Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

Рун потонул в вопросах к самому себе. Что сказал бы старик, узнай, что Виска тоже играет, да что там, не стесняется напрямую превращать понравившихся ей крестьянок в игрушки? Или ей можно, остальным нельзя? И разве он не знал о том, что она так делает — но не позволил себе ни разу поймать её за руку?

Мальчишка чуял, что где-то здесь дрожит хрупкая стена понятий хорошо и плохо — знать бы ещё только, что первое, а что второе.

На ум шло только то, что Мяхар никогда не питал к девчонке особой любви. Если не сказать даже, что он смотрел на неё с каким-то омерзением.

Теперь причина подобного была ему понятна…

— Это всего лишь крестьянин… один, — Рун сказал и прикусил язык. Ему казалось, что старик обернётся на носках своих ботфорт, грязь противно заскрипит под каблуками. Мяхар же лишь одарил его взглядом через плечо.

— И что же ты такое хочешь сказать?

— Крестьянин. Один. Тут хруставолки, да какой только чуди нет…

Учитель ухмыльнулся, взвесив довод ученика на весах собственной справедливости. Крякнул, перепрыгивая через валун. Изредка старик припадал к земле, проводил пальцами там, где на взгляд мальчишки не было ничего, кроме пыли.

Довод в самом деле был непростым. Старый Мяхар, прихватив с собой ученика, был здесь по собственной воле. Символа "Несущего волю" у него при себе не было, а это значит, что он не исполняет поручение Шпиля.

Занимается самодеятельностью.

Скакать из одного конца Стены в другой только потому, что какая-то тварь расправилась с неосторожным крестьянином? Так, сказала однажды Матриарх, недолго дойти и до того, что Двадцать превратятся в фокусников на побегушках черни.

Старый Мяхар её точно слышал — вряд ли ему сказали что-то новое. Но разбойник всегда был себе на уме.

— И что же ты, один из Двадцати, позволишь всякой мерзости творить, что ей вздумается?

— Нет, но… — Рун поймал себя на том, что ему совершенно нечего ответить. Мяар продолжил.

— Сегодня она убьёт одного крестьянина и это не будет для тебя проблемой. Завтра она утащит к Бледным ещё семью, затем село. Там дойдёт и до города. Разве крысам дают время на расплод?

Мальчишке вдруг стало стыдно. В лицо ему дул зябкий, не по весеннему холодный ветер, но щёки разве что не пылали огнём.

Внутри боролись два противоборства — одно говорило строгим, но материнским голосом Матриарха, второй же был сед и бородат, хрипел не хуже самого старого Мяхара.

Кто же из них прав?

Спину жгла пойманная звезда. Это много потом, оказавшись дома, под умиление Гитры, он запросит книг из библиотеки и узнает: то, что сейчас в его сумке зовётся ночежаром. Библиотекарь, сладко выдохнув и качнув необъятной грудью, расскажет, что эти существа редки, а уж поймать такую — огромная удача. Что состоят они сплошь из обрывков людских снов, и пожирают любой морок вокруг себя. Она будет рассказывать о них с бурным возбуждением и неуемной восторженностью — но много потом…

Мяхар велел хорошенько запечатать звезду. Упрятанная в сумку, теперь она вела себя тихо, но старик не дал себя обмануть. Заклинание с его пальцев текло в сумочные замочки вместе с старческим, приглушённым шёпотом. Мана струйкой затекала в замочные скважины, обещая, что сколь бы пленник не бесился, ему не выбраться.

До сумки она чуть не выскользнула из рук мальчишки — не ожидавший, что добыча ночной рыбалки может попытаться дать дёру ему и в голову не пришло. Мяхар был настороже — сколько он уже переловил таких звёзд одним только Архи известно…

— Пришли, — невесело буркнул старик, едва они вышли из чащи. Руну надоело лупить глаза сквозь тьму и он одарил себя ночным зрением. Мир тут же заволокло яркой синевой, выделяя ранее скрытые мглой очертания.

Перед ними лежала заброшенная деревушка.

Мальчишка, в любопытстве, сделал несколько шагов вперёд, старик же, напротив, был лишён спешки.

Почти рядом с ними стояла сгоревшая изба — огонь царствовал в ней десять, а может и больше лет назад. Покосившиеся, осиротевшие без хозяйского присмотра дома смотрели на пришельцев пустыми глазницами окон.

Смотрели недружелюбно.

Руну в тот же миг стало неуютно. Он зябко поёжился, будто на холоде, обхватил плечи руками.

— Зачем мы здесь? — вырвалось у него. Он тут же пожалел о собственном вопросе, ибо чародей-разбойник ухмыльнётся и скажет — за счастьем!

Мяхар не ответил, промолчал. Мальчишка тут же развернулся: страх успел нашептать ему всякого. Старик никуда не исчез, стоял там же, где и до того, просто Рун для него как будто перестал существовать.

Глаза старшего чародея горели красным — мажонок это видел даже сквозь чародейскую синеву. Что это за плетение, какого рода заклинание и что же пытается высмотреть здесь старик — Руну было непонятно.

— Оглядись здесь хорошенько, малец. Я стар, вижу не очень — глаза уже не те. Сумку чтобы с плеч не снимал! И помни — здесь нет людей…

Рун повторял его последние слова в голове, будто чародейскую мантру. Нету тут людей, чего ж непонятного? Откуда бы им здесь взяться, коли все и всё бросили? Ушли…

Куда ушли?

Мальчишка облизнул высохшие губы, пролил на неудобный вопрос бальзам объяснений, что место, наверняка, гиблое.

Или здесь завелась какая-нибудь чудь…

Чудь, что тянет к людям свои нити, окутывает вокруг мороком, заставляет быть счастливым — через силу. Мальчишке представилась толпа счастливых кукол — одинаковые улыбки, одинаковая радость…

Он вздрогнул, чуть не врезался в верстовой столб. Словно всю жизнь только его здесь и ждала, руку обожгла высокая, почти до пояса крапива.

Парень зашипел, потирая нарастающие на коже волдыри раздражения — и увидел его перед собой.

Дом как дом. Двор, крыша, забор прячет за собой нехитрое хозяйство. Высится над всем чердак — прежний хозяин мог себе его позволить. А ещё он был почти новый, ничуть не покосившийся. Время выбрало его в любимые игрушки, а от того лишь чуть лизнула краску — та облупилась местами, обнажая гниющую сырую древесину. Что ж, пожал плечами Рун, если уж тут и можно было назвать какой-то дом странным, то точно этот.

Словно на что-то надеясь, он обернулся — старый Мяхар с упоением рассматривал землю под ногами, оглаживал ладонями табличку указателя, перебирал в руках разноцветную тряпицу с вышивкой. Мажонок решил, что разберётся со всем сам — в конце концов, не за его ли спиной пойманная звезда? Помимо жара, она ещё придавала ему сил и уверенности.

Юный чародей перемахнул через невысокий забор, мягко и пружинисто приземлился на ноги. Едва не присвистнул — во дворе цвела и пахла раскидистая яблоня. Плоды манили его поскорее забыть про наставления учителя, взобраться по твёрдой коре повыше и сорвать. Можно было бы подлететь или заставить яблоко само прыгнуть ему в рот — но разве так было бы интересно?

Рун обречённо выдохнул и покачал головой. Прошелся по огороду — когда-то здесь плодоносили квигурцы и тороматы, а сейчас земля зарастала бурьяном. Вилы, грабли и чем там ещё обычно орудовала чернь, ржавели в дальнем углу. Кольями в небеса уходили истлевшие от времени рукояти.

В дом он прыгнул через окно и тут же понял, как опростоволосился — сначала следовало пустить сюда бегунка, глянуть что тут есть! Мяхар сказал, что людей тут нет, но крысы — крысы вполне могли бы быть.

Было поздно. В воздух тут же поднялось облако пыли, Рун закашлялся. Полы скрипели под несмелыми шагами.

Будь я сильнее, упрекал себя мальчишка, вывернул бы этот домишко наизнанку. Заставил бы его самого выложить перед ним всю подпольную, а после бы обратил в собачью конуру — так, может, было бы и красивше…

Старый Мяхар действовать столь опрометчиво не спешил, хотя и мог — у него-то уж точно, Рун не сомневался, силёнок бы хватило на целую деревню. А если и так, то и ему не стоит. Тут надо вдумчиво…

Магическое зрение давало возможность младшему из Двадцати видеть всё, что было вокруг. Едва пыль улеглась, он смог разглядеть очертания толстого, способного пережить ещё тысячу лет стола. Стулья походили на диковинных образин — изломанные и почти безногие они валялись по углам.