Бентли Литтл, Глория - Бентли Литтл

Только...

Глория не была уверена, что дело обстоит именно так. Иногда, придя домой, она обнаруживала на полу грязь и мелкие кусочки листьев, как будто Бенни ходил на улицу и следил за ней. В других случаях дверь была не заперта, хотя она была уверена, что заперла ее перед уходом. Расспросы Бенни ничего не прояснили, потому что он всегда утверждал, что никуда не уходил и ничего не делал.

Ночью в постели, пытаясь заснуть после долгого рабочего дня и сумбурного ужина с Бенни, Глория поймала себя на мысли, что эта жизнь — не ее, что та, кем она была в "Центральном районе", и даже та, кем она была с Бенни, — не настоящая она. Она вспомнила, что подобные мысли посещали ее в день, когда Бенни утонул, и суеверно встала с постели, чтобы проведать его и убедиться, что с ним все в порядке.

Как обычно, он уже проснулся и улыбнулся Глории, когда она просунула голову в его комнату.

Ее сын, размышляла она, в буквальном смысле слова не был тем человеком, которым должен был быть. Он был на много лет старше своего реального возраста, и он был... живым.

Как все это было возможно? Кем был Бенни?

Только в такие моменты, в одиночестве, поздно ночью, она задумывалась над подобными вопросами. Днем, когда она вела себя как Глория, которой все ее считали, она просто принимала мир таким, какой он есть, и вела себя соответствующим образом. Но ночью она чувствовала, что что-то не так, не совсем правильно, и хотя она никогда не могла понять, что именно, мысли о возможных вариантах мешали ей заснуть.

Может быть, никто, подумала она, никогда не раскрывал, кто он на самом деле внутри.

Глава восемнадцатая

Глория проснулась поздно, так как Бенни не ворвался в дом, умоляя о завтраке, как он обычно делал, и когда она проверила его после посещения ванной, намереваясь разбудить его, она обнаружила его лежащим на кровати, с откинутыми до пят одеялами, с широко открытыми глазами. Его глаза всегда были открыты, когда она входила в его комнату, но обычно он не спал и улыбался ей. В этот раз, однако, его лицо было застывшим, рот онемевшым, и у нее перехватило дыхание, когда она с ужасом осознала, что Бенни не дышит. Ее мальчик умер где-то ночью. Снова.

Крик, вырвавшийся из ее уст, был достаточно громким, чтобы разбудить весь район. Она упала на него и зарыдала. Это была инстинктивная реакция, первобытный вопль ее разбитого сердца. Она снова потеряла сына, и ощущение его холодной кожи на ее щеке прожгло бездонную дыру в центре ее существа. Она взяла его руку в свою, обняла и сжала ее.

В какой-то момент она села, вытирая слезы со слезящихся глаз. Практичность взяла верх над эмоциями, и, как бы ни было ей стыдно за эти мысли, Глория задумалась о том, как она собирается сообщить о его смерти. С точки зрения всего мира, его не существовало, и если она позвонит в 911 и объяснит, что произошло, он внезапно попадет в поле зрения властей. Глория ничего не знала о протоколе вскрытия, но предполагала, что когда судмедэксперт попытается выяснить, почему и как он умер, будут сняты отпечатки пальцев для идентификации. Как только эти отпечатки окажутся в картотеке, они, вероятно, будут автоматически сопоставлены с отпечатками убийцы, убившего Майрона и Джин. И поскольку будет ясно, что Бенни жил с ней, она будет причастна к их смерти.

Все это было кошмаром, и Глория только начала обдумывать возможные сценарии, как услышала стук в дверь. Ее инстинктивной реакцией было притвориться, что ее нет дома, но она знала, что ее крики наверняка напугали соседей. Один или несколько из них, вероятно, вызвали полицию, и, скорее всего, это был либо полицейский, либо обеспокоенный гражданин, который пытался проверить ее и убедиться, что с ней все в порядке.

Стук повторился.

Ей пришлось открыть дверь.

— Мамочка! — произнес девичий голос.

Джин?!

 Онемев, Глория прошла через гостиную. Ей хотелось верить, что она неправильно определила голос и вообразила, что он сказал, но она знала, что это Джин, и открыла дверь, и это была она.

За исключением того, что Джин было четыре года, столько же, сколько ей было, когда утонул Бенни. На ней даже был тот же купальник, что и в тот день. И она держала за руку женщину намного старше себя.

Это была бабушка Глории.

Которая была мертва уже двадцать с лишним лет.

— Бабушка? — поразилась Глория. Ее голос стал звонкий и раздражающий.

Бабушка окинула ее презрительным взглядом, который пронзил ее до глубины души и который она прекрасно помнила, хотя он не обращался к ней с тех пор, как она была младшеклассницей.

— Нам придется стоять здесь вечно, — сказала она с укором, — или ты нас впустишь?

****

Глория чувствовала себя как Алиса в Стране чудес или в Зазеркалье, застрявшая в безумном мире, где все бессмысленно. Она была потрясена и удивлена, обнаружив на пороге свою давно умершую бабушку и младшую версию своей умершей дочери, но не испытывала ни доверия, ни недоверия, потому что она уже проходила через это раньше, а ее воскресший сын лежал мертвым в комнате дальше по коридору.

Только он не был ее сыном в привычном значении этого слова. Он был восставшим из мертвых. Который...

...исчез!

Когда она оставила бабушку и Джин в гостиной, чтобы проверить его, его тела не было, как и одежды. Спальня выглядела так, как будто в ней никто не жил много лет.

У Глории болела голова, и она чувствовала, как кровь стучит в висках в такт ускоренному биению сердца. Она на мгновение уставилась на пустую кровать Бенни, а затем ворвалась обратно в гостиную.

— Что здесь происходит? — потребовала она объяснений.

Она адресовала этот вопрос своей бабушке, но ответила Джин.

— Мы будем жить с тобой. Здорово, правда?

В дверь снова постучали, на этот раз громче и с большей силой. Приехала полиция. Кто-то явно вызвал наряд, услышав ее крик, и хотя Глория не слышала сирен, двое полицейских в форме стояли на крыльце, когда она открыла дверь. Оба были довольно молодыми, ее ровесниками, как она догадалась, оба латиноамериканцы, хотя разговаривал более высокий и тяжелый из них. Он встретил ее взгляд,