Постумия - Инна Тронина

– Не особо. Самое главное, что они остались в плюсе. Да, попались, но дело своё сделали. Меня в живых оставили – и что? Я ведь ничего не знаю.

– Не фокус выиграть, когда карты краплёные. – Старик дёрнул раздвоенным кончиком носа, как будто у него был насморк. Потом мизинцем поправил дужку очков. – Мы ведь опоздали, потому что рейс из «Шереметьева» на несколько часов задержали. Знал бы – «Сапсаном» поехал! Примерно столько же и потерял. Кто-то позвонил, сообщил, что в самолете бомба. И – кыш все! У меня на сей счёт своё мнение, которое пока высказывать не буду. Где охранники? Не проказят?

Старик повернулся к невысокому, но плотному дядьке с очень густыми чёрными бровями. Глаза у него были блестящие и выпуклые, как мытые сливы. Формально здесь распоряжался именно он, но главным был Старик.

– Ничего, тихо сидят. Приуныли только. Им теперь новую работу надо искать.

Мне показалось, что этот боец на кого-то очень похож. И Старик будто прочитал мои мысли.

– Узнала его? – Он лукаво прищурился.

– Нет. Но, кажется, недавно видела.

– С родственником вчера за одним столиком квасила. Только тихо! Никому ни слова, даже дяде. А теперь пойдём-ка, проведаем наших пленных – в соответствии с Женевской конвенцией…

Я вспомнила, как покойный Печенин сватал меня в любовницы к Погосяну, расписывал его богатый дом в Нью-Йорке. А оказалось, что это тоже – объект ФСБ или Службы внешней разведки. Неплохо Старик фигуры расставил. Партия, скорее всего, будет за ним. Только вот сегодня случился цейтнот…

– Ну что, господа, обсудим положение накоротке?

Старик, не глядя, придвинул венский стул. Уселся, раскинув полы пальто и поддёрнув брюки. Он мигнул двум парням, охраняющим «оборотней», и те быстро вышли. Менты были в наручниках и в форме. Мне такого никогда не приходилось видеть.

– До приезда следственно-оперативной группы у нас ещё есть время. Вот, Марьяна, твои знакомые – Шамиль Хайдаров и Василий Стерхов. И. что самое интересное, имена, скорее всего, подлинные. Хотя, конечно, нужно всё проверить. Но, в данном случае, это неважно. Как бы их ни звали, жить они хотят.

«Оборотни» внешне никак не реагировали. Они сидели, развалившись, на канапе и изучали лепной потолок. Но слишком уж спокойными казались ребята – такого просто не могло быть. Возможно, пребывали в лёгком «ахтунге» – на такой исход они вряд ли рассчитывали.

Старик, вытянув вперёд ноги, смотрел, как мягкий свет люстры играет на его ботинках. Шёлковые и велюровые шторы прикрывали окно, а также дверь на балкон. Я знала, что внизу всё оцеплено. Урча, подъезжали машины, тормозили у шлагбаума. Потом с лестницы вошли санитары из морга, с носилками. Один из бойцов направил их в комнату напротив.

Ерухимович вёл себя так, будто именно к такому повороту событий и готовился. На самом же деле план сорвался дважды. Сначала сожитель задушил агентшу. Теперь вот погиб сам «объект». Но матёрый волчина был спокоен, как сфинкс. Он тщательно высморкался в большой клетчатый платок, чихнул. Потом промокнул слёзы.

А я вспоминала те жуткие тихие выстрелы из пистолета с глушителем. У ментов были автоматы, но они завалили Печенина из «глокка». Потом вложили бы его мне в руку. Якобы я запуляла в любовника, а после покончила с собой.

Понятно, почему так удивился Леонид, узнав, что я нездешняя. Охранники из этого дома спокойно пропустили меня – по приказу Старика. Но относительно полиции инструкций у них не было. Да и не имели они права заворачивать наряд, прибывший по вызову. Лучше бы грохот, лучше бы горный обвал, чем эти хлопки!..

– Ну что, молодые люди, – обратился Старик к ментам. – Как будем вас судить? По любви или по закону? Труп налицо – это серьёзно.

– Не понял, – вежливо ответил Шамиль. Василий молча изучал узоры на ковре.

– Есть шанс частично искупить свою вину, – мармеладным голосом вещал Старик. Даже его диалект куда-то пропал. – Ведь не сами же вы, по доброй воле, пошли на это дело. Теперь присядете капитально, а какая-то гнида будет в роскоши купаться. Сделка со следствием никогда не помешает. Я жизнь прожил, могу вам советовать. Форму и оружие вам не для того выдали, чтобы вы проникали в чужие квартиры и мочили граждан. Удостоверения у вас настоящие, и это очень плохо. Вы стране своей в лицо плюнули. Из-за вас теперь и честных ментов станут бояться, ненавидеть. Вредить им…

– Теперь народец учёный пошёл, – пояснил Хайдаров. Я сразу решила, что сотрудничать со следствием он не станет. – Навскидку «липу» отличают. А у дежурного занято всё время, в отдел трудно дозвониться. Наберут пару раз и бросят.

– Так как вас судить? – настойчиво спрашивал Старик. – Или на остров Огненный навсегда поедете? Уж ты-то точно, парень, – кивнул он Хайдарову. – А, может, и оба уже на «вечку» наскребли. Суд решит.

– Судите по любви, – ровным, спокойным тоном ответил Шамиль. Обрисованная Стариком перспектива его не прельщала.

Я стояла у дверей, держась за косяк, и слушала. Просторная комната колыхалась перед глазами. Я хотела заплакать и не могла. На меня никто не смотрел. И потому можно было достать платочек, промокнуть пот на лбу. А ещё поглядеться в зеркало, поправить волосы. Можно было даже уйти – ведь своё дело я уже исполнила.

Глава 9

14 марта (утро). В больнице мне сделали укол, а ночью начались глюки. Врачи отпустили меня домой. Вернее, к Богдану, на «Просвет». На Парнас брат меня не повёз, хоть я и просила. Притащил к Кристине, чему она совсем не обрадовалась. Но с мужем невестка спорить не стала и постелила мне на их с Богданом диване. Дочерей почти сразу же увела в детскую, и себе там поставила раскладушку.

Богдан накачал надувную тахту и преспокойно завалился до утра. Он давно привык спать в любом положении, не требуя особого комфорта. То, что меня чуть не убили, брата особенно не впечатлило – он каждый день ходил под пулями. К тому же, Богдан помнил, как прямо под окнами нашей квартиры бандиты из двух «узи» расстреляли нашего отца…

Ко мне сразу же прыгнул огромный рыжий котище Мэйсон, которого я год назад притащила из отделения Сбербанка. Там он постоянно дрых на банкомате. В итоге начальству это надоело, и котейку решили выбросить на улицу, в мороз. Моё сердце дрогнуло, и забрала Мэйсона с собой.

Теперь он обожал меня беззаветно, и сразу же заводил свои песни. Обычно я подолгу с ним играла. Но вчера сразу рухнула в глубокую тёмную яму. Вернее, в Большую Невку, которую видела из окон того страшного дома. На другом берегу торчали старые трубы и новые дома Выборгской стороны. А я барахталась в слишком уж тёплой, совсем не мокрой воде. И никак не могла ни утонуть, ни выбраться на ступени…

Проснулась я под утро. Мэйсон свернулся в ногах, в щели между шторами пробивался свет. Странно, но рядом со мной сидела женщина в железнодорожной форме. Она молча смотрела на меня и качала головой. Кстати, я сразу её узнала. Это была другая моя бабушка – мамина мать, Людмила Николаевна Смычкова. Больше всего удивило меня то, что бабуля оказалась совсем молодая. Правда, теперь у неё вообще не было возраста. Баба Люся умерла четыре месяца назад, а меня даже не пригласили на похороны и поминки.

Клянусь – я не спала. Но со страху не нашла в себе сил даже спрятать голову под одеяло. Я только закрыла глаза и снова забылась. Да, действительно, Людмила Николаевна ещё в девичестве пришла работать на стацию Обухово. Там, неподалёку, и жила их семья. Потом вышла замуж за рабочего с Кировского завода, но выбору своему не изменила.

Тревожное забытьё не принесло облегчения. Часа два я вертелась, выпутываясь из верёвок, которыми меня связали страшные «оборотни». Пыталась кричать, но только хрипела. А потом ясно почувствовала, что в комнате – мой отец. Он ходил из угла в угол, поправлял на мне одеяло. И что-то говорил, говорил кому-то, но не мне. Почему-то я решила, что папа пришёл сюда прямо с кладбища. И тогда по-настоящему закричала. И сразу поняла, что говорит не отец, а брат Богдан. Баба Галя уверяла, что голоса у них – один в один, и всё время плакала при этом…

Брательник сидел на надувной тахте, встрёпанный и заспанный. Он что-то бормотал в «трубу», боясь разбудить меня. Правда, за окнами было уже светло, и день снова намечался ясный. Оглушительно чирикали за стеклом воробьи – как всегда весной. К рынку у станции метро съезжались фуры, грохотали ящики, лотки. Скандалили торговки с грузчиками. Начинался новый день.

Я удивилась, потому что перед глазами стоял туман. Провела ладонью по лицу – и всё поняла. Оказывается, я ревела во сне и сжимала в объятьях подушку.

– Дядя Сева, сегодня же суббота, погода хорошая! – канючил Богдан, понимая, что нахрапом генерала не возьмёшь. Он, как старший по званию, может просто приказать жалкому майору. – Я на рыбалку хотел. Проспал, правда, но ничего… В любом случае выходной. И Марьяну грех будить. Всю ночь во сне стонала, всхлипывала. Заездили вы девушку капитально. А теперь опять – ехать в Комарово! Мужик тот теперь дубарь, и торопиться не надо.