Повседневная жизнь Букингемского дворца при Елизавете II - Бертран Мейер-Стабли

Затем последовал ритуал облачения в горностаевую мантию (идеальное одеяние для летней жары!) и прикосновения к золотому скипетру. Итак, соединив свои руки с руками королевы, в полнейшей тишине Чарльз произнес высокопарные слова старинной клятвы: «Я, Чарльз, принц Уэльский, объявляю о том, что предан вам душой и телом, и клянусь моей верой и моей честью служить вам до самой смерти и защищать вас от любых злоумышленников…» Елизавета подняла его с колен, чтобы обменяться с ним «поцелуем верности». После чего последовал обмен речами, причем Чарльз читал свою речь на валлийском языке: «С чувством гордости и волнения я получил символы моего титула и моих обязанностей в этой сказочной крепости, где никто не может оставаться равнодушным к царящей здесь атмосфере многовекового величия…» Прозвучали фанфары, затем принца представили собравшимся, для чего он поднялся на королевскую башню. Ступал он несмело, даже робко, явно боясь запутаться в длинной мантии; он обратился лицом к Ирландскому морю и улыбнулся (наконец-то!) в ответ на приветственные крики толпы, собравшейся в окрестностях замка. Кортеж отбыл в обратном направлении, церемония завершилась.

Можем поспорить, что коронация Чарльза будет еще более пышной и торжественной, чем коронация его матери, потому что это уникальная возможность закрепить священный образ государя в памяти народа.

Пожив жизнью, в которой надо подчиняться таким церемониалам, простой смертный, вероятно, ощутил бы, что он задыхается. Однако не стоит преувеличивать! Люди зачастую сами создают себе ложные представления о том, что при дворе всем правит викторианский этикет. Впрочем, следует заметить, что Виктория вовсе не была рабыней этикета, это была простая, не склонная к позерству женщина, способная весело напевать случайно услышанную мелодию Мендельсона или ворваться в комнату леди Литтелтон, чтобы заставить ее полюбоваться прекрасной радугой на небе.

По мнению многих наблюдателей, восшествие на престол молодой Елизаветы в 1952 году стало началом новой эры. По словам одного из них, эта коронация породила в обществе желание увидеть новый тип монархии, более открытой, что ли, «в которой монархи смешались бы с простым народом, а весь протокол, связанный с королевской властью, был бы выметен напрочь метлой». Разумеется, ничего подобного не произошло, и уже в следующем месяце все стали хором повторять слова одного из комментаторов: «Люди, вращающиеся вокруг трона, так же аристократичны, так же ограниченны и такие же снобы — уж произнесем это слово, — как и прежде. Королевский круг общения в действительности не изменился со счастливых времен королевы Виктории». Королева сохранила своих лошадей, своих близких друзей, выходцев из высшей знати, а также свои повседневные обязанности главы государства, а герцог Эдинбургский — свои вертолеты и парусные яхты, свои многочисленные хобби и свои еженедельные обеды со старыми друзьями-мо-ряками.

Да, теперь лакеи не носят напудренных париков, а королевские дети больше не делают реверансов и не кланяются родителям, но основные правила поведения сохраняются. Члены королевской семьи называют по фамилиям полицейских, пажей, шоферов и старых слуг, за небольшим исключением; лакеев же называют по имени. Ибо, по мнению королевы, «мы живем в эпоху, когда хорошие манеры становятся все большей и большей редкостью. Протокол же является отличным барьером, ограждающим от всякого рода развязности, фамильярности и дурного воспитания». Ну что же, как говорится, имеющий уши, да услышит!

Итак, до сих пор можно ходить только позади королевы, хотя бы на шаг. К ней нельзя прикасаться ни под каким предлогом. Во время визита Елизаветы II во Францию в 1972 году Жорж Помпиду допустил ужасное нарушение правил протокола, взяв королеву за руку, чтобы провести ее по Трианону сквозь толпу людей, желавших быть ей представленными, а ведь в соответствии с протоколом королеву можно брать за руку только ради того, чтобы уберечь ее от непосредственной опасности. Кроме того, к королеве нельзя обращаться первым и ей избегают задавать вопросы.

Разумеется, мужчины отвешивают Ее Величеству поклоны, женщины приседают в реверансах. Но это требует кое-какой практики, по поводу чего Питер Таунсенд дает следующие советы: «Перенесите вес тела на ногу, стоящую впереди, держите спину прямо и смотрите государыне в глаза, желательно при этом улыбаться. Не следует приседать слишком низко, в особенности если вы полноваты». Будучи непрямой родственницей королевы, Диана должна была всегда делать ей «большой» (то есть глубокий) реверанс, затем целовать ее в левую щеку, потом в правую и наконец целовать руку, после чего принцесса обращалась к свекрови, именуя ее «мадам».

В своем дневнике сэр Хью Кассон, тонкий и проницательный «букингемолог», то есть знаток нравов Букингемского дворца, отметил, что «в присутствии верховного представителя королевской власти все как бы меняются в лице». Он также подчеркивает, что всех там буквально охватывает мания пунктуальности, превращающаяся в хроническое эндемическое заболевание во время королевских приемов… Все приглашенные в Виндзорский замок прибывают на полчаса раньше и ожидают назначенного часа под деревьями вместе с кроликами. Но кто бы стал рисковать опоздать на свидание с Ее Величеством? Королева сама почти всегда чрезвычайно пунктуальна. В последний раз, когда она опоздала на церемонию по передаче поручения сформировать правительство, которая должна была состояться в Тронном зале, это случилось 15 ноября 1977 года по вполне уважительной причине: в этот день родился ее первый внук Питер. И об этом до сих пор вспоминают!

Все собеседники монарха обычно ощущают робость. Титул королевы Англии оказывает на человека большое воздействие, так сказать, впечатляет, а замешательство и смущение людей еще больше уменьшает возможность чисто человеческого контакта, и так ограниченную жесткими рамками протокола. В то время как человек, приглашенный на аудиенцию или просто представляемый королеве, с тревогой размышляет над тем, должен ли он кланяться и как ему обращаться к ней: «мадам» или «Ваше Величество», пока терзается вопросами: «Что она подумает обо мне?», «Какое впечатление я на нее произведу?» и так далее, он совершенно забывает о том, что королева тоже может испытывать смущение.

Однако же протокол вынужден был изменяться вместе с частичной демифологизацией монархии, произошедшей в результате общения представителей королевской семьи с народом, а также вторжения в ее жизнь телевидения. Но, отрекаясь от таинственности, спускаясь с Олимпа, любезно позируя всем знаменитым фотографам и показываясь на голубом экране, королевская семья не утратила в глазах подданных того интереса, который всегда к себе вызывала. Напротив! Он, этот интерес, лишь немного изменился.

Магия присутствия монарха может вызвать непредвиденные реакции. Одна женщина, сидевшая у камина в своем доме на севере Англии, услышав звон дверного колокольчика, открыла дверь и оказалась лицом к лицу с принцем Чарльзом, совершавшим незапланированный визит по рабочим кварталам; так вот, она потеряла сознание! Однако случалось и прямо противоположное: во время одного из таких неожиданных визитов в большой универсальный магазин самообслуживания кто-то из покупателей, ничуть не смущенный тем, что видит перед собой человека, «лицо которого ему показалось знакомым», попросил принца помочь ему найти отдел, где продают инструменты. А принц Филипп, со своей стороны, навлек на себя неудовольствие одного из покут пателей, которого спросил, делает ли он покупки, а тот недовольно буркнул, что как раз этим и занимался, когда «вы меня от этого дела взяли и отвлекли!».

Во дворце нет шефа протокола. В зависимости от повода или «природы» переездов личный секретарь королевы или королевский шталмейстер следят за тем, чтобы все прошло хорошо. Но все понятия о протоколе бледнеют и исчезают, как только королева появляется со своими собачками. Присутствующие на торжественном обеде особы извлекают для себя пользу из их присутствия, а веселое тявканье собачек приводит всех в хорошее расположение духа.

Но протокол все же существует, и он имеет прямое отношение к повседневной жизни, к тому же его элементарные правила приняты и соблюдаются всеми. Один социолог это заметил и написал по сему поводу следующее: «Королева находит поддержку в подсознании большинства своих подданных и даже в подсознании тех, кто ее критикует. Она является воплощением некой привязанности, некой ностальгии по образу жизни, по правилам поведения, по идеалам, уже уходящим из нашей жизни в прошлое». Да, конечно, из тридцати пяти монархов, сменявших друг друга на троне Англии после Вильгельма Завоевателя, семеро узурпировали власть и завладели короной силой, четверо начали свое царствование вдали от Англии, один был посажен на кол, двое задушены, один обезглавлен, а один сошел с ума. Но после Викторианской эпохи Великобритания, каким бы ни был ее политический режим, рассматривает церемониал или обряд как неиссякаемый источник респектабельности; в умах свобода ассоциируется скорее с монархией, а не с равенством.