Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору - Игорь Симбирцев

Решение об очередной силовой акции против главного лидера украинских сепаратистов в эмиграции было принято не вдруг, а после серии особенно дерзких акций ОУН под началом Коновальца против Советского Союза. Сначала в 1935 году по его личному приказу боевик ОУН Лемик застрелил в принадлежащем тогда Польше Львове советского консула Майлова. Лемик тогда скрылся, только в годы Второй мировой войны он арестован уже немцами за теракты ОУН против их власти на Украине и в Полтаве расстрелян. А годом позднее по приказу Коновальца основанная при нем в структуре ОУН специальная служба безопасности (СБ ОУН) в стиле хорошей спецслужбы смогла внедрить своего тайного агента в ряды запрещенной в Польше украинской компартии, работавшей на Коминтерн. По коварному плану Коновальца и руководившего этой акцией опытного террориста ОУН Поливчака их тайный агент в рядах украинских коммунистов должен был попасть в делегацию на съезд Коминтерна в Москве и совершить покушение на Сталина и Димитрова. Этот план в итоге сорвался, но стал известен в советском НКВД, и это послужило основанием вынесения негласного приговора Коновальцу, поскольку никакого официального приговора этому человеку, не являвшемуся к тому же никогда советским гражданином, советский суд не выносил. Как всегда, все было решено на уровне НКВД с полученным одобрением в большевистском ЦК.

Сама операция по праву считается одной из самых блестяще задуманных и исполненных в истории довоенной советской разведки, если опять же абстрагироваться от вопросов законности и моральной стороны этой акции, проведенной в чужой стране с риском случайных жертв среди ее граждан, с ликвидацией человека безо всяких правовых оснований. Самой операции предшествовало долгое внедрение в ОУН сотрудника НКВД Павла Судоплатова под видом молодого украинского националиста. Будущий главный ас подобных тайных операций Лубянки, сменивший в этой роли репрессированного своими Шпигельгласса, а также главный мемуарист-описатель спецопераций советской разведки такого рода, сумел войти в доверие лично к Коновальцу и не раз с ним встречался под видом представителя украинского подполья в СССР. При этом Судоплатов исполнял и роль осведомителя внутри ОУН, как и другие завербованные НКВД оуновцы, как, например, Полуведько или Хомяк. ОУН была снабжена чекистской тайной агентурой не хуже прежнего РОВС. И ликвидацию Коновальца 23 мая 1938 года Судоплатов провел лично, вручив ему при очередной встрече в Роттердаме коробку из-под конфет, начиненную вместо сладостей специалистами с Лубянки мощным зарядом и взрывчаткой. Как только Судоплатов покинул кафе, мощный взрыв разорвал многолетнего вождя украинских сепаратистов на части, а его убийца под видом советского моряка отплыл к родным берегам за наградами и новыми назначениями.

Несмотря на прекрасное в техническом плане исполнение ликвидации Коновальца, особых дивидендов советской разведке она не дала. ОУН не стала менее активной в советских районах Украины, продолжая там подрывную деятельность, а с началом войны Германии против СССР бойцы ОУН вступали в занятые украинские города вместе с частями вермахта. Убийство Коновальца «злодеями-чекистами», а в руке Лубянки в его смерти никто не сомневался, сделало его на долгие годы для украинских сепаратистов иконой и символом их сопротивления, ему и сейчас в независимой Украине ставят памятники. На его место у руля ОУН заступила еще более радикальная молодая смена в лице Мельника, Бандеры, Стецко, Лебедя, еще более антисоветски настроенная и склонная к союзу с гитлеровской Германией. Уже в начале 1941 года разругавшийся со «стариками» Мельника лидер молодых радикалов Бандера провел в Кракове съезд отколовшейся «Революционной фракции» ОУН, и бандеровцы в войне с СССР поддержали Германию, а как раз цель не допустить такого развития событий декларировали в НКВД при решении о ликвидации Коновальца.

Поэтому в практическом плане вся эта хитроумная комбинация по ликвидации Евгена Коновальца стала просто актом возмездия ему лично со стороны НКВД за убийство советского дипломата и дерзкий план омрачить терактом съезд Коминтерна. Если же давать строго юридическую квалификацию этой акции, то речь идет об акте государственного терроризма, об убийстве спецслужбой Советского Союза иностранного гражданина на чужой территории. Недавно по телевидению это дело комментировал сын уже покойного Павла Судоплатова, тоже историк спецслужб и профессор МГУ Анатолий Судоплатов. И он сообщил, что в деле ликвидации Коновальца мы имеем место «не с государственным терроризмом, а с боевой операцией спецслужб по ликвидации террориста». Из этой мудреной конструкции можно сделать вывод, что в таком случае государственного терроризма нет в природе вовсе, одни боевые операции спецслужб против чем-либо мешающих властям этих государств личностей. Анатолий Судоплатов, разумеется, по всем моральным законам свободен от свидетельств против близких родственников и разумно не желает признать родного папу «государственным террористом», но думается, профессор МГУ не может не понимать разумом натяжку в своем определении. Ибо что же тогда вообще государственный терроризм, и, если «государственные террористы» из спецслужб тайно за границей убивают не просто оппозиционера, а пусть и трижды откровенного террориста, юридически акт государственного террора здесь налицо.

Так что в этой воспеваемой ветеранами спецслужб Роттердамской операции есть свои юридические и моральные нюансы, путь о них не найти упоминаний в славословящих по адресу советской разведки различных «Очерков» ее истории, а также и в достаточно честных мемуарах самого исполнителя акции Судоплатова, но сейчас и из других источников об этом узнать не трудно. Тот самый взрыв разорвал Коновальца на мелкие куски не в кафе «Атланта», он вслед за Судоплатовым кафе покинул и уже шел по людной улице Колсингер в центре города. Причем от взрыва получили ранения и контузии четверо случайных прохожих, при этом «господина Фишера взрывной волной забросило в витрину магазина, а госпожу Фишер припечатало к стене дома».

Нужно признать, что и после изучения мемуаров Павла Судоплатова он явно не кажется самым мрачным типом из сталинских спецслужб, он не был лишен моральных принципов. И перед акцией он поставил перед руководством этот тревожащий его вопрос: а что, если от взрыва в людном городе пострадают обычные голландцы? На что другой разведчик, сейчас иными называемый «пострадавшим от репрессий пламенным чекистом», Сергей Шпигельгласс ответил подчиненному: «Да велика потеря, одним буржуем больше погибнет!» Это к вопросу о границах государственного терроризма и боевых операций спецслужб. Несчастные супруги Фишер должны были стать жертвой операции по отрыву ОУН от гитлеровской власти и акции возмездия Евгену Коновальцу за старые грехи перед неведомой им советской властью в Москве?

Охота за перебежчиками

Об этой стороне силовых акций советской разведки за пределами СССР в последние годы написано достаточно много, причем больше внимания уделено самым известным историям с ликвидациями НКВД за рубежом наиболее известных перебежчиков из советских спецслужб калибра Райсса или Кривицкого. Хотя количество перешедших на сторону противника или просто сбежавших от своих хозяев в страхе перед репрессиями сотрудников советских спецслужб в 20 – 30-х годах было достаточно значительным, а их спектр очень разнообразным, как различными были и окончания таких побегов.

С наступлением в 1922 году мирной жизни предательство сотрудников спецслужб приобрело несколько форм: бегство за пределы СССР, отказ вернуться с разведывательного задания, работа на иностранную разведку. На Западе появились первые такие чекисты-беглецы, рассказавшие много нового о внутреннем мире советских спецслужб: Смирнов, Агабеков, Думбадзе, Якшин, Опперпут, Беспалов и другие. И все они постоянно жили под угрозой расправы своей бывшей спецслужбы с ними. Потому были вынуждены жить под чужими именами, скрываться в самых отдаленных уголках земли, искать защиты на службе у иностранных разведок или эмигрантских центров, предлагая им свои услуги.

Так, бежавший в 1926 году через границу в Иран сотрудник Узбекского ГПУ Бахтияров стал работать с узбекской басмаческой эмиграцией в Тегеране. Ушедший на Запад чекист Якшин-Сумароков работал в эмигрантском РОВС. У эмигрантов нашел приют и Беседовский, бежавший в 1929 году в Париже прямо через ограду советского посольства на улице Грене и написавший в эмиграции книгу «На путях к термидору» о преданной Сталиным и сталинцами революции (Беседовский был троцкистом). Беседовский, бывший эсер, примкнувший к большевикам, кроме обвинений в троцкизме, к моменту побега уже находился в посольстве на подозрении в финансовых махинациях с подотчетными средствами – его готовили к отправке для следствия домой и не выпускали за территорию советского посольства, и во время прогулки Беседовский сиганул прямо через стену внутреннего дворика. За границей он тоже искал приюта у эмигрантов, пытался среди троцкистски настроенных эмигрантов создать даже собственную партию, редактировал в Париже их газету «Борьба». А заодно прославился как известный разоблачитель самых разных тайн советской разведки и дипломатии, часть из которых затем оказалась выдуманными самим Беседовским в расчете на сенсацию фальшивками. Исследовавший судьбы советских перебежчиков-разведчиков английский писатель Брук-Шеппард назвал Беседовского человеком очень умным, но совершенно бесчестным. Бежавший в 1937 году в страхе перед начавшимися репрессиями резидент разведки НКВД в Греции Бармин тоже работал у троцкистов, они помогли ему затем уехать в труднодоступные для рук НКВД Соединенные Штаты, где Бармин работал в троцкистской партии, написал книгу «Записки дипломата» с разоблачениями действий НКВД, а после 1945 года устроился консультантом в американскую разведку – ЦРУ.