Падение Левиафана - Джеймс С. А. Кори

– У нас пятый день невесомость. Он ее переносит лучше меня. В судовом лазарете есть для него камера с нагрузочным гелем, но на борту много семей, которым она требуется, так что тренируем его по расписанию. Хотя Рохи считает это очень важным. И, вероятно, права. Ему в камере не нравится, зато спит он потом как зверь. Так что с этим все хорошо. Я молодцом. И Рохи молодцом. Если мы к прилету на Ньивстад еще сможем друг друга терпеть, я скажу, что наш брак вечен. Мне непривычно жить в такой близости с кем бы то ни было.

Он помолчал, соображая, не стоит ли стереть и начать заново. Отец мог увидеть в шутках о разводе и корабельной жизни намек, а Кит совсем не думал его осуждать. Но Бакари зашевелился. Весь день он не проспит, а когда ребенок не спит, записывать сообщение не так легко.

Опять он разрывался надвое: одной рукой хотелось защитить отца, другой – сына. Кит вечно чувствовал себя между: между отцом и матерью, между матерью и Рохи, между требованиями контракта и семьей. Если верить матери, он унаследовал инстинкт миротворца от отца. Может быть, и так, хотя ему Алекс Камал запомнился иначе.

Он спохватился, что давно молчит, и виновато улыбнулся в камеру.

– В общем, – продолжил он, – врач утверждает, что с мальчиком все хорошо. К адаптационным коктейлям прибегать не пришлось. Говорят, в таком раннем возрасте от них больше вреда, чем пользы. Если соблюдать расписание упражнений и дать ему достаточно отдыха, когда окажемся на планете, он адаптируется быстрее нас. Здесь все вроде бы хорошо. Все по плану. Очень скоро будет прохождение сквозь кольцо. Это, в сущности, за весь рейс единственный пугающий момент. Зато Бакари первый шаг сделает на Ньивстаде. Марса он и не вспомнит. Надеюсь, у тебя будет возможность его повидать. Не знаю, важно ли это для него, но для меня важно. Рохи тебе понравится, и этого медвежонка ты полюбишь. Где бы ты ни был, надеюсь, что у тебя все хорошо и ситуация не страшнее необходимого. Береги себя, дед.

Он закончил запись и проиграл ее. Пауза, когда он ушел в свои мысли, оказалась не так уж заметна, и он сохранил сообщение, зашифровал и вставил в очередь на отправку по подпольному адресу, который сообщил ему Алекс. В политику он совался, только когда того требовали семейные дела.

Риск был, но совсем небольшой. Алекс понимал, что, если к Киту явится лаконская служба безопасности, тот, спасая себя и семью, пойдет на сотрудничество. Пока они не приходили, только с его матерью встречались год назад. Кит, как видно, в их поле зрения не попал, а в колонии он, надо надеяться, окажется еще дальше от лаконского радара. Еще одна причина заключить этот контракт. Причина, которую он с Рохи не обсуждал.

Бакари зевнул, еще не открывая глаз, и зашевелился на груди у Кита. Вот-вот проснется и по традиции потребует молока и смены подгузника. Кит спешно послал Рохи сообщение: «Еще спит, но скоро». Молочная смесь была под рукой, но Рохи верила в грудное вскармливание, и Кит, хоть и много возился с сыном, это чисто материнское дело с удовольствием уступил ей. К тому же это позволяло ему уйти в спортзал и согнать дневную норму пота.

Бакари наморщил нос – они видели у него эту гримаску еще на УЗИ – и открыл блестящие темные глаза. Глаза сфокусировались не сразу, но вскоре поймали взгляд Кита и ответили на него. Бакари тихонько забулькал – это был не столько лепет, сколько бормотание себе под нос. Особой радости при виде отца он не проявлял – возможно, потому что Кит почти всегда был рядом. И ощущал смутную гордость, думая, что сын в нем уверен.

Он рассуждал про себя, послать Рохи еще одно сообщение или достать готовую смесь, когда отодвинулась дверь каюты. И при виде лица жены он сразу понял, что дело плохо.

– Малыш? – сказал он.

– Я здесь.

Она кивнула на Бакари, и Кит выпутал малыша из прижимного одеяльца. Бакари тут же засучил ручкаминожками, но никакого недовольства в его движениях не сквозило. Как будто невесомый полет по воздуху был самым обычным делом. Рохи перехватила сына и притянула к себе. Тот уже знал, что за этим последует, и принялся теребить летный комбинезон у нее на груди. Рохи, двигаясь как лунатик, распахнула комбинезон и повернула ребенка к соску.

– Малыш, – повторил Кит, – что случилось?

Рохи глубоко вдохнула – как ныряльщик, глядящий с вышки на далекую воду.

– Еще одно отключение. В системе Сан-Эстебан.

Если Киту и стало не по себе, то совсем немножко. Засевшие в кольцах чужаки уже полдюжины раз отключали ему сознание. Вместе со всей системой Сол.

– Плохо? – спросил он.

– Они мертвы, – сказала Рохи. – Вся система. Все просто умерли.

Глава 20. Элви

Система Сан-Эстебан заселялась первой волной колонистов, ее разведывала и изучала бывшая компания Элви: «Роял Чартер Энерджи». В системе нашлась одна подходящая планета и еще луна газового гиганта с пригодной для дыхания атмосферой. И первая опорная «станция параллакса» для картографирования относительного расположения в галактике систем с кольцами. Восемнадцать миллионов человек в десяти городах, на полуавтономной аквакультурной платформе величиной с Гренландию и на научной станции в зоне стагнации гелиосферы, в 110 а.е. от звезды. Три года назад система теоретически вышла на самодостаточность, однако до сих пор импортировала товары с Сол, Оберона и Бара Гаона.

Вот потому грузовик системы Сол «Аматэрасу» с грузом сверхчистых промышленных реагентов и оборудованием для переработки руды рискнул на прохождение Сан-Эстебанских врат.

Элви перебирала присланные потрясенным врачом изображения. Она уже дюжину раз все просмотрела, прослушала приложенный отчет и прочитала результаты полевой аутопсии.

Мертвец, которого она сейчас видела на экране, уже летел в мешке в направлении Лаконии для более подробного исследования в научном директорате. Элви, склонив голову к плечу, рассматривала влажные пятна на комбинезоне, натянутом разбуханием трупа, и запавшие, отдавшие влагу воздуху глаза. Документы, подтвержденные и генетической экспертизой, называли мертвого техником-практикантом с перевалочной станции – его труп был обнаружен в числе первых. При жизни он звался Алехандро Лоури. Теперь – санэстебанским кадавром-001.

Разговор, сопровождавший съемку мертвеца, записывался не в Сан-Эстебане. Элви столько раз выслушала капитана и врача с «Аматэрасу», что тем больше нечего было ей сказать. Она слушала голоса Джеймса Холдена и женщины с медлительным тягучим выговором – прежде долины Маринера, а теперь лаконским.

– Расскажите, как выключались системы, – требовала допросчица.

– Сначала погасла всего одна, –