Последний переход - Андрей Самойлов

– Делайте морды посерьезнее, – не разжимая губ, шепнул спутникам Павел.

Егор старательно насупился, а каковы уж рожи сделались у остальных, не видел.

Вдоль странным образом уцелевшей высокой кирпичной стены действительно было тенисто и прохладно – и это было хорошо после солнцепека, на котором все успели малость взмокнуть.

Бурдюк, надо отдать ему должное, в самом деле распорядился оперативно. Зычный голос зазвучал, размахивающая руками пятнистая фигура замельтешила невдалеке – и через несколько секунд четыре молодых парня приволокли невесть откуда побитый письменный стол. Следом еще трое, такие же испуганные и пыхтящие от усердия, явили пять самых разнокалиберных и невероятных стульев: один гнутый венский со сломанной спинкой, два вроде бы школьных, из железных трубок и фанеры, одну грубую табуретку и один полумягкий, канцелярский, с потертым кожаным сиденьем.

Все это, суетясь и спотыкаясь, расставили. Бурдюк мелким бесом крутился вокруг:

– Вот-с, чем, как говорится, богаты, тем и рады, хе-хе… Сейчас обед будет! Правда, также не обессудьте… военные условия-с…

– Ничего, – холодно обронил Павел и сел на венский стул. – Хлеб есть?

– Черный, – сугубо опечалился Бурдюк. – Ржаной! Другого хлеба, увы, в наличии не имеется.

– Ничего, – повторил Павел снисходительнее. – Сгодится и ржаной. Извольте побыстрей!

Второразрядный начальник счастливо затрепетал.

– Есть! – рявкнул страшным шепотом и кинулся со всех ног исполнять.

Егор только хмыкнул.

– Ну, народец, – сказал он и тоже сел, на табурет, стряхнул автомат с плеча.

Фу ты, как здорово, оказывается – сесть, скинуть тяжесть, вытянуть ноги!.. Княженцев блаженно улыбнулся.

– Всё познается в сравнении, – изрек он.

Никто не стал комментировать эту премудрую фразу. Все с видимым наслаждением попадали на стулья, посбрасывали с себя оружие.

– А ведь и вправду аппетит разыгрался, – заметил Аркадий.

– Сейчас покормят, – уверенно произнес Забелин.

– Да, а этот-то… Бурдюк! Хоть и дурак, а расторопный, – согласился Егор.

Точно, через минуту появился упомянутый, крепким словом он подбадривал своих архаровцев. Те рысцой бежали, притащили котелок с обедом, чашки, ложки. Сам Бурдюк торжественно нес нарезанный хлеб и здоровенную бутыль с золотистой жидкостью.

– Сок яблочный! – гордо отрекомендовал он напиток и водрузил емкость на самый центр стола. – Кружки! – отрывисто скомандовал одному из подчиненных. Тот ломанулся бегом.

Княженцев заглянул в дымящийся котелок. Там, подернутая маслянистой жижицей, исходила горячим паром каша не каша, суп не суп – кондер, как выражается Павел, и первое и второе сразу.

– Приятного аппетита! – пожелал Бурдюк.

Павел сухо кивнул на это, первым взял миску, ложку, начал накладывать месиво. Прочие не отстали, живо, со стуком разобрали посуду, стали черпать еду. Стол сразу покрылся жирными пятнами.

Прибежал, преувеличенно топоча, посланный за кружками, принес пять штук, поставил; сам из вежливости попятился обратно задом.

– Сок не забывайте-с, – медово напомнил Бурдюк.

Егор вскинул на него взгляд. Тот стоял в позе ресторанного метрдотеля, только что салфетка через руку перекинута не была… В философе вдруг взыграло озорство.

– А вы, простите, еще здесь? – как бы удивился он.

Сладкая радость на Бурдюковом фасаде поблекла.

– Да-с… А что?

– Собственно… Собственно, то, любезный, что потрудитесь-ка избавить нас от вашего общества, – внятно, раздельно произнес Княженцев, глядя на стоящего невинным взором. – Займитесь своими прямыми обязанностями! Вы ведь командир второго разряда? Вот и действуйте… согласно уставу.

Несколько секунд Бурдюк осмысливал сказанное, а когда осмыслил, то лик его из напряженно-мыслящего вновь превратился в холуйски-почтительный.

– Приятного аппетита-с, – усугубил он свое пожелание и удалился с глубоким пиететом, на цыпочках.

Аркадий с Павлом сдержанно рассмеялись.

– Лихо, – сказал Павел.

– Есть у кого учиться, – ответил Егор, быстро орудуя ложкой. – Слушайте, а харч-то – ничего себе!

– Пшенка, – откликнулся Юра, активно поедая свою порцию. – Мне у вас там тоже она нравилась.

А Беркутов нехотя похлебал и отодвинул миску.

– Знаете, – сознался он, – а мне что-то даже и не хочется. Аппетита нет.

– Почему? – Егор удивился, рука его на мгновение замерла.

– Не знаю. Муторно как-то…

Егор пожал плечами и вновь заработал ложкой.

– Кстати, – вспомнил Аркадий, – раз уж нас и соком угостили, то не следует отказываться.

Разлили сок, попробовали, похвалили. Было за что – он действительно оказался чудесным, кисло-сладким, разве что уж слишком теплым, надо бы похолоднее.

– М-м, – с удовольствием помотал головой Княженцев. – Люблю я поработать, особенно пожрать!..

– Чревоугодие – один из семи смертных грехов, – напомнил ему Кауфман.

– Грешен, грешен – признаю…

– Батюшки-святы, – неожиданно воскликнул Павел. – Опять он!

К ним бежал неугомонный Бурдюк: подчеркивая рвение, старался держать руки по швам, а ноги высоко вскидывал – смех и грех.

Подбежал, кое-как перевел дух.

– Господа, простите великодушно. Вынужден вас обеспокоить… С вами хотел бы побеседовать наш командующий.

– Командующий? – переспросил Павел чрезвычайно надменно. Вынул из нагрудного кармана носовой платок, на который Егор воззрился, как на чудо, промокнул губы. – Кто таков?

– Его высокопревосходительство генерал Выдрищенский! – Бурдюк вытянулся в струну.

– Зовите, – милостиво позволил Забелин.

Бурдюк опрометью кинулся прочь.

– Ваше превосходительство! – заголосил на бегу. – Ваше превосходительство!..

– Вот уж интересно взглянуть на это превосходительство, – усмехнулся Егор.

Взглянуть оказалось не просто интересно, а прямо-таки поучительно.

Сначала из-за стены выбежал, ежесекундно озираясь, Бурдюк. А следом возникла крупная фигура в потрепанном фраке, на плечах коего криво нашиты – левый ниже, правый выше – золотые эполеты с густой бахромой.

Генерал в самом деле был крупный мужчина, ростом под сто девяносто сантиметров, грузноватый, с брюшком, которое старательно втягивал, а грудь, соответственно, выпячивал. Наружность его вообще была самая внушительная, воистину генеральская: лицо крупное, багровое, с роскошными седыми усами, взгляд смелый, походка твердая. Он совсем немолод был – а никак в нем не чувствовался старец, – спину держал прямо, голова слегка откинута назад, гордо.

Кроме столь странно украшенного фрака, на генерале имелась грязная белая сорочка, черный галстук-бабочка и темно-синие с оранжевыми лампасами штаны, заправленные в высокие лакированные ботфорты со шпорами. При ходьбе эти шпоры крепко кратко звякали – тоже как-то по-генеральски.

Комическое вроде бы одеяние – а вот поди ж ты, вовсе не смешно, так много властной силы чувствовалось в этом человеке.

Он подошел, остановился. За одно мгновение окинул взглядом всех пятерых, дернул головой в кратком полупоклоне:

– Рад вас приветствовать, господа.

Сидящие и жующие вразнобой закивали, а ответил за всех Павел:

– Мы также рады, ваше превосходительство, – сказал весьма любезно. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Генерал сделал левою рукой великолепный барский жест – щелкнул пальцами:

– Стул!

И Бурдюка как ветром унесло. А обратным ветром принесло с таким же венским стулом, что под Павлом.

Юра с Беркутовым подвинулись, давая генералу место.

– Благодарю, господа, – баритоном пророкотал Выдрищенский, массивно уселся, распахнув фрачные фалды. И – Бурдюку:

– Можешь быть свободен, братец.

Егор счел нужным ввязаться в разговор:

– Разделите нашу трапезу, ваше превосходительство?

– Отнюдь, – генерал ловко подкрутил усы. – Благодарю-с, укомплектован.

– Тогда мы продолжим, с вашего позволения.

Павел иронически переломил бровь – экая, мол светская беседа пошла… Какое-то время молча ели-пили, а генерал строго оглядывал окрестности, гулко покрякивал, откашливался, сопровождая сии звуки неизменным: «Пардон, господа».

Наконец насытились, отставили миски. В последний раз выцедили по кружке сока.

Забелин оказался все-таки умелым дипломатом. Он вновь и с очень аристократическим видом промокнул губы платком, вежливо улыбнулся и молвил:

– Итак, ваше превосходительство, мы вас слушаем.

Генерал густо крякнул, как гром небесный.

– Да-с!.. Прежде всего я хотел бы выразить вам признательность за то, что вы решили поддержать именно нас…

Павел зыркнул на своих: тихо, мол! – но мог и не зыркать, ибо все уже были ученые.

– …М-да. Тут, конечно, были различные дебаты. Но я, поверьте, господа, никогда и мысли не допускал, что вы, при таких ваших достоинствах, вдруг проникнетесь сочувствием к этой старой развалине, к Чухонину. Ему немного осталось, уж поверьте мне. Да они сами это чувствуют! Он и его окружение… Кое-кто уже перебегает к нам, да-с. Ну, уж а с вашей-то помощью… – Генерал густо рассмеялся.