Реликтовая популяция. Книга 2 - Виктор Васильевич Ананишнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не смеюсь, Тринер. Плакать хочется. Ты бы встал, походил. Помочь?
– Опять в туалет поведёшь?
– Надо?
– Это я к тому, что сам могу.
Тринер встал на ноги, покачался из стороны в сторону, как после излишнего приёма коввты. Шаги его были неуверенными, но связник крепился и пытался улыбаться. Через несколько минтов в изнеможении опустился на диван рядом со Свимом.
– Видишь, какой я, – Тринер не жаловался, констатировал.
– Вижу… Уже ночь. Что делать будем?
Связник пожал плечами.
– Вот что, – Свим приблизил свои губы почти к самому уху Тринера и стал медленно подниматься, чтобы со стороны его движение казалось бы естественным. – Отдышись. Чуть позже я разобью видео глаз и мы с тобой…
– Меня оставь, – не раскрывая рта подобно чревовещателю, проговорил Тринер и затуманенным взглядом окинул комнату, словно прощался. – Твоё предложение мной обдумано окончательно. Ты уйдёшь, а я им тут поморочу голову, тем самым попридержу немного.
– Нет. Уйдём вместе, – покачал головой Свим. – Это тоже окончательно.
Тринер, подражая Свиму, покачал головой и печально улыбнулся.
– Ты помнишь, что сказал Заберуг, когда его возлюбленная Зудея уходила от: него?
Свим ошалело уставился на Тринера. Переход от одной темы к другой был слишком стремительным, тем более в ту область, где он был не слишком силён.
– Заберуг сказал столько, – осторожно начал он, – что я практически ничего толком не знаю о его высказываниях. Видишь ли, Тринер, мои наставники больше всего старались, чтобы я не был перекормлен, и в основном натаскивали меня в гимнастическом зале, чем в чтении Заберуга, как бы он уважаем ни был.
Наступила очередь удивляться Тринеру, признание Свима оказалось для него неким откровением. Он до сих пор знал Свима как дурба и агента Фундарены, а он ответил не так, как мог бы изъясняться человек такого уровня.
– У тебя были наставники, Свим? С таким-то нэмом?
– Я… Мутные звезды! Тринер, помолчи! – Свим воровато оглянулся в сторону видео глаза.
Ещё ему не хватало раскрыться перед Присметом, кто он есть на самом деле.
Они долго молчали, глядя друг на друга. Свим настороженно, Тринер с откровенным любопытством, он даже сел ровнее и не стал казаться таким измождённым.
– Дa-a, – протянул связник. – Никогда не знаешь, с кем говоришь, и что от него можно ожидать. Ты… Свим, очень открытый человек. Разве тебе не внушали, что открытость, если она излишняя, хотя и не порок, но счастья в жизни не добавляет.
– Вот ты как! Как не говорили? Говорили. Но почему я перед тобой должен изображать знатока Заберуга, если я его читал только однажды и слишком давно?
– Это другое дело. Но ты, как мне теперь понятно, читал и его, и других? То-то у тебя здесь есть книги! И читаю я не очень-то… Так что признаюсь, кроме Заберуга и его Заметок о любви больше никого и ничего не читал, потому-то его одного и приемлю. Хотя многие говорят, что великий Зунед и, не менее великий, Еспёр куда выше Заберуга.
– Еспёр и Зунед велики потому, что настолько древние, чтобы перед ними Заберуг мог выглядеть как дитя… Так что там сказал Заберуг своей возлюбленной, бросившей, как мне не изменяет память, его… его героя в пустыне на виду у диких, съевших, якобы, того после её исчезновения?
– Так оно и было. Память у тебя великолепная. Он сказал: «Беги, беги! И глаз моих печаль не сможет остановить твоей жизни скоротечной. Кто я такой, чтобы быть тебе обузой и камнем на груди в бушующей волне желаний…» Так сказал Заберуг. Ты, надеюсь, понял его последних слов намёки?
– Слов его намеки… Ты, Тринер, сам поэт.
Свим, тяжело переставляя ноги, в задумчивости заходил по комнате туда-сюда.
«Как бы он поступил на месте Тринера?» – задался он непростым вопросом, потому что на него, наверное, не было однозначного ответа. Смог ли он так решительно отказаться от помощи убежать отсюда куда подальше. Ведь ему ясно, как и мне: уйду я, он останется тескомовцам и Присмету на заклание, а то и к более изощрённой смерти.
Плохо думалось, плохо соображалось. В голову лезли посторонние мысли. Пожалуй, надо было действовать, ночь-то проходит, а он всё медлит…
Вдруг Тринер встрепенулся, на слабых ногах подошёл к столу и приложил к нему ухо.
– Они пришли, – сказал он упавшим голосом, устало поднял голову и показал рукой вниз, в подполье.
– Что ж, – ни один мускул не дрогнул на круглом лице Свима, только резче обозначились складки у крыльев носа.
Он как-то уже смирился с таким исходом притязаний Присмета и был готов продать свою жизнь как можно дороже. Он, возможно, потому и медлил – уходить или не уходить, – так как ожидал полной развязки событий.
Рука его нашла рукоять меча, и он попробовал легкость его высвобождения из ножен.
– Хороший слух, – похвалил он Тринера, – Как слышишь, их много?
Последние слова у него вырвались произвольно, он не хотел спрашивать о численности противника – какая разница, сколько их там?
Тринер, приложившись вновь к столешнице, замахал рукой с растопыренными пальцами,
– Это не тескомовцы, – пробормотал он, – Кто-то лёгкий, подвижный… Их там двое. Знаешь, какой-то будто бы перестук молоточков…
– Мутные звёзды! Принесло их… – Свим резко обернулся, выхватил меч и полным замахом саданул плашмя всей его тяжестью по видео глазу, превращая его в совершенно непригодную вещь.
– Что? – отпрянул от дурба Тринер.
– Это мои… Не медли, Тринер! Мы теперь не одни… За мной! – Свим бросился к двери, открывающей спуск в подвал, рванул её на себя и нос к носу столкнулся с мяукнувшим от неожиданности К”ньецем.
– Свим! Живой! Малыш…
Свим взвыл от реальности собственного предчувствия.
– Зачем ты его притащил сюда? Молчи! Не упоминай о нём! – Он заглянул через голову К”ньеца и увидел Камрата. Тот спокойно стоял у самого стола, подняв к нему лицо. – И ты молчи! Все ни звука! Тринер, – ухватил он связника за рукав. – Уходим!.. Уходим!!.
Командир полукрина влетел в комнату, облюбованную с позволения кугурума Присметом под кабинет, и остановился в замешательстве. Присмет спал прямо в кресле с широко раскрытым ртом – огромным провалом, способным вместить голову обычного человека.
– Шейн! –
