козёл — глава Центробанка Дубинин — ещё вчера убеждал держать деньги в руб-лях, а вечно пьяный президент на вопрос телевизионного корреспондента о возможном финансовом крахе категорично рявкнул: «Нет!» Они нагло врали своему народу!
Или, может, это был для них чужой народ…
После этих многомесячных и ежечасных невеселых дум Валера и впал в ступор. Состояние его было словно… Нет, пожалуй, никаких ощущений не было… Было, как в сказке: «Что воля, что неволя — всё равно…»
И вот однажды на ночь глядя, совсем было заведя глаза для сна, он до того размечтался, что неожиданно изобрёл машину времени. Точнее, не машину, а некий способ очутиться в прошлом и что‑то там подправить. Вы, наверное, спросите: как это
