Новый февраль семнадцатого - Владимир Бабкин

Однако самым интересным феноменом в эти часы стало то, что слухи, которые так радикально повлияли на настроение толпы, практически никак не коснулись ни лидеров мятежа, ни прежних руководителей города. Во всяком случае, до самого утра ничего в их действиях особенно не изменилось, и они продолжали привычно жить в каком-то своем особом мире, который традиционно никак не пересекался с жизнью простых смертных.

Итак, последняя ночь зимы, полная тревоги и дурных предчувствий, тяжелой и неповоротливой тушей переползла за свою середину. Весы истории замерли в шатком равновесии всеобщей анархии и нерешительности.

ГЛАВА 10. ФИНИШ

Сквозь вату забвения пробивались какие-то звуки. Кто-то тряс мое плечо и что-то от меня хотел. А может чего-то добивался. Но хотел ли я сам чего-то?

Больно то как…

— Ваше Императорское Высочество! Ваше Императорское Высочество! Вы слышите меня? Ваше Императорское Высочество!

С трудом открываю глаза и, резко дернувшись, закрываю. Что это было? Вторая попытка совершить открытие века смогла прояснить ситуацию. Надо мной склонился Горшков и именно его окровавленная физиономия ввергла меня в шок.

— Ваше Императорское Высочество!

— Да что ж вы так меня трясете… Я ж не глухой вроде…

С трудом приподнимаю голову.

Картина представшая моему взору была чудовищной. Куски мяса на мостовой, кровь, обломки саней. Несколько тел на красно-черном снегу. Наша машина перевернута. Из под нее торчит рука с погоном штабс-капитана на плече…

— Что… это было?

— Бомбист, судя по всему. Вы не ранены?

— Не знаю. Нет, наверное. Все болит…

Горшков быстро ощупывает меня и удовлетворенно кивает.

Нервный смех пробирает меня:

— Отделался… легким исп… испугом… Легким! В гробу я видел такой испуг…

Опомнившись, оглядываю пилота.

— Вы, как сами-то?

Тот болезненно скривился.

— Чепуха. Голова разбита. Но не страшно. Вон и санитары прибыли.

Действительно, по улице неслась машина с красным крестом на борту.

— Уцелел еще кто-нибудь?

Горшков отрицательно покачал головой.

— Только одна девушка из саней. Но, говорят, что очень плоха. Вы куда?

Он пытается предотвратить мою попытку встать. Я, в свою очередь, стараюсь вырваться.

— Сколько времени?

— Какое время? Вам в лазарет нужно!

Однако мне все же удается подняться на ноги. И я шепчу на ухо своему спутнику:

— Как вы не понимаете?! Я должен успеть к Государю, понимаете — должен! Господу Богу было угодно оставить нас в живых! Зачем? Как вы думаете?..

Однако подбежавшие санитары силой подхватили меня под руки, а рядом на забрызганную мостовую уже устанавливали носилки…

Родзянко сел на председательское место и обвел взглядом напряженные лица присутствующих. Мастерски выдержав театральную паузу, он произнес лишь два слова:

— Я согласен.

Эти слова вызвали бурю восторга у присутствующих членов Временного Комитета депутатов Государственной Думы. Итак, официально курс на переворот взят!

В последовавшем далее пространном выступлении председателя Госдумы было заявлено о том, что Временный Комитет объявляет себя правительственной властью. Родзянко потребовал от присутствующих полного подчинения. Были отданы первые распоряжения…

Однако перед глазами Михаила Владимировича то и дело всплывали строки из телеграммы, которую ему только что принесли в «комнату раздумий». Текст телеграммы гласил: «ВЫЕЗЖАЕТ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ В ЦС». Прочтя это, Родзянко понял — генералы решились и в ближайшие часы механизм государственного переворота пройдет точку невозврата. Рубикон перейден. Карты сданы. Ставок больше нет…

Ночной морозный воздух приятно наполнил легкие. Рядом со мной стоял очередной штабс-капитан присланный генералом Лукомским вместе с очередным автомобилем. Правда теперь к автомобилю прилагался грузовик с солдатами и конное сопровождение моей драгоценной персоны. Я с усмешкой вспоминал разговор с Лукомским, который произошел в кабинете главного врача госпиталя всего сорок минут назад.

Генерал залетел в больницу со скоростью паровоза. Шумел и пыхтел примерно так же. Излив на меня весь полагающийся случаю комплект охов, восторгов от моего чудесного спасения, пожеланий всяческого здоровья и удалив всех лишних людей из помещения, Лукомский сразу посерьезнел.

— Ваше Императорское Высочество, я наслышан и об остальной вашей эпопее. Решившись на столь отчаянный поступок, как перелет из Гатчины в Ставку, а затем, мужественно пережив несколько катастроф и покушений на вашу жизнь, в стремлении исполнить свой долг вы снискали всеобщий восторг и уважение. Однако, ваше неожиданное появление в Могилеве, да еще и таким необычным образом заставило многих встревожиться. Чем вызвана подобная спешка и не несет ли она определенной угрозы? А учитывая ваше стремление попасть к Государю, как можно скорее, возникает резонный вопрос — а не имеется ли угрозы для Государя Императора? Как только весть о покушении на вас достигла Ставки, я счел своим долгом лично выехать к вам без промедления. Учитывая, что заболевший генерал Алексеев отправился отдыхать, а также спешку, с которой вы стремитесь к Государю, я допустил, что могут потребоваться решения незамедлительного характера. После столь тягостного покушения на вашу жизнь, вам необходим покой и медицинский уход. Вместе со мной прибыл дежурный взвод. И если Государю действительно грозит опасность, я прошу вас располагать нами для немедленных действий.

Я благодарно смотрел на него. Вот же жучара! Каков красавец!

— Я признателен вам, Александр Сергеевич, за столь живое участие к моей судьбе и моему делу. Мое дело спешно и секретно, но для вас не тайно. Вы знаете о событиях, которые происходят сейчас в столице. Я пришел в ужас от происходящего. Мы на пороге гражданской войны. А кому, как не вам, генерал-квартирмейстеру Верховного Главнокомандующего, знать о том, что гражданская война приведет к немедленному падению фронта и поражению в войне. А вместе с поражением в войне сама Россия рухнет в пучину хаоса.

— Да, Ваше Императорское Высочество, мне это понятно. Но чем вызван ваш спешный вояж? Эти сведения известны всем в Ставке и, я уверен, известны Государю. Однако вы неоднократно смертельно рисковали за сегодняшний день. А вашу обеспокоенность можно было передать по телеграфу. Или я чего-то не понимаю? — Лукомский сделал удивление на лице.

— Вы правы, Александр Сергеевич. Но моя миссия не в том, чтобы рассказывать Государю прописные истины, тем более что мы беседовали об этом неоднократно. В последний раз не далее чем неделю назад. Но из Могилева не виден истинный размах нынешних событий в столице. Государь тянет с принятием решений о смене правительства и о назначении популярного, но авторитетного генерала командующим в Петрограде. Каждый час промедления приближает нас к катастрофе. Зная, что убедить моего брата по телеграфу практически невозможно, я счел своим долгом лично отправиться к Императору и молить о необходимости общественных реформ.

Лукомский внимательно смотрел на меня. Затем спросил:

— И кого, Ваше Императорское Высочество, вы видите во главе правительства?

— Александр Сергеевич, я уверен, что Русь-матушка полна одаренными и мужественными людьми. Кто-нибудь обязательно да сыщется. Тут важно, чтобы эта фигура устроила Государя и Государственную Думу. А также, что очень важно, устроила и армию.

Выражение глаз генерала на мгновение изменилось, но затем он взял в себя в руки. Усмехнувшись про себя, я продолжил развивать тему.

— Касаемо кандидатур, то, насколько я знаю, в обществе обсуждается несколько персон. Среди них Родзянко и князь Львов. Кроме того, сегодня днем, перед отлетом из Гатчины, я имел разговор по прямому проводу с председателем Государственной Думы Родзянко. Михаил Владимирович призвал вашего покорного слугу принять на себя обязанности диктатора, а также, возможно, регента. Однако я не счел для себя возможным, дать окончательный ответ, не заручившись поддержкой Государя и нашей доблестной армии. Я уверен, что, только опираясь на авторитет и могущество Русской Императорской Армии, а также привлекая к выработке решений высший генералитет Империи, сможет выполнить свой долг будущий глава…

Я намеренно не стал заканчивать мысль, оставляя вариант толкования понятия «глава». Чего глава? Петрограда? Правительства? Государства? Бог весть. Тут пусть каждый фантазирует в выгодном ему ключе. Я же, в свою очередь, сохраняю возможность маневра вплоть до полного отрицания.