Хорнблауэр и «Отчаянный» - Сесил Форестер

Это была правда, и писать это было приятно. Приятно было писать и следующий абзац. «С глубоким удовлетворением сообщаю Вам, что батарея полностью уничтожена. Парапет обрушился на пушки, лафеты разбиты, что естественно, учитывая, что на батарее взорвалось не менее тонны пороха». Там были четыре тридцатидвухфунтовки. Один заряд для такой пушки весит десять фунтов, а в погребе, расположенном глубоко под парапетом, должно было быть пороха минимум на пятьдесят выстрелов для каждой пушки. На месте парапета осталась воронка.

Теперь осталось написать совсем немного. «Отступление прошло дисциплинированно. Список убитых, раненых и пропавших без вести прилагаю». Черновой список лежал перед Хорнблауэром, и он начал внимательно его переписывать. Вдовы и родители убитых могут найти некоторое утешение, увидев имена своих близких в официальном бюллетене. Один матрос был убит и несколько легко ранены. Хорнблауэр переписал их имена и начал с красной строки. «Королевские морские пехотинцы. Убиты: капитан Генри Джонс; рядовые…» В этот момент ему пришла в голову мысль. Перо замерло в воздухе. Имя в «Вестнике» это не только утешение: родители и вдовы получат за погибших невыплаченный остаток жалования и небольшое пособие. Хорнблауэр еще думал, когда в каюту поспешно вошел Буш.

— Капитан, сэр. Я хотел бы кое-что показать вам с палубы.

— Очень хорошо. Иду.

Он помедлил еще мгновение. В абзаце, начинавшемся словами «Матросы, убиты:» было всего одно имя — «Джеймс Джонсон, рядовой матрос». Хорнблауэр добавил еще одно — «Джон Гримс, капитанский вестовой», положил перо и вышел на палубу.

— Посмотрите сюда, сэр. — Буш с чувством указал на берег и протянул подзорную трубу.

Пейзаж все еще казался непривычным — семафор исчез, а там, где была когда-то батарея, возвышался земляной курган. Но Буш имел в виду другое. По склону ехал довольно большой отряд всадников: Хорнблауэру казалось, что в подзорную трубу он различает плюмажи и золото позументов.

— Должно быть генералы, сэр, — возбужденно говорил Буш. — Едут посмотреть причиненный ущерб. Комендант, губернатор, главный инженер и все такое прочее. Мы почти на расстоянии выстрела. Мы можем, не привлекая внимания, дать ветру чуть-чуть снести нас к берегу, аккуратно выдвинуть пушки, установить максимальный угол подъема… хотя бы одним выстрелом из бортового залпа мы попадем в цель такого размера, сэр.

— Я думаю, да, — согласился Хорнблауэр. Он взглянул на флюгер, потом на берег. — Мы можем повернуть судно через фордевинд и…

Буш напрасно ждал, чтоб Хорнблауэр закончил фразу.

— Мне отдать приказ, сэр? Снова пауза.

— Нет, — сказал Хорнблауэр наконец. — Лучше не надо.

Буш — слишком хороший подчиненный, чтоб запротестовать, но весь его вид выражал разочарование. Надо было смягчить отказ, объясниться. Они могут убить генерала, хотя вполне вероятно, что это окажется драгун-ординарец. С другой стороны, они лишний раз привлекут внимание французов к уязвимости этой части побережья.

— Тогда они притащат полевые батареи, — продолжал Хорнблауэр, — всего-навсего девятифунтовки, но…

— Да, сэр. Они тоже могут доставить массу неприятностей, — неохотно согласился Буш. — Вы что-то задумали, сэр?

— Не я. Он. — Хорнблауэр махнул рукой в сторону Прибрежной эскадры, туда, где реял брейд-вымпел Пелью. Пелью командует эскадрой, и заслуга должна принадлежать ему.

Но брейд-вымпелу не долго оставалось реять. Вернулась шлюпка, возившая на «Тоннан» рапорт. Кроме припасов она привезла еще и официальные депеши.

— Сэр, — сказал Оррок, вручая депеши Хорнблауэру. — Коммодор прислал со мной матроса, у него для вас письмо.

— Где он?

На вид это был самый обычный матрос, в обычной одежде, какую выдают на вещевом складе. Шляпу он держал в руке, так что видна была толстая косица на соломенно-желтых волосах. Судя по ней, он на флоте давно. Хорнблауэр взял письмо и сломал печать.

«Мой дорогой Хорнблауэр,

Как мне ни больно, но я вынужден подтвердить в этом письме то, что Вы узнаете из переданных Вам официальных депеш: Ваш рапорт, который я только что получил, будет последним, который я имел удовольствие читать. Я поднимаю флаг в качестве контр-адмирала, командующего эскадрой, которая сейчас набирается для блокады Рошфора. Командование Прибрежной эскадрой принимает контр-адмирал У.Паркер. Я усиленно Вас ему рекомендовал, хотя Ваши действия говорят за Вас куда красноречивей. Но адмиралы, увы, склонны иметь любимцев, людей, хорошо знакомых им лично. Странно мне было бы спорить с ним, учитывая, что и я позволил себе иметь любимца, чьи инициалы Г.Х.! Теперь оставим эту тему и перейдем к другой, еще более личной.

Из Вашего рапорта я узнал, что Вы имели несчастье потерять вестового. Я взял на себя смелость прислать Вам взамен Джона Доути. Он был вестовым покойного капитана Стивенса с «Великолепного», и его удалось убедить, чтоб он добровольно вызвался на «Отчаянный». Насколько я понял, он имеет большой опыт в услужении джентльмену. Надеюсь, что Вам он подойдет и будет заботиться о Вас на протяжении многих лет. Если в эти годы его присутствие будет напоминать Вам обо мне, я буду очень рад.

Ваш искренний друг. Э.Пелью»

Несмотря на всю свою сообразительность, Хорнблауэр не сразу осознал прочитанное. Новости были плохие: плохо, что меняется руководство, и, по-своему, так же плохо, что ему навязали на голову барского слугу, который посмеется над его скромным хозяйством. Но если служба на флоте чему-нибудь и учит, так это безропотно сносить неожиданные повороты судьбы.

— Доути? — спросил Хорнблауэр.

— Сэр. — Доути смотрел почтительно, однако глаза у него были чуточку насмешливые.

— Вы будете моим слугой. Исполняйте свой долг, и вам нечего будет бояться.

— Да, сэр. Так точно, сэр.

— Личные вещи с вами?

— Так точно, сэр.

— Первый лейтенант пошлет кого-нибудь показать вам, куда повесить койку. Вы будете делить каюту с моим писарем.

Капитанский вестовой был единственным рядовым матросом на судне, который не спал в тесноте вместе со всеми.

— Есть, сэр.

— После этого можете приступать к своим обязанностям.

— Есть, сэр.

Прошло всего несколько минут. Хорнблауэр, сидя в каюте, увидел как в дверь проскользнула молчаливая фигура

— Доути знал, что личный слуга не должен стучаться, если узнал от часового, что капитан один.

— Вы обедали, сэр?

Хорнблауэр не смог сразу ответить — позади был суматошный день, сменивший бессонную ночь. Пока он думал, Доути почтительно смотрел поверх его левого плеча. Глаза у Доути были голубые-голубые.