Бронзовый грифон - Владислав Русанов

Она с размаха поставила миску перед Киром. Каплун при этом подпрыгнул и попытался взлететь. Добавила кувшин.

– Поговори у меня! – возмутился хозяин. – Ну, молодежь… бегом сюда!

Мика развернулась и зашагала к фра Морелло, отмахивая руками так, что любой гвардеец позавидует.

Кирсьен усмехнулся неожиданной мысли и разорвал горячую тушку, стараясь, чтобы жир не потек на манжеты камзола – постирать-то его можно, но в чем тогда ходить, пока не высохнет?

Вино оказалось сладким, чуть терпковатым и крепким. Такого как раз он и хотел. Вот с каплуном повезло меньше. Скорее всего, его именем прикрывалась старая курица, не так давно переставшая нести яйца. Ну, что ж… Уроженцу Тьялы, изображающему из себя каматийского наемника, да не понять желание птицы умереть красиво?

Вновь хлопнула дверь.

Кир оглянулся через плечо, не прекращая жевать.

Молодой мужчина в черной мантии и круглой шапочке – должно быть, выученик одного из факультетов Аскамалианского императорского университета едет на родину успешно применять полученные знания взамен на почет, уважение и денежный ручеек от благодарных земляков. Смуглый старик в темно-зеленом пелеусе и плаще с меховой опушкой. Он показался бывшему лейтенанту смутно знакомым. Да мало ли? Может, лавочник какой-то или сапожник, к примеру? Богато одетый отец семейства (вот оно следует за ним, выстроившись гуськом, – жена, две дочери, сын – мальчишка лет семи – и нянька, качающая на руках четвертого ребенка, замотанного в тонкие пеленки) щелчком пальцев привлек к себе внимание фра Морелло. О! Этот явно не привык ждать. Или богатый купец, ездивший в столицу по делам и не сумевший отказать скучающей жене в малом развлечении, или, наоборот, чиновник средней руки направляется в провинцию, чтобы вступить в управление небольшим городком, рудником, карьером, верфью.

Ладно! Сколько можно затравленно оглядываться?

Жуй, т’Кирсьен делла Тарн, и смотри в свою тарелку, а то не ровен час шею свернешь!

В недавно пустом зале стало шумно. Зазвучали людские голоса, стук посуды, шорканье ложек, бульканье. На помощь сбивающейся с ног Мике появилась еще одна служанка – тощая, как сушенная плотва, с выпученными глазами.

Кир обгладывал волокнистое мясо с куриного окорочка и все никак не мог отделаться от смутного чувства беспокойства. Будто бы мельком приоткрылось ему нечто важное, а он и не сообразил им воспользоваться. Голова начинала гудеть. Вот уж глупая привычка, приобретенная за время вынужденного безделья в «Розе Аксамалы», – думать. Надо как-то избавляться. Иначе службы в наемном войске может не получиться. Там нужны не думающие, а выполняющие приказ. Быстро и точно. А для того чтобы думать, имеются кондотьеры, а также высшие начальники, к армиям которых отряды вольнонаемных приписываются.

И все же… Что он пропустил? От какой подсказки Триединого отмахнулся, словно от назойливой мухи?

Опять резкий стук захлопнувшейся двери.

Кир поморщился и усилием воли заставил себя не оборачиваться. Кто бы там ни был, его он не волнует…

– Господа, господа, прошу сюда! – голос Морелло обволакивал, словно текущая из жбана патока. – Прошу за мной, господа! Очень сожалею – свободных столов не осталось. Думаю, молодой господин не будет возражать?

Пока Кир соображал, что «молодой господин» – это он, прямо над головой прозвучало презрительное:

– Можно подумать, нам требуется его согласие, клянусь Снежным Червем!

Женский голос. Низкий, с хрипотцой, но женский.

Ей ответил резкий, каркающий хохот.

Кирсьен оторвался от полуобглоданных куриных останков.

Что за странная компания?

Пятеро. Одежда дорогая, но пропыленная, кое-где потертая и заляпанная жиром. Лица решительные. Глядят со смесью сурового превосходства и скуки. И главное, с ног до головы увешаны оружием. Живя в Аксамале, где даже длина клинка для тех, кому оружие разрешено, строго регламентируется указами магистрата, Кир отвык видеть столько мечей, кордов, кистеней и прочих орудий, изобретенных с целью отнятия человеческой жизни, одновременно. Ну, гвардия, само собой, не в счет, хотя офицеры и в казарме, и в городе обходились мечами, а солдатам в увольнении из оружия полагался лишь корд.

Ближе всех к нему стоял плечистый мужчина среднего роста с седыми висками и густой проседью в русой бороде. Над бровью грубый шрам от плохо зашитой раны. В левом ухе серьга – золотая капелька со вставленным рубином. У правого уха отсутствует мочка. На шее золотая цепь и медальон с изображением Триединого. Работа грубая, лики едва угадываются, но вес впечатляет. И носит он золото поверх одежды, словно бросает вызов грабителям – попробуй-ка отними! На поясе, почему-то справа, тяжелый меч в черных ножнах. Лезвие широкое – в армии такие не приняты. Как же называется? Погоди-погоди… Ах да! Фальчион.

Рядом с ним поражающий воображение великан. Пожалуй, выше четырех с половиной локтей[Меры длины в Сасандре: локоть – 45 см, ладонь – 9 см, палец – 1,8 см.]. Он казался состоящим из одних костей. Даже лицо – скулы, челюсти, надбровные дуги, шишковатая поверхность черепа под ежиком некогда обритых, а нынче отрастающих волос. Запястья торчали из рукавов коротковатого кожаного поддоспешника, а ширина ладони могла поспорить с коровьим копытом. Он опирался на меч, грандиозностью не уступающий хозяину. Крестовина на уровне солнечного сплетения, а круглый противовес – у виска. Клинок был обмотан тряпками – подобное чудовище в ножны запихивать себе дороже. Бывает, бой начинается внезапно и каждое мгновение на счету, а его пока вытащишь… За пояс великан засунул рукоятки двух кистеней, из-за голенища сапога торчала рукоять корда.

Не дотягивая макушкой даже до середины груди соседа, около воина с двуручником стояла женщина. Это ее голос услышал Кир. Не старая, но и не молоденькая. Что-то около тридцати, точнее сказать сложно – походная жизнь и сражения не прибавляют свежести коже и блеска волосам. Кстати, волосы она обрезала «в кружок», чтобы не мешали надевать шлем и целиться из легкого арбалета, ложе которого выглядывало над ее плечом. А кроме него – кавалерийский меч, кривой нож (в имении, где Кир родился и провел детство, ножи с таким изгибом лезвия использовали, чтобы холостить поросят, и называли, соответственно, «яйцерезами») и перевязь с метательными звездочками-орионами. Красавицей ее не мог бы назвать никто, но нечто привлекательное в лице было. Одухотворенность, что ли? Если можно назвать одухотворенностью постоянную готовность к схватке, презрительно раздутые ноздри и холодный прищур карих, чуть раскосых глаз.

Четвертый человек ростом уступал даже женщине-воину. Лысоватый, с отвисшими щеками и оттопыривающим бригантин «пивным» брюшком. На плечах его лежал, словно коромысло, укороченный протазан. Четыре локтя в длину, причем один из них приходился на мечевидное лезвие с обоюдной заточкой. У этого оружия тоже имеется особое название – «воловий язык». Грудь коротышки перехватывали крест-накрест широкие кожаные ремни с бляхами, а за поясом торчала булава на короткой рукояти. Несмотря на ленивое выражение лица и расслабленную позу, он выглядел не менее опасным, чем седобородый.