Последняя женщина в его жизни. Приятное и уединенное место - Эллери Куин

Казалось, Импортуна гордится выдержкой жены. Он шагнул к ней — в его глазах светилась любовь и одновременно горечь.

— А теперь, — продолжал он, — нос мистера Квина, похоже, чует след, ведущий ко мне. Он только что спросил меня, Вирджиния, где я был вчера вечером между половиной десятого и половиной одиннадцатого. Ты ответишь ему?

— Мой муж и я были в опере с четырьмя гостями, — сразу же сказала Вирджиния Импортуна. Ее женственный голос был абсолютно лишен эмоций, походя на музыкальную загадку. Эллери был заинтригован. Он слышал, что Импортуна обожает жену, и начинал понимать почему. Она была идеальной леди для его лордства.

— Мы слушали «Парсифаля» в ложе, которую абонировали на этот сезон, мистер Квин, — снова заговорил мультимиллионер. — Несомненно, это вас шокирует, но «Парсифаль» кажется мне невероятно скучным. Итальянскому крестьянину, обожающему Пуччини и Россини, нелегко его выдержать. Впрочем, я никогда не испытывал энтузиазма в отношении Вагнера — даже идеологического, несмотря на любовь Муссолини к немцам. Хотя Вирджиния без ума от Вагнера — для женщины это вполне естественно. Тем не менее я заслужил медаль героя — высидел весь спектакль. Не так ли, дорогая?

— Да, Нино.

— В десять часов — поскольку вас интересует это время, мистер Квин, — плюс-минус не полчаса, а все два, миссис Импортуна и я постоянно пребывали в компании четырех человек. Никто из нас не покидал ложу, за исключением антрактов, но и тогда мы выходили группой. Не так ли, Вирджиния?

— Да, Нино.

— Конечно, вы хотите знать имена наших гостей. Сенатор и миссис Генри Л. Фактор — сенатор Соединенных Штатов, мистер Квин, — а также епископ Тьюмелти из Нью-Йоркской епархии и раввин Винкельман из реформированной синагоги на Парк-авеню. По-моему, рабби наслаждался «Парсифалем» не меньше епископа! Не так ли, дорогая? Ваш отец может — и, несомненно, сделает это, мистер Квин, — проверить наше алиби у сенатора и двух духовных лиц. Я ответил на ваш вопрос?

— Ответили, — сказал Эллери.

— Хотите спросить меня еще о чем-нибудь?

— Об очень многом, мистер Импортуна, но чувствую, что зря потрачу ваше и мое время.

Мультимиллионер пожал плечами.

— А вы, инспектор Квин?

— Нет, сэр.

Но Импортуна продолжал вежливо настаивать:

— Возможно, инспектор, у вас есть вопросы к моей жене, раз уж она здесь?

— Нет, — ответил старик. — На сегодня больше никаких вопросов.

— Benone! Allora rivederla.[102] — Он обратился к жене и к Эннису, как к маленьким детям: — Andiamo, andiamo![103] Нам сегодня еще нужно поработать, Питер, над молочным комбинатом на Среднем Западе. И я не могу заставлять мистера Э. так долго ждать наверху.

Квины молча наблюдали, как Импортуны проходят под аркой. Питер Эннис следовал за ними на некотором расстоянии, опустив взгляд. Мультимиллионер остановился настолько неожиданно, что его жена успела скрыться из вида, а Эннис едва не налетел на него.

— Мне пришло в голову, мистер Квин…

— Да? — спросил Эллери.

— Между прочим, могу я называть вас по имени?

Эллери улыбнулся:

— Вы имеете в виду, как, скажем, Питера? — Увидев, что секретарь покраснел, он быстро добавил: — Не обижайтесь, мистер Эннис. Я всего лишь привел пример.

— Туше, мистер Квин. — Импортуна улыбнулся в ответ, демонстрируя большие зубы. — Вы не возражаете против наемной службы? Разумеется, на руководящей должности и сугубо конфиденциальной. Я мог бы использовать человека с вашими талантами и характером.

— Благодарю за комплимент, мистер Импортуна, но нет. Я предпочитаю работать на себя.

— Жаль. Если вы когда-нибудь передумаете, мистер Квин, то знаете, где меня найти.

— Интересно, — промолвил Эллери, когда они ехали домой в полицейской машине.

— Что? — Инспектор Квин клевал носом.

— Последние слова Импортуны — насчет того, что я знаю, где его искать. Интересно, знает ли кто-нибудь, включая его жену, что собой представляет в действительности Нино Импортуна? Крутой и опасный человек! Кстати, о его жене. Папа, ты ничего необычного не заметил в Питере Эннисе?

— Ты перескакиваешь с одной темы на другую так, что за тобой уследить невозможно, — пожаловался инспектор. — Если мы говорим о миссис Импортуна — между прочим, шикарной бабенке, — то почему я должен был замечать что-то в Эннисе? Он едва взглянул на нее за все время, что она была там.

— Это и необычно, папа. Конечно, Эннис может быть геем, хотя я так не думаю, но если он нормальный мужчина, то как он может находиться в одной комнате с такой ослепительной женщиной и абсолютно на нее не реагировать?

— Думай об этом сам, — проворчал старик. — Для меня убийство Джулио Импортунато было раскрыто, когда повесился его братец Марко. И, сынок…

— Да, папа?

— Не связывайся с Импортуной. Послушай моего совета — ты только наживешь неприятности. Для тебя он слишком важная шишка… Что ты сказал?

— Мистер Э., — пробормотал Эллери.

— Кто?

— Мистер Э. Разве ты не слышал, как Импортуна сказал, что не должен заставлять мистера Э. ждать? Интересно, кто это?.. Папа!

Но инспектор уже спал.

Плод вытягивается в длину. Появляются ресницы и брови. Тело быстро растет.

Они находились в «логове» Импортуны. Эннис, скрючив свой длинный торс над блокнотом и кучей бумаг, сидел в углу флорентийского стола. К его досаде (принявшей хроническую форму), он был вынужден притащить стул и расчистить для себя место. Хотя у Энниса был в квартире свой кабинет, Импортуне никогда не приходило в голову оборудовать для него постоянное место в «логове» на время рабочих сессий, происходивших из года в год. «Я очень скромный секретарь, — думал Эннис, — если не считать тайной связи с женой босса. Выделить мне столик для личных нужд в его кабинете было бы не так уж тяжело для одного из богатейших людей Америки. Едва ли такая просьба с моей стороны выглядела бы посягательством на уединение или прерогативы его величества, поскольку я появляюсь в этих священных стенах исключительно по его приказу. И почему он не пробьет окно в наружной стене, чтобы в «логове» стало светлее? Новый кондиционер тоже не помешал бы — этот не справляется с дымом от его вонючих сигар».

Разумеется, эти мысли никак не отражались на лице Энниса. Он молча ждал указаний, как следовало образцовой марионетке.

Импортуна ходил взад-вперед. Его массивное лицо было хмурым, что вызывало у Энниса любопытство. Это не была знакомая недовольная мина, перед которой трепетали президенты компаний и председатели советов, — она была вызвана чем-то личным.

«Не страх ли это?» — неожиданно подумал Эннис. Неужели великий Импортуна чего-то боится? Его оторвал от размышлений скрипучий голос босса:

— На чем мы остановились, Питер?

— На меморандуме торговым отделам офисов «Э. И. С.» в Цюрихе. Перевес расходов над прибылью в общих фондах составляет около двух миллионов в день. Эту тенденцию нужно срочно переломить. Необходимо любой ценой избежать потери доверия к нашим фондам. Весь персонал должен удвоить усилия для скорейшего восстановления позитивного баланса.

— Да. А теперь записка для миссис Импортуна: «Дорогая, распорядись, чтобы миссис Лонгуэлл свернула ковер в моем «логове» и отправила его к Бажабатяну для чистки и хранения на лето. Я уже два дня назад велел это сделать, но результатов нет до сих пор». Подпишите как обычно.

— «С любовью. Нино», — пробормотал Эннис и оторвал взгляд от блокнота. — Что-то не так, мистер Импортуна?

— Что вы имеете в виду?

Было интересно наблюдать за походкой Импортуны. Он делал ровно девять шагов в одну сторону и девять в другую. Неизвестно, считал ли он их, или же его навязчивая идея относительно счастливого числа стала автономной частью нервной системы.

— Ничего. Просто мне показалось, что этим утром вы выглядите расстроенным.

— Так оно и есть. Перед вашим приходом мне позвонил из Европы фон Слонем. Сделка в Плоешти лопнула.

— Я думал, она вполне надежна.

— Она такой и была! Не понимаю, как это могло произойти. Все рассыпалось абсолютно неожиданно. Фон Слонем толком ничего не мог объяснить. В самый последний момент что-то пошло не так. Неужели от меня отвернулась удача?.. Вы помните, какой сегодня день?

— Пятница.

— Сегодня 9-е!

— Ах да! — спохватился Питер Эннис. — Возможно, удача просто маскируется, мистер Импортуна. Помните, что говорил ваш брат Джулио? Самые сладкие на вид сделки оказываются на вкус самыми горькими. Возможно, то, что сделка в Плоешти лопнула именно 9-го числа, указывает, что вам вообще не следовало ее заключать.