Шелковая императрица - Фреш Жозе

— Это хорошее сравнение. Наши братья в Китае называют Мани «Буддой Света». Мой учитель, Совершенный по имени Море Покоя, кое-что рассказывал мне о Будде Шакьямуни и еще об одном мудреце — Достопочтенном Лао-цзы, который указал людям Великий путь Дао. И оба предвещали явление нашего пророка Мани, который пришел вслед за ними.

— А Конфуций?

— Что тебе известно о Конфуции?! — изумился Луч Света.

— Ты думаешь, девчонка, которая зарабатывает себе на жизнь в красильном цеху, не может знать о Конфуции? — обиделась Нефритовая Луна. — Между прочим, управляющий собирает нас каждую неделю, чтобы поговорить о конфуцианской морали.

— Прости мне плохие манеры, любимая! Это все усталость… — Луч Света смутился из-за допущенной бестактности.

— Что твоя вера говорит о Конфуции? Это ведь самый уважаемый мудрец, по его книгам учатся и святые люди, и самые высокие чиновники во всем Китае.

— Как и все другие пророки, архонты, бодхисатвы, благодетели человечества, которых мы признаем, учитель Конфуций является предшественником великого Мани. Религия Света охватывает все остальные верования, как мать обнимает своих детей! — повторил Луч Света поучения, знакомые с детства.

— А я… я могла бы удостоиться чести приобщиться к великому Мани и его светоносному учению? — спросила Нефритовая Луна, чуть сильнее прижимаясь к возлюбленному.

— Руки Мани беспредельны — они объемлют всех, кто желает следовать за ним! Для него существуют лишь Добро и Зло.

— Вот как? Я помню, что, согласно Конфуцию, нам следует избегать крайностей. Все дело в умении сохранять равновесие, выбирать «справедливую середину», как говорил наш управляющий, — задумчиво протянула девушка. — Он читал нам «Вёсны и осени» Лю Бу-вея,[25] — пояснила она.

— Как странно, что ваших рабочих наставляют в столь высоких материях!

— По велению императора все, кто занят изготовлением шелка, должны приобщаться к истинным добродетелям. Видно, чтобы не занимались воровством… потом, наш управляющий и сам раньше был ученым.

— Манихейское писание утверждает, что между двумя крайностями нет никакой «справедливой середины», как ты выразилась. Мы верим лишь в Добро и Зло, Огонь и Лед, Ад и Рай.

— Это трудно принять! Палитра не может состоять лишь из белого и черного.

— Это как Инь и Ян…

— Но Инь и Ян — не то же, что Добро и Зло!

— Чем же они отличаются?

— Ты — это Ян, а я — Инь! Мы дополняем друг друга, и наш союз создает целое. И так — все мужчины и женщины; иначе мир был бы неполным!

Лучу Света нечем было на это ответить — требовалось сначала хорошенько обдумать услышанное. Сейчас он в спутавшихся мыслях смог найти лишь одну ясную: оказывается, его любимая не только прекрасна, но и умна! Он пришел в еще больший восторг, хотя после восхитительных любовных ласк это уже казалось невозможным. Юноша подумал, что ему достался необыкновенный цветок, редкое сокровище, и что он сам — просто дурак, если рисковал его упустить.

— Нефритовая Луна! Радость моя! Никогда больше я не покину тебя! — горячо прошептал юный влюбленный.

Давая такое обещание в маленькой комнатке над шелковой лавкой, Луч Света и представить себе не мог, куда оно приведет его.

ГЛАВА 13

ОАЗИС ДУНЬХУАН, ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ

Спрятавшись за колонной, Умара испуганно наблюдала за происходящим.

Впервые в жизни она видела нечто столь странное, напоминающее диалог глухих.

Сидя на резном камне, представлявшем фигуру Блаженного в момент Просветления, Буддхабадра созерцал безмятежно-синие небеса, густотой и насыщенностью цвета напоминавшие покрытый эмалью дорогой изразец. Разглядывал он их через большую дыру в крыше ветхого строения, куда едва ли не насильно привел его Безумное Облако.

Вот уже несколько дней у Буддхабадры почти не болела нога, и он надеялся вскоре расстаться с неприятным спутником, который вел себя скорее как надсмотрщик при пленнике, чем как товарищ по странствиям. Вот и теперь он весьма бесцеремонно затащил его в эту полуразрушенную пагоду на холме, высящемся чуть в стороне от проезжей дороги — части Шелкового пути на самом краю оазиса Дуньхуан. Отсюда за нанесенными ветром дюнами уже виднелась зелень садов в городских предместьях.

Пока Буддхабадра не смог снова ходить, они оставались в пещере и потому потеряли почти месяц. Что ж, могло быть и хуже.

Потом подвернулась оказия. Безумное Облако свирепо торговался с караванщиком, перевозившим пеньку, пока не сбил цену за дорогу до Чанъаня почти втрое, и таким образом с лихвой окупил плату за себя, которую внес Буддхабадра. В итоге настоятель Пешаварского монастыря отправился в путь, сидя в удобной, но страшновато раскачивающейся повозке, которую тянула пара крепких лошадок. Неутомимый Безумное Облако заглатывал свои крошечные пилюли и молча шагал рядом. К тому времени, когда они сделали остановку в Турфане, ноги настоятеля были уже в лучшем состоянии, чем раньше. Тогда они впервые поспорили с Безумным Облаком, который упорно отказывался покидать караван и задерживаться в этом оазисе.

— В Турфане нам нечего делать. Нам нужно в Дуньхуан! Тысяча пещер — вот наша цель! Мы пойдем вместе до самого конца! — заявил Безумное Облако, не уточняя причины такого выбора цели.

— Но зачем нам непременно вместе идти в Дуньхуан?

— Так надо! — отрезал Безумное Облако.

У Буддхабадры не нашлось сил спорить, тем более что и сам он не мог представить более внятного плана. К тому же им овладел панический страх чем-нибудь выдать свою тайну, поэтому он ни словом не обмолвился о том, что в Турфане у него есть дело.

Свои черные пастилки Безумное Облако время от времени предлагал и Буддхабадре, но после первого сомнительного опыта тот отказывался наотрез, хотя и понял, что они избавляют от боли. Компаньон разочаровался в нем (очевидно, по этой самой причине), но Буддхабадра счел, что это к лучшему. Перед самым Дуньхуаном Безумное Облако объявил, что настало время покинуть караван: идти в Чанъань им ни к чему.

— Я расплатился с караванщиком. Сейчас ты и сам можешь ходить! — бросил он спутнику.

В руке он держал кожаную дорожную суму, показывая, что уже собрался в путь. Буддхабадра мысленно возмутился: что за тон, что за выражения! Но делать нечего, пришлось подчиниться. Едва он ступил на землю, Безумное Облако целеустремленно потащил спутника вверх по склону, к пагоде. Буддхабадра, чья нога еще не вполне поправилась, опустился на ближайший камень, едва войдя внутрь. Камнем оказалась маленькая статуя Будды под деревом Бодхи, в момент Просветления.

— А сейчас поговорим! — Безумное Облако проглотил очередную пастилку и встал перед Буддхабадрой. — Ты должен сказать мне правду. Что в точности произошло, когда вы собрались в Самье, чтобы обсудить наши планы воссоединения?

— Сколько еще повторять? Мы убедились, что тебя нет; осталось только разойтись, поскольку достичь общей цели все равно не вышло бы. Я покинул Самье одновременно с Безупречной Пустотой, вот и все.

— Но как же слон?

— Я оставил его из-за трещин на ступнях — таких глубоких, что он не мог больше идти, ведь все вокруг к тому времени покрылось слоем обледеневшего наста. У меня был выбор: сгинуть вместе со слоном или спастись, но без слона. Я выбрал второе и вернулся по своим следам. Неужели не ясно? — резко и как можно короче ответил Буддхабадра, успокаивая себя мыслью, что Безумное Облако никак не может знать о его странствиях и первом визите в Турфан.

Безумное Облако выглядел озадаченным, будто прикидывал, как мог пожилой пешаварский настоятель, найденный им в столь плачевном состоянии, проделать пешком подобное путешествие.

— Я никогда не бросил бы священного белого слона без самой крайней нужды! — с сомнением насупившись, сказал тантрист.

— Если бы ты знал, Безумное Облако, сколько дней я провел в мольбах к Блаженному Будде, взыскуя прощения! — заговорил Буддхабадра, решив не обращать внимания на развязный тон собеседника. — Когда оставлял несчастное животное посреди снежной бури, я плакал. Полагаю, слон вскоре насмерть замерз. Надеюсь, он не страдал!