Грешный любовник - Джулия Росс

– Я думал о тех детях. Теперь твоя очередь.

– Я рассчитывала, что мне преподадут урок, как следует ставить руки и ноги, а не как мгновенно превращаться в Ричарда Третьего.

– Руки и ноги ты ставишь и так премило, но ты все еще думаешь как женщина, которая полагает, что поклон – просто жест вроде реверанса.

– Реверанс никогда не бывает «просто жестом»!

– Ну так, значит, ты уже понимаешь. Вообрази себе мужчин, которые зачали виденных тобой брошенных детей, а потом бросили и их, и их матерей. Вообрази все, что только может тебя огорчить...

– Так соль тут в воображении?

– Смесь нахальства и презрения, вот что требуется. Сердце ее сильно билось в груди.

– Так вы всегда чувствуете презрение к другим мужчинам?

– Вовсе нет, просто когда двое мужчин встречаются, если они, конечно, не добрые друзья, то никогда не преминут оскалить друг на друга зубы, точь-в-точь как собаки, которые всегда выжидают, которая из них первой подожмет хвост и убежит. В наш просвещенный век клыки скрываются за внешним лоском, за кружевами и изяществом, но в душе мы все по-прежнему дворняги.

Она внимательно всмотрелась в силуэт его длиннополого камзола и узкую талию. В белоснежность манжет и галстука. Несмотря на то что взъерошенные черные волосы не покрывал парик, он весь представал как сама элегантность, порочная и культурная, сама ошеломительная мужская привлекательность во плоти. И все же он уничтожил родного брата Ившира, организовал убийство невинного человека. Она должна помнить главное.

– Я знаю только, как мужчины ведут себя с женщинами, – уведомила она.

Он улыбнулся с самым беспечным видом. Лицо его светилось, и взгляд, сверкавший иронией, умом, жаждой жизни, пронзил ее в самое сердце, как булавка пронзает пойманную бабочку.

– Вероятно – в мужском ли, в женском ли обличье, – ты явно питаешь сильное презрение к моему полу.

– Вы думаете, что я не люблю мужчин?

– Полагаю, не слишком. Но твоя проблема меня не касается. Я предпочитаю женщин.

Она наклонилась, чтобы поворошить угли.

– Может, вы и предпочитаете женщин, но уважаете ли вы их?

– Гораздо больше, чем ты уважаешь мужчин. Поклонитесь мне так, как если бы замышляли уничтожить меня.

Кочерга звякнула в ее руке. Сильвия едва ее не выронила. Она круто повернулась, впилась взглядом в лицо Дава и отвесила ему поклон.

– Осторожно. Не переходи границы. Если переборщить, то подобный шаг только сделает тебя уязвимей для мужчины с большим самообладанием.

– Однако будь довольно жесткой.. Иначе вся собачья стая соберется и прикончит тебя, так? – Сильвия проглотила досаду и поклонилась снова. – Именно так вы производите должное впечатление на своих врагов?

– Неосознанно. – Он ухмыльнулся. – Я так давно произвожу должное впечатление на своих врагов, что оно стало моей второй натурой.

– Вы ненавидите своего родного отца за то, что он бросил вас?

Ее колкость не достигла цели. Пальцы его так же легко продолжали касаться поверхности стола, рука не сжалась в кулак. Не изменилось и приятное беспечное выражение лица.

– Мать бросила меня. Родной отец скорее всего не подозревал о моем существовании. Держи спину прямо и попробуй вместо презрения показать пренебрежение.

Она насмешливо скривилась.

– Пренебрежение? Так от него падают дамы в обморок?

– Нет, пренебрежение – то, что приводит мужчин в убийственную ярость. Дам падать в обмороки заставляет желание.

Она замерла в полупоклоне.

– Как, черт возьми, можно одновременно испытывать пренебрежение и желание?

– Я не знаю. Я надеялся, что ты мне объяснишь, потому что этим-то ты как раз и владеешь в совершенстве. Понимание того, какие непостоянные существа мужчины, слишком вошло в твою плоть и кровь.

Краска бросилась ей в лицо, ее душили ненависть, сознание своей уязвимости. Впиваясь взглядом в его глаза, она сделала шаг назад и, очень прямо держа спину, склонилась от бедра.

– Ни разу в жизни меня не оставляли мужчины, если не считать того, что мой муж ловко использовал собственную смерть для того чтобы, бросить меня в прежалком положении. С тех пор бросала только я. И намереваюсь поступать так же в дальнейшем.

– Идеально, – похвалил он. – Ты научилась кланяться. Еще раз.

Она поклонилась снова.

– Великолепно! Я потрясен.

Она покосилась на огонь, как если бы в пламени увидела нечто такое, что объяснило бы, отчего ее кровь побежала вдруг быстрее и горячее.

– Вам захотелось поразить меня в самое сердце после моего поклона?

– Да. Со всей возможной несдержанностью. – Голос его звучал весело. – Что, разумеется, и есть тот самый результат, к которому стремится всякий мужчина, когда кланяется даме, вызывающей его восхищение, хотя многое зависит от того, как быстро он хочет уложить даму в постель.

– А, – она взглянула она на него из-под ресниц. – Тогда покажите мне, как следует кланяться даме, чтобы показать ей, что чем скорее, тем лучше.

– Такая игра может оказаться слишком опасной, мадам. Она засмеялась.

– Я не боюсь опасностей. А вы?

– И я не боюсь. Но чтобы не попасть в очень неловкое положение, я должен предоставить вас вашим собственным возможностям.

– Вот как? – Сильвия схватила с каминной полки фарфоровую фигурку. – Я также недавно научилась бросать предметы как мужчина – не забыли?

И раскрашенная пастушка с большой силой и скоростью полетела прямо в окно.

Дав перемахнул через угол стола. Изящным точным движением поймал фигурку и поставил на стол.

– Что ж, – улыбнулся он. – Твое поведение только доказывает мою правоту. Ты думала только о том, во что целишься, и забыла про свое тело. Все остальное не имеет значения, ну разве что практика.

– Итак, во всем, что делает мужчина – стреляет ли он, едет ли верхом, или фехтует, или соблазняет даму, – умение его целиком и полностью зависит от того, что у него в мыслях? – Она опустилась в кресло возле камина на безопасном от него расстоянии. – Я запомню.

– А во всем, что делает женщина, ее умение зависит от того, что у нее на сердце?

– Я бы на вашем месте не слишком полагалась на подобный афоризм, – ответила она.

– Многое зависит, – он поднял на нее взгляд и улыбнулся, – от женщины.

Ах, ну что за мужчина! Как ни старалась она поддерживать в себе враждебное к нему отношение, он всякий разделал подкоп под ее укрепления, заставляя ее смеяться. Никогда в жизни она не чувствовала себя так весело ни с одним мужчиной – качество, едва ли не столь же опасное для нее, как и его физическая привлекательность.

Сильвия забросила ноги на край каминной решетки, откинулась в кресле, как мальчишка, и заложила руки за голову. Шпилька уколола ей ладонь. Она вытащила шпильки. Бледно-золотые кольца посыпались ей на шею и щеки. Расправив и пригладив пальцами пряди волос, она помассировала кожу головы.