Хаосовершенство - Вадим Панов

Папа и сам не знал, для чего попросил книгу. Просто посмотреть.

– Что будешь с ней делать?

– Отвезу домой, – коротко ответил невысокий убийца. И добавил: – Ухожу.

– Уходи, – кивнул Папа. – Уходи.

Страницы этой книги его не волновали.

Август

Вырванный из великана глаз остервенело таращится на Еву и плачет кровью. То ли ее оплакивает, то ли себя. То ли просто делает то, что должен. Для чего его придумала какая-то сволочь.

– Отвернись, – хмуро приказывает Пума.

Но глаз не отворачивается, потому что вырван из великана и закреплен на хитроумной подставке. Глаз продолжает таращиться, и его взгляд приводит в бешенство. Кажется, что вырванный из великана глаз смотрит прямо в душу.

– Отвернись!

Не отвечает, сука, потому что никто не добавил к вырванному глазу вырванный рот. Ядовитая железа есть, а ядовитых зубов нет.

– Не хочешь отворачиваться, не надо, – хмыкает Ева и палит в уродца из «дыродела».

К ее огорчению, проклятый глаз не лопается, красиво разлетаясь по комнате тухлыми ошметками, и даже не уменьшается в размерах. Уродец глотает пулю, сохранив на память лишь маленькую дырочку в боку, и перестает плакать отравой.

Наверное, обиделся.

– Гадина! – Пума сплевывает, бросает пистолет на пол и отворачивается. – Мерзкая гадина!

Первая из тех, кто скоро по-хозяйски обживет Землю, появится в каждом городе и в каждом Анклаве, займет почетное место в легальных и нелегальных лабораториях. Изменит мир. Трудолюбивая гадина, плачущая ядовитой слизью.

Кирпичик новой эпохи.

Коммуникатор пищит, сообщая, что очередное проклятие выложено в сеть, нырнуло ядовитой рыбой в информационное море. Коммуникатор пищит, а в дверь начинают ломиться охранники – они наконец поняли, что внутри неладно.

– Я еще занята, ребята, – усмехается Пума. – Дайте мне несколько минут, ладно?

Охранники не слышат, продолжают стучать, пытаясь выломать титапластовую дверь.

«Господи, сколько же на свете идиотов!»

Пума, несколько раз споткнувшись о валяющиеся на полу трупы, подходит к убитому глазу, упирается руками в стол и пристально смотрит на осколок неведомого великана.

– Ты правильно сделал, что перестал плакать, маленький уродец, ведь сегодня большой, мать его, праздник. Сегодня день рождения новой, мать ее, эпохи. Сегодня мы купаемся в будущем.

– Откройте дверь! – грохочет металлический голос. – Немедленно откройте дверь!

Охранники сумели подключиться к стационарному коммуникатору и пытаются связаться с находящимися в комнате людьми. Охранники верят, что внутри много живых.

– Откройте дверь!

Заодно охранники отрубают Еву от сети, но они опоздали: проклятия отправлены, новорожденный мир улыбается своему первому дню и запускает «синдиновые» зубки в горло мира старого.

– Откройте!

Пума демонстрирует двери неприличный жест.

– Откройте!!

Логическая цепочка напоминает электрическую схему: если все элементы сложены правильно, на потолке загорается лампочка. Большая энергосберегающая, мать ее, лампочка.

В логической цепочке тоже все последовательно, цепляется одно за другое и подводит к однозначному выводу. Тошнотворному, мать его, результату. Логическая цепочка на то и логическая, что не позволяет плюнуть и сказать: не так.

Не так!!

Логика…

Какая тварь придумала логику? Для чего она нужна, если весь мир пропитан чувствами, а скоро их заменит «синдин»? Какая польза от логики?

Пума кашляет, копается в кармане короткой кожаной куртки, вытаскивает гранату с напалстером и несколько секунд тупо разглядывает смертоносную железяку.

– Нет, не сейчас.

Аккуратно кладет гранату рядом с коммуникатором, вновь лезет в карман и достает мятую фотографию.

Сорок Два, Красная Роза и она. Все как живые. Даже она как живая, хотя тогда уже появился кашель. Пума на фотографии улыбается. Все улыбаются. Они ведь, мать твою, любят друг друга. Там, на фотографии, они любят друг друга. Еще не знают, чем все закончится. Или кто-то из них уже знает? Там, на фотографии?

Логика, мать твою, дерьмовая логика.

Доктор Скотт оказался храмовником. Интересно, он задохнулся или сгорел? Как была выстроена логическая цепочка его смерти?

– Ты помнишь доктора Скотта, Роза? Тогда его звали Заур. Это он вколол Сорок Два бракованные наны, соединившиеся с «синдином». Помнишь, как ты целовала его, Роза? Нет, не Сорок Два, а доктора, который его спас? Помнишь, как ты целовала его чуть позже, когда выяснилось, что наны оприходовали «синдин» и получилась троица? Помнишь доктора Скотта? Он храмовник, Роза, он храмовник…

Храмовник.

Логическая цепочка.

Не было чуда. Не было озарения. Не было потрясающего везения. Сорок Два банально создали.

– Он марионетка, Роза, ты отдала жизнь за дерьмовую куклу, к ручонкам которой привязаны ниточки. Мутабор затеял игру, Роза, Мутабор придумал «синдин» и научил нашего пророка им пользоваться. Пока Сорок Два мечтал создать новый мир, Мутабор ломал старый. Делал, а не мечтал.

Выстраивал логические цепочки.

Для чего?

Для того, чтобы никто не обращал на него внимания. Для того, чтобы у больших людей большого мира болела голова от диких тритонов и им не было дела до делишек храмовников.

Хаос. Вот чего добивался Мутабор. Хаос – результат логической цепочки. Холодной как лед цепочки.

Мы строим прекрасный Цифровой мир, а он, наш мир, кровожадным Молохом пожирает своих детей. А эти глупцы не понимают, мечутся, требуют, завывают: дайте нам «синдин». Берите свой «синдин», придурки, жрите! Не забудьте добавку. Запускайте «поплавки», становитесь цифровыми богами, подыхайте.

Совершенный, самовоспроизводящийся хаос.

– Сегодня я исполнила волю нашего пророка, Роза, – шепчет Пума и целует фотографию. – Сегодня я сделала то, для чего нас создали. У нас будет новый мир, Роза, и я рада, что ты его не увидишь.

Дверь медленно краснеет, охранники приволокли резак.

Думаете, успеете? Вряд ли. Ведь все, что нужно, – просто протянуть руку.

Ева прижимает мятую фотографию к груди, в которой засел проклятый кашель, и просто протягивает свободную руку, прикасается тонкими пальцами к холодному железу гранаты.

Теперь нужно просто вытащить чеку.

Одной рукой неудобно, поэтому Ева берется за кольцо зубами.

Напалстер – отличная штука, даже одна граната выжжет все: и трупы, и мертвый глаз ядовитого великана, и коммуникатор, отправивший миру проклятие, и кашляющую грудь, к которой прижата фотография любимых.

Вспомнив о ней, Пума вновь целует карточку, кашляет и замечает на лицах улыбающихся людей капельки крови. «Синдин» наконец-то проявляется во всей красе, перестает прятаться за безобидным кашлем. «Синдин» приготовился скрутить жертву, но…

– Опоздал, милый, ты меня не убьешь, – шепчет довольная Ева. – Я тебя обманула, я все сделала сама.

Пума вновь прижимает фотографию к груди, закрывает глаза и возвращает освобожденную от долгого ожидания гранату на стол.

Сегодня большой праздник. Давайте устроим фейерверк.

Июль

Анклав: Цюрих

Территория: Альпийская Поляна

«Замок Ван Глоссинга»

Самый страшный круг ада предназначен предателям

– Активисты знаменитого движения «Остановим Ад!» провели очередную громкую акцию. На сей раз мишенью стал морской порт русского города Мурманск, переоборудованный корпорацией «Науком» в рамках строительства Станции. Около трехсот человек перекрыли главные ворота порта и, скандируя «Вы приближаете смерть Земли!», полностью парализовали его работу. Прибывшему к месту акции мэру Мурманска, господину Батуринидзе, члены движения вручили петицию с требованием прекратить сотрудничество с «Науком» и не принимать предназначенные для Станции грузы. В ходе двухчасовых переговоров мэру удалось убедить активистов снять блокаду…

– Неплохо, совсем неплохо.

Дрогас уже получил подробный доклад об акции, а новостную ленту включил из любопытства. И остался доволен увиденным. Яркая картинка: триста человек в черных рясах с зажженными свечами в руках отлично изобразили «похороны Земли». Большой шум: на месте событий работали журналисты всех основных каналов. А самое главное – никакого насилия. «Остановим Ад!» позиционировало себя как мирное движение, пытающееся добиться своего исключительно добрым словом.

– Не просто неплохо, а очень даже хорошо… – Дрогас выключил коммуникатор, крутанулся на стуле и холодно посмотрел на Флобера. – Ну а ты как?

– М-м…м?

Рот обнаженного толстяка заклеен скотчем, поэтому в ответ Стефан услышал лишь невнятное мычание.

– Вижу, что не очень, – усмехнулся Дрогас. – Но ты не волнуйся, дальше будет хуже.

Директор страшной Африки, блестящий, исполнительный офицер, которого Моратти не уставал ставить в пример подчиненным, лежал на металлическом столе в позе «звезды», с разведенными в стороны руками и ногами. Взгляд мутный, непонимающий, а на лице и груди свежие кровоподтеки.