Небесные тени - Жоржия Кальдера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь Разработчик остался один в своей параллельной вселенной и был вынужден беспомощно наблюдать за крушением мира – все из-за его дурацкой щепетильности, которая едва не обрекла Янус на жизнь в заточении и муках.
Внезапно в ее сознании раздался звуковой сигнал. Датчики андроида предупреждали, что объект ее поисков где-то поблизости. Янус повернулась и начала движение в указанном направлении, пробираясь через развалины – когда-то на этом месте находился город. Вдалеке виднелось здание старой, полуразрушенной больницы.
Ее мать здесь.
Скоро она вновь с ней встретится…
В памяти Янус осталось лишь несколько размытых образов Создательницы. Милое лицо – почти такое же, как ее собственное, каким оно было в начале ее существования, только перекошенное от горя, с блестящими от слез щеками.
За все время своего существования Янус видела Исмахан лишь несколько минут, когда только-только пробудилась. Затем матушка ушла, оставив ее совершенно одну в умирающем мире, предоставив ей самой переваривать миллиарды данных, поступающих в ее механический разум. По отношению к Разработчику Янус испытывала определенную долю злости, однако на Создательницу почти не обижалась.
Разве матушка не даровала Янус невероятное тело, позволившее ей развить способности, которые современная наука сочла бы невозможными или сверхъестественными?
Кроме того, изучив оцифрованную часть сознания матушки, также хранившуюся в другом мире, Янус почувствовала, что они с ней очень похожи. Надо сказать, из-за отсутствия обновлений профиль Исмахан был фрагментарным – после физической смерти Люка Создательница лишь однажды соизволила подключиться к этому виртуальному пространству. Тем не менее Янус не сомневалась: с матушкой ей было бы гораздо лучше, чем с отцом, который в конечном счете только и делал, что совал ей палки в колеса.
Медленно приближаясь к Создательнице, Янус осторожно вошла в здание, и ее сенсоры словно обезумели.
К настоящему моменту она уже успела пробежать тысячи километров…
Мечты об этой встрече позволили ей продержаться, не сломаться, не выбрать самоотключение, а ведь порой так хотелось оборвать свое существование, чтобы больше не чувствовать ни боли мира, ни своей собственной – хотя предполагалось, что она неспособна испытывать боль…
Янус шагала через развалины, обходя разбитые кровати и сломанное медицинское оборудование. Она улавливала сигнал лишь от одного живого существа, остальные находились в нескольких сотнях метров от этого места, в основном под землей.
Откуда-то справа повеяло каким-то ужасным зловонием, и она увидела разлагающийся труп ребенка – судя по его виду, он был мертв по меньшей мере месяц. Чуть поодаль лежал другой труп, рядом – третий…
Наконец Янус увидела ее…
Женщина, давшая ей тело, вытащившая ее из небытия, сидела скрючившись на полу рядом с койкой. Она обхватила колени костлявыми руками и уткнулась в них лбом; волосы на ее голове были редкими и седыми. Казалось, она не замечает присутствия Янус.
На грязном матрасе лежали останки еще одного ребенка, умершего совсем недавно, судя по цвету и структуре его плоти.
– Матушка… – прошептала Янус.
От сильных эмоций ее глаза затуманились. Она еще никогда не плакала и вдруг поняла, что ее зрение ухудшилось из-за слез, готовых вот-вот пролиться.
Женщина медленно подняла голову – похоже, это движение далось ей с огромным трудом.
Столь разительные изменения внешности Создательницы потрясли Янус. Черты матери больше не имели ничего общего с изображением, хранившимся в другом мире. Лицо Создательницы ужасно осунулось, покрылось сетью глубоких, извилистых морщин. Кожа, желтая, как воск, и местами потрескавшаяся, была испещрена темными пятнами – явный признак сразу нескольких патологий, которые в настоящее время терзали тело женщины.
– Я-Янус? – пробормотала Исмахан шипящим шепотом. – Ты все-таки выбралась?
Янус опустилась на колени перед матерью и почти неосознанно взяла ее костлявую, иссохшую руку в свою.
– Это все, что осталось от вашего диспансера, мама? – спросила она, оглядывая комнату. – Кто все эти мертвые дети?
– Думаю, это были мои последние пациенты… Все равно я ничего не могла для них сделать. Прошло так много времени с тех пор, как я могла хоть что-то сделать для кого-либо…
Янус вдруг почувствовала потребность произнести слова утешения, пусть и лживые.
– Матушка, все будет хорошо, я вам обещаю. Теперь я с вами. Мы заново отстроим это место. Мы исцелим мир. Вместе…
Исмахан слабо покачала головой, так что грязные седые пряди, еще оставшиеся на ее голове, рассыпались по плечам.
– Я рада, что увидела тебя перед смертью, – призналась она. – Скажи Верлену… ну, аватару Люка, что я никогда никого не любила, кроме него, что он был единственным…
– Нет, – отказалась Янус, ее сердце переполнилось гневом. – Я вас вылечу. Вы выживете, клянусь вам.
Исмахан вытянула ноги и приподняла край футболки, покрытой бурыми пятнами. Весь ее впалый живот блестел от покрывающей его крови.
– Один из детей, о котором я пыталась заботиться, вчера ударил меня куском ржавого металла, пытаясь отобрать последнее лекарство из тех, что мне удалось спасти. Хотел выжить… Мне жаль, но ты уже ничем не поможешь…
– Нет… нет… – Янус склонилась над тщедушным, пугающе хрупким существом, в которое превратилась ее мать, и взяла ее на руки. Побуждения, руководившие ею сейчас, полностью выходили за рамки ее программы.
– Спаси мир, Янус, но сделай так, чтобы человечество вымерло навсегда, – прошептала ей на ухо мать. – Люк возненавидел бы меня, если бы услышал это, но теперь я знаю, что иначе жизнь на Земле не может продолжаться. Цивилизация прошла точку невозврата, позволив человеку безгранично удовлетворять свою алчность, сжигая ресурсы планеты ради благоденствия кучки богатеев. Из-за них, из-за этой горстки ослепленных властью эгоистов, мы уничтожили то, что было нам дано, и увлекли за собой в бездну все живое. Мы не заслуживаем второго шанса…
Янус моргнула, ошеломленная.
Ее программа восставала против подобных слов.
Однако вся накопленная ею за последние годы аналитика подтверждала правоту матери…
Разве она с самого начала не знала, что это единственное верное решение? Спасти людей означало обречь на смерть остальную часть живого мира. Если предложить этому доминирующему виду возможность однажды
