Талант (Жизнь Бережкова) - Александр Бек

Значит, все решено — утром открываю, утром начну молоть! А еще не сколочен помост, по которому, словно заправский мельник, я буду похаживать и посматривать, как идет помол. И не готова вывеска. Надо сейчас же заказать вывеску Маше. Скорей, скорей домой!

Вот когда я оценил дарование своей сестрицы. Откуда-то, чуть ли не с крыши, был притащен старый кровельный лист, Маша послушно выложила на стол все запасы масляных красок, и закипела работа.

— Не жалей, Машенька, красок. Скоро я притащу тебе их целый ящик.

Маша только посмеивалась. Чего только я, будущий богач, не наобещал ей в эти дни!

— Не жалей красок! — повторяю я. — Пиши с выдумкой, с блеском. Стукни прохожего по голове.

Сочинив текст вывески, я отправился во двор, нашел в сарае несколько досок и, взвалив их на плечо, потащился по ночным улицам в особнячок завершать последние плотничьи работы, возводить помост.

За ночь я не прилег ни на минуту, но к свету — а осенью светает поздно, — к свету в особнячке все было совершенно готово.

Безумно торопясь, я побежал за вывеской.

Меня ожидал шедевр. На темно-синем фоне красивыми золотыми буквами было начертано: «Первая московская механическая мельница конструкции инженера Бережкова».

Однако при первом же взгляде на вывеску я почувствовал, что мимо нее можно пройти равнодушно, едва скользнув по ней взглядом. Озаренный вдохновением, я, несмотря на протесты сестрицы, намалевал внизу крупными буквами: «Свободный помол».

Затем, наскоро позавтракав, я потребовал, чтобы Маша по дороге на службу помогла мне водрузить вывеску. Мы шли нестерпимо медленно, так как краска на вывеске была еще сырой и приходилось быть крайне осторожными.

Как раз вблизи особняка высился толстый столб, уцелевший от былого забора. Я давно присмотрел его для вывески. Но лестницы у меня не было, и поэтому с приколачиванием вывески, прочно набитой на примитивную деревянную раму, мы опять-таки провозились довольно долго. Наконец все завершено.

Я отбежал на противоположный тротуар. Магические слова «Свободный помол» были ясно видны и оттуда.

Итак, мельница открыта!

Отпустив сестру — пусть отправляется на свою службу, — я остался у мельницы один. Вошел в особняк, взобрался на помост и встал там, ожидая клиентов.

14

Я долго стоял, снедаемый огнем ожидания. Но клиентов не было.

Несколько раз я выбегал наружу и впивался взглядом в улицу — то в одном направлении, то в другом, — не приближается ли кто-нибудь с мешком зерна за спиной?

Но люди проходили и проходили мимо. Мне нестерпимо хотелось остановить кого-нибудь — первого попавшегося! — потрясти его за плечи, указать на вывеску и прокричать: «Видишь? Сейчас же беги домой, тащи сюда зерно!» Некоторых я пытался загипнотизировать, но, увы, безрезультатно.

Утешая себя разными соображениями и отнюдь не теряя веры в гениальность моей выдумки, я возвращался в особняк, снова взбирался на помост и ждал, облокотившись на перила. Но клиенты не появлялись. Никто не стучался, никто не приходил.

Много мечтаний и мыслей пронеслось в эти часы ожидания. Думалось о грядущем богатстве, о каких-то великих будущих моих изобретениях.

Вспоминался, конечно, и профессор Шелест, который отвернулся от меня, но когда-нибудь — иначе я буду не я! — преклонится перед моим талантом и удачей.

Однако все эти мысли и мечты лишь слабо мерцали во мне, чуть вспыхивали и потухали. Все они оттеснялись переживаниями, что ведомы каждому конструктору. Никакие мечты о богатстве, о славе, о любви не сравнятся по силе, по жгучести с волнением, которое всегда овладевает мною, когда рождается замысел новой вещи и, в особенности, перед первым ее испытанием.

А ведь тут испытание, по существу, еще не произведено. И поэтому самым трепещущим, адски волнующим, адски интересным — гораздо интереснее всех благ, которых я ожидал от мельницы, — был для меня в те минуты вопрос, правилен ли конструкторский замысел, будет ли моя мельница молоть.

На дворе стало темнеть. Разочарованный, разбитый, я собрался уже закрывать мельницу, но вдруг кто-то неуверенно постучал в дверь.

Я закричал во всю глотку:

— Входите!

Дверь в ожидании клиентов не была заперта, но никто не вошел. Неужели я ослышался, неужели дошел до галлюцинаций?

Я прыгнул с помоста, как тигр, и ринулся открывать дверь. На пороге стоял председатель домового комитета, тот самый, что на днях предупредительно отвечал мне на вопросы насчет особняка. Как сейчас помню его полуиспуганную, полуудивленную, виновато улыбающуюся физиономию.

Он смотрел на меня, согнувшись под тяжестью большого мешка. Вы понимаете — мешка!

— Простите, товарищ Бережков, — начал он, — я только что пришел со службы и увидел вашу вывеску. Значит, у нас во дворе теперь будет мельница?

— Да.

— И можно смолоть рожь?

— Пожалуйста. Сколько угодно.

— И частным гражданам можно?

— Конечно. Вы же видели: «Свободный помол».

— А дело законное? — выспрашивал мой первый клиент.

— Конечно. Нэп.

Я с твердостью заявил это, хотя в тот день у меня не имелось никакого торгового патента, никакого разрешения.

— Я как пришел домой, — говорил председатель, опуская мешок, — как увидел вашу вывеску, так и решил смолоть рожь. У меня много немолотой ржи.

Без дальнейших разговоров я подхватил мешок и поставил на весы, словно всю жизнь только этим и занимался. С приобретением весов тоже была своя история, но всего не перескажешь — ведь это же тысяча и одна ночь.

Взвесив, я ловко вскинул мешок на помост, вскочил туда сам и засыпал зерно в конус. Мой клиент с любопытством наблюдал за мной. Я тоже проделывал свои манипуляции с чрезвычайным любопытством: что выйдет из этого?

Прижал рубильник. Стрельнула голубоватая искра. Мотор зажужжал, двинулся жернов. Приоткрыв задвижку для зерна, я стал поджимать жернова друг к другу. Вдруг они завизжали, заскрежетали, завыли. И вслед за этим в ящик, куда должна была течь мука, посыпалось с искрами какое-то кашицеобразное, землистого цвета вещество. И невероятно пахучее, словно жженая калоша.

Я увидел испуганное лицо председателя и сам перепугался. Однако с самым невозмутимым видом, будто все шло, как надо, быстро раздвинул жернова. По теперь зерно просыпалось в ящик, не размалываясь. Я опять стал с величайшей осторожностью сближать жернова, и в какой-то момент снова раздался дикий визг соприкоснувшихся камней. Снова распространился аромат жженой калоши.

Меня бросило в холодный пот. Что случилось? Мельница не работает.

Но в ту же минуту я догадался, что надо действовать смелее, надо прибавить подачу, то есть еще сблизить камни, чтобы мука могла создать пленку между ними. Я бесстрашно прибавил подачу, визг прекратился, перестали выскакивать искры, в ящик посыпалась мука. Уф! Наконец-то!

Правда, мука оказалась смолотой неважно, на зубах сна хрустела, но все-таки это была мука.

Я заставил своего первого клиента полюбоваться, выразить свое восхищение остроумным устройством мельницы, затем мы с ним свернули из двух газет колоссальный кулек, и он щедро отсыпал мне — за помол несколько фунтов муки.

Через минуту в замке особняка щелкнул мой ключ. Прижимая к груди кулек с мукой, я сделал пируэт на крыльце.

Вдруг, откуда ни возьмись, прозвучал женский голосок:

— Дорогу мучному королю!

Что такое? Возле столба, к которому была приколочена вывеска, остановился фаэтон Подрайского. На тротуар, отклонив помощь супруга, ловко спрыгнула Лелечка. Быстрыми шажками она подошла ко мне.

— Узнаете? А мы случайно оказались в вашем районе. Знаете, ездили по магазинам.

Крепкая загорелая ручка принялась отряхивать муку с моего пиджака. Фу-ты, оказывается, я перепачкался с головы до ног. Действительно, мучной король.

— Не сомневалась, что вы добьетесь успеха! — Лелечка одобрительно оглядела меня и добавила свою, как видно, излюбленную фразу: — Жизнь принадлежит энергичным людям!

Розовое лицо Подрайского сияло добродушием.

— Рад вас поздравить, Алексей Николаевич.

Я топчусь возле гостей. Неужели придется пригласить их в особняк?.. Дома меня дожидается Маша. Предстоят грандиозные оладьи. И вот извольте неожиданная встреча… Как бы мне сбежать? Однако Бархатный Кот сам проявляет чуткость.

— Не беспокоитесь, — раскланивается он. — Мы только мимоходом… Как-нибудь в другой раз вас навестим.

— Пожалуйста, пожалуйста…

— У вас, значит, все идет удачно?

— Еще бы! — Видя, что гости прощаются, я в восторге повторяю: — Еще бы, потрясающая, волшебная удача!

Супруги усаживаются в коляску, я машу им рукой, снова прижимаю к груди драгоценный кулек и бегу домой.

15