Ей прописали смерть - Юлия Алейникова

– Вот Сашенькины альбомы, – подошла к дивану Виктория Вениаминовна. – Тут и школьные, и детские. Есть и институтские фотографии. А зачем вам все это? – присаживаясь рядом с Володей, спросила она, раскладывая альбомы на овальном красивом столе из какого-то редкого желтого дерева.

Кажется, такое дерево называется карельская береза, вспомнил Володя слышанное или виденное где-то.

– Мне кажется, с альбомами в руках вам будет легче вспомнить, не стал ли кто-нибудь из приятелей вашего сына фармацевтом или, может быть, химиком.

– А при чем тут фармацевты? – впервые вступил в беседу генерал Вютрих, до этого молча сидевший в кресле в дальнем углу комнаты и настороженно, с едва скрываемым раздражением смотревший на незваного гостя. – Ему голову разбили, или я что-то не понял?

– Вадим! – возмущенно вскинулась Виктория Вениаминовна, глядя на мужа горящими, полными слез глазами.

– Мы ищем преступника, – сдержанно, стараясь щадить чувства сидящей рядом удивительной женщины, проговорил Володя. – И у нас есть версия, что это преступление может быть связано с работой вашего сына.

– При чем здесь фармацевты? Он не в аптеке работал, – продолжал изливать на лейтенанта едва сдерживаемое неудовольствие генерал Вютрих. Володе даже стало казаться, что в углу, где сидит генерал, воздух посверкивает от крошечных искорок. – Что вы дурью маетесь? Бомжей надо было перетряхнуть, пьяниц и наркоманов. Фармацевтов они ищут! Следы аскорбиновой кислоты, что ли, на трупе обнаружили? – зло барабаня пальцами по подлокотнику, выплюнул генерал.

– Вадим! Владимир Григорьевич выполняет свою работу, и, я думаю, в наших интересах ему помочь, – на этот раз строго, даже жестко проговорила Виктория Вениаминовна и взглянула мужу в глаза долгим твердым взглядом.

И тон, и негромкий голос, и взгляд подействовали на генерала. Он шумно выдохнул, поджал губы, взял с соседнего маленького круглого стола газету и демонстративно в нее уткнулся, а спустя десять минут и вовсе вышел из комнаты.

– Не обижайтесь на него, Владимир Григорьевич, – тихо сказала Виктория Вениаминовна, когда муж вышел из комнаты. – Он очень глубоко переживает гибель Саши, но не умеет горевать свое горе. Это ведь тоже наука. А Вадим всегда был человеком действия. Он хочет, чтобы кого-то наказали, немедленно. Хочет винить кого-то, чтобы хоть часть его боли передалась другим. Не обижайтесь.

– Нет, нет. Все в порядке, – поспешил заверить ее Володя, чувствуя, что все больше и больше подпадает под влияние и очарование этой женщины. У него даже возникло глупое, необоснованное чувство зависти к покойному Вютриху, которому посчастливилось иметь такую мать. Но он тут же одернул себя. Потому что, во-первых, посчитал это предательством по отношению к собственной матери, может, и не такой изысканной, как Виктория Вениаминовна, но уж точно не менее заботливой и любящей, а во-вторых, потому, что подобные мысли были глупы, бессмысленны и недостойны. Он не маленький обиженный ребенок, а взрослый мужик, и завидовать чужой жизни, тем более так рано оборвавшейся, просто жалко и отвратительно. Надо не другим завидовать, а свою жизнь строить достойно и правильно. На этом Володя философские размышления закончил и приступил к изучению альбомов.

Три часа, проведенные им в обществе Виктории Вениаминовны, никакой видимой пользы следствию не дали. Лишь одно можно было сказать наверняка: у Александра Вадимовича Вютриха никогда не было друзей. Только подруги. В детском садике он дружил с Катенькой, в школе с Леночкой, потом с Мариночкой, потом перешел в другую школу и дружил с Соней, Таней и Ирой. А уж про институт и говорить нечего. Удивительно, что Виктория Вениаминовна среди прочих увлечений сына назвала и Веру Руденко.

– Очень славная была девушка. Родители милые, интеллигентные люди, я даже надеялась одно время, что они поженятся, – вздохнула она, беря в руки фотографию, на которой еще совсем молодой Александр Вютрих стоял в обнимку с хорошенькой, стройной девушкой, в которой Володя без труда узнал Веру Руденко. – Но, увы. Барышня предпочла другого.

– Кого именно? – Вопрос был задан из чистого любопытства.

Володе было удивительно слышать, что хотя бы одна женщина могла добровольно предпочесть Вютриху кого-то другого. Он-то был уверен, что это ветреный Вютрих покинул серьезную и, что уж скрывать, весьма обыкновенную Веру Алексеевну.

– Не знаю. Да и какая разница? Правда, Саша потом рассказывал, что они, кажется, разошлись, – ответила Виктория Вениаминовна, беря в руки следующую фотографию. – А это Сашенькин научный руководитель.

В общем, фармацевта они не нашли. Зато Володя отметил для себя несколько перспективных личностей из бывших знакомых Вютриха, о которых Виктория Вениаминовна ничего определенного сказать не могла, но с которыми Вютрих поддерживал приятельские отношения в разные периоды своей жизни. Что касается людей, окружавших сына в последние годы, он ни с кем ее, кроме Маргариты Берретти, не знакомил.

Глава 42

Вечером Володя сидел у себя в кабинете и в который раз просматривал материалы дела в глупой, по-детски наивной надежде найти какую-нибудь зацепку, которую они пропустили с Капустиным. От нечего делать он еще раз запустил запись камеры наружного наблюдения, налил себе чая, бухнул туда побольше сахара и, высыпав прямо на стол из пачки шесть засохших старых печений, которые смог отыскать в своем столе, приступил к ужину, почти бездумно наблюдая за суетящимися на тротуаре серо-черными фигурками. Качество съемки было слабеньким, и человечки казались нарисованными. Они перебирали ножками, толкались, оскальзывались, перебегали улицу. Володя уже в третий раз смотрел запись, когда его внимание привлекла какая-то мелочь. Что-то показалось ему смутно знакомым, какая-то деталь заставила недоуменно нахмуриться. Он остановил запись и перемотал немного назад.

Ничего особенного. Тот же поток граждан. Вот стройненькая девица в короткой юбке и на каблуках попыталась обогнать мать с ребенком, не удержалась на тротуаре, ступила одной ногой в соленую кашу у обочины, цыганки в куртках и пестрых широких юбках прошли, размахивая руками и метя подолами грязную мостовую, пожилой мужчина спешит, грубовато расталкивая прохожих. Другой мужчина, легко перепрыгнув растекшуюся возле тротуара соленую жижу, в которую минутой раньше оступилась девица, спешит пересечь проезжую часть.

Стоп! Володя нажал на паузу. Он понял, что его зацепило. Мужчина чем-то неуловимо был похож на Вютриха. Но Вютрих, судя по времени, указанному в уголочке экрана, уже был в Пассаже.

Володя снова отмотал назад запись и на этот раз нажал паузу чуть раньше. Так и есть. Темные волосы, коротко, аккуратно подстрижены. Распахнутая дубленка, лица не разглядеть. Похож. Просто похож. Вон сколько рядом дорогих машин припарковано. Такой тип мог приехать на любой из них.

Тип, сойдя на тротуар, ступил за машину Вютриха и пропал из виду. Больше ничего интересного Володя из записи извлечь не смог. А потому, доев окаменелое от старости печенье, отправился домой на заслуженный отдых.

– Ну что, лейтенант, есть что-нибудь интересное? – спросил Капустин, устраиваясь за своим столом и бросая на него тоненькую папку.

Они оба только что вошли в кабинет, и Володя еще куртку повесить в шкаф не успел.

– Нет. Никаких фармацевтов. Есть три человека из бывшего окружения Вютриха, чья судьба на сегодняшний день неизвестна, но я бы на них не сильно рассчитывал. Когда-то эти трое вместе с Вютрихом занимались в спортивной школе легкой атлетикой и вроде как приятельствовали. Друзей у Вютриха не бывало, наш остеопат с детства предпочитал женское общество. А что с Субботиным?

– Да вот. Только получил, – кивнул майор Капустин на лежащую перед ним папку. – Сейчас и посмотрим. Та-ак. Отец умер, зарегистрирован в двухкомнатной квартире на юго-западе с матерью и старшим братом. Мать работник Сбербанка, брат сильно болеет, сейчас на инвалидности. В ближайшее время собирается выехать в Германию на лечение. Ждут визу.

– Вот зачем Субботину понадобились деньги. Брату на лечение! – сообразил Володя. – Француз же говорил, что вскоре после продажи формулы Субботин уволился и переехал в Германию.

– Да, вполне возможно, – согласно кивнул Капустин.

– А чем болен брат Субботина?

– С почками что-то. Отказывают периодически, – побегав глазами по строчкам, ответил Капустин. – Требуется пересадка. А пересадка органов дело сложное, у нас донорского органа можно годами ждать, если, конечно, неограниченными финансовыми возможностями не обладаешь.

– Это весомый стимул для Ильи Субботина. Если он брата любит, то мог вполне осознанно пойти на преступление, – задумчиво проговорил Володя. – А если мы дело раскрутим, никакая операция брату Субботина светить не будет. Сколько лет брату?