Семен Бабаевский.Кавалер Золотой звезды - Семен Бабаевский

Вернувшись к Анфисе, Сергей принялся за сало, которое та нарезала ему на газете. Подсел Семен с еще мокрым и плохо причесанным чубом.

— Ну, как, Семен, устоял на быстрине? — спросил Сергей.

— Куда там устоять! Камни несет. — Семен подсел ближе к Сергею. — Мне начинает нравиться Кубань.

— Я замечаю, — серьезно заговорил Сергей, — что тебе начинает нравиться не только наша река.

Семен покраснел. Белесые его брови, еще влажные, были почти незаметны.

— Нет, я говорю серьезно. Таких рек я еще не видел. Вот только разве в Карпатах?

— Я тоже не шучу, — сказал Сергей и рассмеялся. — Почему из станицы уехал в полночь? Я хотел передать с тобой радиоприемник, а ты поспешил скрыться.

— Бабка Параська подвела.

— Сваливай на Параську. — Сергей завернул в газету сало, кусок хлеба. — Вот что, Семен. Придется тебе занять огневой рубеж вблизи этой скалы. Самое опасное место для сплава.

— Один я там буду?

— Подберем надежных парней. Анфису возьмешь поварихой.

Сергей позвал Прохора, Ивана Атаманова, Митьку Кушнарева. Стали совещаться, сколько надо оставить у скалы людей, кого именно. По мнению Прохора, надо было дать в помощь Семену не менее шести человек, «да чтоб это были дюжие хлопцы». Спросили, кто желает остаться добровольно. Охотников оказалось много. Тогда Прохор, хорошо знавший людей, отобрал по своему усмотрению братьев Фоменковых — Игната и Афанасия, Никиту Мальцева, Антона Череду, Андрея Писаренко и Петра Нескоромного.

С полчаса Прохор поучал остающихся сплавщиков, как установить наблюдение за рекой в том месте, где начинается порог, как предотвращать возможные заторы. Тем временем с Анфисиной брички были сняты лишние продукты, возницы запрягали лошадей и быков, и вскоре обоз тронулся и скрылся за поворотом. Только бричка, на которой ехали Семен и Анфиса, стояла на месте и уже была повернута дышлом в обратную сторону. Анфиса сидела на бричке и с грустью смотрела на скалу, — так ей не хотелось туда ехать. Сергей и Семен стояли в сторонке и о чем-то разговаривали. Игнат Фоменков запрягал быков, остальные сплавщики ушли по дороге.

— Сережа, мне так хотелось посмотреть горы, Чубуксунское ущелье, — говорил Семен. — Помнишь, как ты расписывал. А вот не пришлось!

— Посмотреть мы еще успеем, — сказал Сергей, не давая жеребцу щипать траву. — На свободе оседлаем коней и поедем на экскурсию. А теперь ты подумай, как лучше организовать дело. На тебя я надеюсь, как на самого себя. Заранее подготовь на камнях удобные места, чтобы багром можно было достать до середины течения. Делай все обдуманно, осторожно.

— Это я смогу! — Семен посмотрел на бричку, выехавшую на дорогу. — Только, видишь, какое дело… Я думал, что будем вместе, сумеем поговорить, посоветоваться. Как же нам с Анфисой быть?

— Так я к вам приеду, — желая успокоить друга, сказал Сергей. — Ты не печалься, все уладим… Ну, иди, иди, да смотри не прозевай первые бревна. — Сергей поставил ногу в стремя. — Да, вот еще что, Сеня. Мы с тобой давно уже как родные братья. Так я хотел сказать тебе насчет сестренки. Она там среди вас одна. Ты ее хорошенько береги, устрой там шалашик, чтобы ночью не мерзла. В горах зори холодные… А то, что отец противится, не беспокойся. Поупрямится, и отойдет. Ну, счастливо тебе оставаться.

Он прыгнул в седло, с места пустил жеребца в галоп и вскоре нагнал обоз в небольшом лесу. Лес проехали быстро, и подводы снова загремели по неровной каменистой дороге. Было душно. По ущелью тянуло свежим запахом сухой травы. Обе бычьи упряжки шли вперед, и поэтому обоз двигался медленно. Ирина лежала на бричке вверх лицом, прикрыв глаза косынкой. На третьей подводе стояла лодка, с черными, просмоленными боками, полная сена, на котором удобно лежал Иван Атаманов. Сено было навалено вровень с дробинами и на других конных упряжках. На них разместились сплавщики — кто сидел, свесив ноги, кто лежал, опрокинувшись навзничь. Лошади, приноравливаясь к шагу быков, переступали осторожно, точно боялись оступиться. Увидев лошадей, жеребец пронзительно заржал, весь содрогаясь и высоко вскидывая черную гриву. Протяжное эхо отозвалось в разных местах, и кобылицы, услышав такой молодцеватый голос, подняли головы, заспешили, натянув постромки.

Сергей ехал по обочине дороги и рассматривал сплавщиков, с которыми ему предстояло перебросить по реке не один кубометр древесины. Всех пожилых мужчин — их было немного — он знал в лицо, а вот некоторые парни и девушки ему были незнакомы. На бричке, лицом к нему, сидел худощавый паренек с красивыми блестяще-карими глазами. Он любовался жеребцом, и по его взгляду Сергей понял, что юноше до слез хотелось сесть в седло. Рядом с ним лежал, растянувшись поперек брички, надежно скроенный детина. Он раскинул короткие, немного согнутые в локтях руки, свесил с грядки ноги с закатанными до колен штанинами. Лицо его было накрыто войлочной шляпой, — виднелся лишь подбородок, крупный, как кулак. «Кто же это? — подумал Сергей. — А! Грицько Корнев!» Вокруг Грицька и сидели и полулежали парни — кто был занят разговорами, кто рассматривал дальний лес, кто вслушивался в шум реки.

— А наш Грицько похрапывает, — сказал чернолицый, усатый мужчина. — Видать, всю ночь пробегал за девками, а теперь задает храпака.

Ему никто не ответил.

На соседней подводе, где ехали одни женщины и куда недавно перебрался Митька Кушнарев, не умолкал веселый разговор, шутки и смех. Митька не давал покоя своим спутницам. То садился к одной, обнимал, что-то говорил на ухо, за что получал удар по спине или толчок в бок, то перебирался к другой.

— Дмитрий, — сказал Сергей, — какой же из тебя бригадир! С девушками заигрываешь, а свою повариху заставил быков погонять.

— Какой я есть бригадир — будет видно на работе. — Митька обнял сидевшую рядом с ним девушку. — Правильно я говорю, Варюша?

— Отчепись, идол!

Варенька покраснела, соскочила на землю и пересела на ту бричку, где спал Грицько. Худощавый паренек помог ей сесть.

— Это не Митька, а черт! — сказала Варенька незлобно. — И война его ничему не научила. Какой был бабник, такой и остался. Степа, — обратилась она к пареньку, — давай споем.

— А Митька на меня не обидится?

— Да ну его к лешему. Давай эту: «Распрягайте, хлопцы, кони…»

Она тихонько запела. Ей несмело подтянул Степа, искоса посматривая на Митьку. Постепенно запели все сидевшие на бричке, даже черноусый мужчина, и только один Грицько оставался ко всему равнодушным. Поглядывая на Вареньку и ловя ее взгляд, Митька тоже запел.

— Чего ты тут гудишь? — сердито сказала Глаша. — Иди к своей Варюше.

Женщины с криком и со смехом прогнали Митьку с брички.

Засунув руки в карманы галифе, Митька важно подошел к Сергею, усмехнулся.

— Вот какие, — сказал он, смеясь и вынимая серебряный портсигар. — И до чего же смешные. Давай закурим. У меня папиросы.

Оставшись без Митьки, женщины тоже тихо запели старинную песню. Она начиналась словами: «Ой, кабы на цветы да не морозы…» Сергей прикурил и стал слушать. Два хора пели, точно соревнуясь в мастерстве. Забивали мужские голоса.

— И все ж таки бабочкам надо подсобить, — серьезно проговорил Митька. — Эй, Вася! Беги сюда! У тебя голос подходящий. Да зови и Андрюшку.

С третьей подводы бежали два парня.

Сергей поравнялся с подводой, на которой ехал Иван Атаманов.

— Иван Кузьмич, чего так призадумался? — спросил Сергей.

— Смотрю на Кушнарева, — неохотно ответил Атаманов, — и зло меня берет. И чего он жирует? Придется его, чертяку, стреножить, а то беда будет! — Атаманов завистливо посмотрел на жеребца. — Сережа, дай я сяду в седло, а ты ложись в лодку.

— Не могу, — сказал Сергей. — Поскачу вперед. Надо засветло со сторожем переговорить. Эй, дядя Прохор, вы спите? — Прохор сидел в задке на сене и дремал. — Я буду вас ждать в ущелье. А вы поторапливайте быков да лошадей пропустите вперед.

Сергей рысью подъехал к Ирине. Ласковыми глазами она посмотрела на него.

— Рад бы, но надо ехать.

Жеребец рвал поводья, грыз удила, брызгая пеной, и не хотел идти шагом. Весь путь до Чубуксунского ущелья Сергей ехал скорой рысью, а в тех местах, где лежала ровная дорога, пускал коня в галоп. Ветер рвался в расстегнутый ворот, раздувал рубашку и приятно холодил тело.

В Чубуксунское ущелье он приехал поздно. Солнце опустилось за гору, щедро позолотив ее ребристую буро-зеленую вершину. Угасли яркие краски, почернело и ребро горы, но вечер еще долго не наступал, лишь от гор ползли тени да веяло сыростью и запахом сосны. У входа в ущелье стояла деревянная, наскоро срубленная сторожка. Привязав жеребца к дереву, Сергей поправил ремень, одернул гимнастерку. Навстречу ему вышел уже знакомый Сергею сторож с берданкой на плече — кряжистый старик с седой в мелких кольцах бородой.