Засекреченный полюс - Виталий Георгиевич Волович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В турнирный день один вассал
Весь графский замок... обошел.
Нигде уборной не нашел
И в книгу жалоб записал.
Жан, возвращаясь из кино,
Случайно вляпался в... историю.
Ему нельзя ходить в "Асторию",
Когда на улицах темно.
Сразив кардиналистов рать,
Три мушкетера сели... кушать
И приготовилися слушать,
Как д'Артаньян им будет врать.
Весна. Крестьянин торжествуя
Идет, держась за кончик... плуга,
А позади его супруга
Ворчит, на мужа негодуя.
Маркиз гурманом слыл давно,
И в теплом виде ел... окрошку.
Он был хороший парень, но
Оригинальничал немножко.
Тореадор попал в беду,
Схватив маркизу за... мантилью,
Она вскричала: "Эскамильо,
Вы хам. К вам больше не приду".
Турецкий канцлер Иненю
Сказал по радио... народу:
"Я обещал для всех свободу,
Но дать ее повременю".
Себя от старости страхуя,
Пришли в госстрах два старых... деда
И там затеяли беседу
О важной роли поцелуя.
Однажды в разгар "концерта" на камбузе появились в неурочное время Яковлев с Дмитриевым. Песня понравилась, и они потребовали донести ее до широких станционных масс. Я выполнил их просьбу после ужина и даже сорвал аплодисменты.
Однажды, обнаружив на книжной полочке томик "Евгения Онегина", я загорелся идеей выучить его наизусть. Положив его на разделочный столик, я принялся твердить звучные пушкинские строфы. И сразу же меня привлекли (о профессионализм!) "кулинарные" строки.
"Пред ним окровавленный
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбурским живым
И ананасом золотым.
Я со смаком повторял их раз за разом, хотя из всех этих яств мне удалось отведать только ростбиф, под именем которого в московских ресторанах подавали кусок жесткого пережаренного мяса. О лимбургском сыре, трюфлях и нетленном страсбургском пироге я знал понаслышке, а ананас видел только на картинках. И тем не менее каждый раз воображение рисовало передо мной роскошный стол петербургского ресторатора, и я невольно глотал слюнки. Хорошо жили буржуи. Правда, работа над Пушкиным продвигалась черепашьими темпами. Обстановка камбуза мало способствовала усвоению стихов. Но я не унывал. Впереди было еще много обедов и ужинов.
Глава XII ПОТОП
Ох как не хочется среди ночи вставать на метеорологическую вахту. Гудкович потянулся взглянуть на часы и, расстегнув "молнию" вкладыша, протянул руку под койку, нащупывая унты. Неожиданно пальцы его коснулись воды. Вода на полу палатки? Сон сняло как рукой. "Полундра! - закричал Зяма. - Вода в палатке!!"
Еще не соображая со сна, что случилось, мы стремглав выскочили из мешков, на ходу натягивая на себя брюки и свитера.
Если под палаткой прошла трещина, она может мигом разойтись, и тогда из нашего жилища быстро не выберешься. Протиснувшись через лаз, волоча за собой шубы, мы выползли на свет божий. Огляделись. В лагере царил полный покой. Даже не слышно было обычного потрескивания льда.
Из-за камбуза показался Петров - вахтенный.
- Вы что это ни свет ни заря поднялись? Бессонницей, что ли, мучаетесь? - спросил он, удивленно разглядывая наши полуодетые фигуры.
- Ваня, ты ничего не слышал? - сказал Дмитриев. - Кажется, льдина под нашей палаткой треснула.
- Это тебе со сна показалось. Никаких подвижек и в помине нет.
- Какое там показалось, если всю палатку затопило водой.
- Как затопило?
- Вот так и затопило. Наверное, под палаткой трещина прошла, - сказал Дмитриев и, повернувшись, нырнул в темноту тамбура.
Мы полезли за ним. Воды на полу прибавилось.
- Вот черт, все наши вещи намокли, - сказал Зяма, стараясь дотянуться до большого мешка с обмундированием, лежавшего на полу в ногах у кровати.
- Черт с ними с унтами, все равно они уже мокрые, - сказал Саша и смело шагнул вперед, разбрызгивая воду. Но мы с Зямой продолжали нерешительно топтаться на месте.
- Я сейчас вернусь, - вдруг сказал Гудкович, исчезая за пологом. Через несколько минут он появился вновь, волоча за собой пустые деревянные ящики. Мы последовали его примеру, и вскоре над водой поднялись импровизированные мостки.
- Никакая это не трещина, - уверенно сказал Петров, обмокнув палец в воду и попробовав ее на вкус. - Вода-то совершенно пресная. Если бы она поступала из трещины, она была бы соленой.
- И правда, она пресная, - подхватил Дмитриев, тоже успевший определить вкусовые качества воды.
- Эврика! - вдруг воскликнул Зяма. - Это все аэрологи виноваты. Когда лагерь переезжал, Канаки это место нашел и все расхваливал, какое оно ровное да удобное. А то, что под ним снежница может оказаться, он и не подумал. Вот теперь мы и отыгрываемся за его неосмотрительность. За эти месяцы на палатку снега столько навалило, что, видимо, тонкий ледок на снежнице треснул под ее тяжестью.
Пока мы охали и кляли непредусмотрительность аэрологов, вода продолжала прибывать, затапливая все вокруг.
- Не повезло вам, друзья, - сказал Петров озабоченно. - Пойду-ка я сообщу Михаилу. Пусть он решит, как вам быть дальше.
Вскоре он возвратился вместе с Сомовым. Михаил Михайлович первым делом попробовал воду на вкус и, убедившись, что она пресная, успокоился.
- Пожалуй, придется вам перебираться на время в другую палатку. Только вот в какую? Только одна комаровская мастерская свободна. Вот там и располагайтесь. Она, правда, поизносилась и там довольно прохладно, но уж потерпите малость. Обложите ее снежными кирпичами и грейте паяльной лампой. Только не забудьте дверь в вашей палатке пошире открыть. Пусть дед-мороз постарается. Думаю, за два-три дня все замерзнет и сможете вернуться к своим пенатам.
Захватив с собой все самое необходимое, мы поплелись в палатку-мастерскую. Вид у нее был аховый. В протершийся брезент просвечивали звезды. Снежная прокладка отсутствовала. Мы стояли посреди палатки, удрученно поглядывая друг на друга.
- Ну что, так и будем стучать зубами, - сказал, поеживаясь, Дмитриев, - берите лопаты и начнем утепляться.
Заготовив из ближайшего сугроба десятка три снежных блоков, мы тщательно обложили ими со всех сторон палатку, а тем временем Петров приволок несколько запасных оленьих шкур со склада, расстелил их на полу и зажег паяльную лампу.
- Ничего, не замерзнем, - убежденно сказал Гудкович, отогревая над лампой застывшие руки. - Теперь вся надежда
