Память льда. Том 2 - Стивен Эриксон

Сейчас этот взгляд подвёл Итковиана. Тот метался, словно пойманное животное, которое осыпают жестокими уколами со всех сторон. Даже в побеге ему было отказано, он сам запретил себе бежать, по собственной свободной воле, которая обрела форму в словах обета. Итковиан должен принять это бремя, невзирая на цену. Пламя мести преобразилось в его душе. В конечном счёте он сам станет искуплением — искуплением для душ тех, кто пал в этом городе.

Искупление. Для всех, кроме него самого. Об этом Итковиан мог просить лишь своего бога. Но что случилось, Фэнер? Где ты? Я преклоняю колени в ожидании твоего прикосновения, но тебя нигде нет. Твоё царство… будто… опустело.

Куда мне теперь идти?

Да, я ещё не закончил. Я принимаю это. Но когда закончу? Кто ждёт меня? Кто примет меня? По телу Итковиана пробежала дрожь.

Кто примет меня?

Кованый щит отмёл этот вопрос, пытаясь воскресить свою решимость. В конце концов, у него нет выбора. Он станет горем Фэнера. И рукой правосудия своего Господа. Это нежеланные обязанности — он чувствовал, какую цену придётся заплатить.

Они подошли к площади перед Пленником. Отовсюду подходили другие баргасты. Отдалённые звуки боя на площади Джеларкана, раздававшиеся в течение почти всего дня, теперь утихли. Враг был изгнан из города.

Итковиан не думал, что баргасты пустятся в погоню. Они добились того, зачем пришли. Паннионская угроза костям их богов устранена.

Возможно, если бы септарх Кульпат был ещё жив, он перестроил бы свои потрёпанные силы, восстановил дисциплину и подготовился к следующему шагу. Либо к контратаке, либо к отступлению на запад. Оба были рискованными. Ему могло не хватить сил для того, чтобы взять город. И его армия, лишившись оставшегося в лагерях снаряжения и линий снабжения, скоро начнёт испытывать нехватку припасов. Незавидная ситуация. Капастан — маленький, незначительный город на восточном побережье Генабакиса стал многогранным бедствием. И потерянные здесь жизни символизировали лишь начало грядущей войны.

Отряд вышел на площадь.

Место, где пал Брухалиан, лежало прямо перед ними, но все тела были убраны — без сомнения, их забрали отступавшие паннионцы. Плоть для ещё одного королевского пира. Это не имеет значения. Худ явился за ним. Во плоти. Был ли это знак уважения или мелкое злорадство со стороны бога?

Взгляд Кованого щита задержался на запятнанных камнях ещё на миг, затем метнулся к главным воротам Пленника.

Свечение исчезло. В тенях за аркой ворот возникли фигуры.

Все подходы к площади были заполнены баргастами, но дальше они не шли.

Итковиан повернулся к своему отряду. Отыскал взглядом своего капитана, некогда — мастер-сержанта, отвечавшего за тренировку новобранцев, затем Вельбару. Осмотрел их изодранную, запятнанную броню, их осунувшиеся, морщинистые лица.

— Мы втроём, сударыни, в центр площади.

Обе женщины кивнули.

Все трое вышли на площадь. Тысячи глаз смотрели на них, прокатился приглушённый рокот голосов, а затем ритмичный, сдержанный лязг клинков о клинки.

Справа вышла другая группа. Солдаты, чью форму Итковиан не узнал, и люди, на которых видны были зазубренные, тигриные татуировки. Эту группу вёл человек, которого Итковиан уже видел раньше. Кованый щит замедлил шаг.

Остряк. Это имя было словно удар молота в грудь. Горькая уверенность вызвала поток мыслей: Смертный меч Трейка, Тигра Лета. Первый герой Взошёл.

Нас… нас заменили другими.

Собравшись с духом, Итковиан продолжил путь, затем остановился посреди площади.

Солдат в чужеземной форме приблизился к Остряку. Он сжал полосатую руку огромного даруджийца и пролаял что-то остальным, те остановились, а незнакомец с Остряком пошли дальше, прямо к Итковиану.

Их внимание привлекла суматоха у ворот Пленника. Выходили жрецы и жрицы Совета Масок, торопливо семенили, волоча за собой сопротивлявшегося собрата. Впереди — Рат’Трейк, на шаг позади него — даруджийский купец Керули.

Солдат и Остряк подошли к Итковиану первыми.

Тигриные глаза Остряка взглянули на Кованого щита из-под даруджийского шлема.

— Итковиан из «Серых мечей», — пророкотал он. — Дело сделано.

— Не сделано, — перебил иноземный солдат. — Приветствую тебя, Кованый щит. Я капитан Паран из «Мостожогов». Войско Однорукого.

— Он нечто большее, — проворчал Остряк. — То, что он сейчас заявляет…

— Я делаю без радости, — закончил Паран. — Кованый щит, Фэнер был вырван из своего царства. Он блуждает по далёким землям. Ты и твои люди потеряли своего бога.

И мы все это знаем.

— Нам это известно, сударь.

— Остряк говорит, что твоя роль, твой долг исполнен. «Серые мечи» должны отступить, ведь превосходство получил новый бог войны. Но это не обязательно. Для вас предуготован путь… — Взгляд Парана скользнул мимо Итковиана. Он повысил голос. — Добро пожаловать, Хумбролл Тор. Твои дети, несомненно, ждут в Пленнике.

Кованый щит глянул через плечо и увидел в десяти шагах огромного вождя баргастов в расшитом монетами доспехе.

— Подождут ещё немного, — прорычал Хумбролл Тор. — Я буду свидетелем.

Паран скривился.

— Любопытный ублюдок…

— Он самый.

Малазанец вернулся к Итковиану и собирался заговорить, но Кованый щит прервал его:

— Мгновение, сударь.

Он прошёл мимо обоих мужчин.

Рат’Фэнер крутился и извивался в хватке собратьев-жрецов. Его маска сбилась набок, пряди седых волос выбились из-под кожаной повязки.

— Кованый щит! — закричал он, видя приближение Итковиана. — Во имя Фэнера…

— Во имя его, да, сударь, — отрезал Итковиан. — Ко мне, капитан Норул. Призывается закон Устава.

— Сударь, — ответила седая женщина, выходя вперёд.

— Вы не имеете права! — завопил Рат’Фэнер. — Только Смертный меч способен призвать Устав!

Итковиан стоял, не шевелясь.

Жрец сумел высвободить одну руку и ткнуть пальцем в Кованого щита.

— Я ношу звание Дестрианта! Разве что у вас есть кто-то, кто может заявить о своём праве на этот чин?

— Дестриант Карнадас мёртв.

— Этот человек не был Дестриантом, Кованый щит! Взыскующим — возможно, но моё звание было и остаётся превосходящим. Только Смертный меч имеет право призвать Устав против меня, и вы это знаете.

Остряк фыркнул.

— Итковиан, Паран рассказал мне, что здесь свершилось предательство. Твой жрец продал жизнь Брухалиана паннионцам. Это не только отвратительно, но и бестолково. Стало быть, — он остановился. — Любой Смертный меч подходит? Если так, то я призываю Устав. — Он оскалился в лицо Рат’Фэнеру. — Покарай ублюдка.