Нимб над Мефистофелем - Лариса Соболева

Но имелась у отца какая-то тайна. Ну, может, не совсем тайна, потому что мама о ней знала. Часто Арик заставал отца не за работой, а за перебиранием содержимого какой-то папки. Толстой картонной папки зеленого цвета, потертой, а значит, старой. Она завязывалась на веревочки и очень интересовала Арика. Там лежала общая тетрадь, исписанная вручную, отдельные бумаги, похожие на документы, пожелтевшие фотографии. Мама почему-то не любила эту папку и, застав мужа за его увлечением, сокрушалась:

– Опять? Ну, что тебе это даст?

Отец отмалчивался, будто не слышал, мама вздыхала и уходила из его комнаты. Так продолжалось до тех пор, пока Арику не исполнилось одиннадцать лет. И вот однажды в начале августа отец приехал с подарком, сделавшим сына счастливым, – он вручил ему желанный фотоаппарат, да не простой – импортный, и кучу пленок к нему. Самое замечательное, что им можно было снимать движение, выставляя на автоматический режим. Идет человек, а его – щелк, щелк, щелк фотоаппаратом и все движения зафиксированы, потом выбирай любой кадр. Фотоаппарат привез отцу друг из заграничной командировки, а тот подарил его сыну. Сестра Сима вертелась в новом платье с узбекскими мотивами перед зеркалом, ей исполнилось семнадцать, и, кроме нарядов, ее ничто не увлекало. Арик же не отходил от отца, закидал вопросами:

– А луну он поймает? А блики на воде от луны?

– Поймает, – сказал отец, и тут же показывал, объяснял, какая должна быть выдержка, как обращаться с фотообъективом.

– А звезды?

– Думаю, нет. Звезды слишком мелкие. Но ты попробуй.

– Дай хоть поесть отцу! – прикрикнула на сына мама. Однако не строго – особых строгостей в семье не было.

Когда Арик лег спать, фотоаппарат положил рядом с подушкой, а на него руку. Так и уснул. Со следующего дня он снимал все подряд: маму на кухне, сестру у зеркала, отца за работой, кошку на крыше, петуха на курице... Главное, поймать интересный момент и успеть его запечатлеть. Арик не расставался с фотоаппаратом, который постоянно висел на его шее, подолгу наблюдал за всеми. А потом печатал фотографии сам, без отца, показывал тому уже готовые фотографии. Мама ворчала, что он разорит их, на одну фотобумагу всем придется работать.

Однажды Арик, зашел к отцу в кабинет, а тот как раз над своей зеленой папкой задумался. Мальчик считал себя уже взрослым, таким, с кем можно и тайной поделиться, потому решился спросить:

– Пап, а тут у тебя что?

– Ну, понимаешь... Одним словом, все эти бумаги рассказывают о людях. Хороших и плохих. Когда-нибудь я напишу книгу, художественную книгу.

– А почему сейчас не напишешь?

– Сейчас? – отец поднял на него глаза, затем взял в руки толстую тетрадь. – А я писал. Вот, видишь? Записи сделаны моей рукой. Понимаешь, Аристарх, это нехорошая история, ее сейчас не издадут. Может быть, когда-нибудь...

– А про что история?

– Про одного очень хорошего человека. Он погиб. Когда ты вырастешь, Аристарх, к тому времени я напишу роман, ты прочтешь его и все узнаешь. А сейчас давай сделаем так: спрячем папку в надежное место, а то мама не любит ее. Но ты уж никому ничего не говори про мою тайну, ладно?

– Могила. А зачем прятать?

– Чтоб воры не нашли, – шутливо сказал отец, взъерошив сыну густые волосы.

Они весь день искали надежное место, долго обсуждали потайные уголки. Возможно, отец включил сына в игру, чтоб отвлечь от любопытства, ведь привлекает только запретный плод. Когда стало темнеть, отец предложил положить папку в старый колодец. Во дворе стояла колонка, вода была и в доме, надобность в колодце давно отпала, он высох. Его использовали в качестве своеобразного мусорного бака – туда сбрасывали щебенку, старые доски, битые кирпичи и все, что не пригодилось бы, и так заполнили колодец почти доверху. Папку отец положил в непромокаемую сумку, Арик залез внутрь колодца, уложил сумку и прикрыл ее мусором.

– Ну вот, – сказал отец, закрывая колодец щитом, – сюда точно никто не заглянет. Идем ужинать?

После ужина Арик помчался к пруду ловить луну на глади воды, что никак ему не удавалось – ночь выдалась облачная, луна редко выглядывала из-за кучевых облаков, обливая их по краям призрачным сиянием. Арик долго ждал подходящего момента, раза три щелкнул луну в разрыве облаков, понял, что сегодня не удастся сделать стоящие кадры, и поплелся, зевая, домой. Было очень поздно, но Арик не боялся ни темноты, ни пустоты, в районе никогда ничего не случалось, да и он тысячу раз ходил этой дорогой. Возле дома горел фонарь, благодаря ему, мальчик заметил странную фигуру в брюках и куртке, заглядывающую в окна. Лето, жарко, окна держали открытыми. Фигура шмыгнула в окно спальни родителей. «Вот он, вор», – подумал Арик.

– Ну, я тебя сейчас! – тихо произнес мальчик, подготавливая фотоаппарат и подкрадываясь к дому.

Когда он почти подобрался к окну, раздался громкий хлопок, вскрикнула мама, затем послышался второй хлопок. Так в подполе взрывались иногда баллончики с консервированными огурцами и помидорами, только эти хлопки были намного громче. Несколько секунд Арик прислушивался, стараясь определить происхождение звуков, а ноги сами вели его к окну. Внезапно в спальне вспыхнул свет, полоснув яркой вспышкой по глазам, Арик зажмурился и прижался к стене, потом осторожно заглянул в комнату. Держа руку в перчатке на выключателе, какая-то женщина стояла у стола и смотрела на постель отца и матери. Арик приготовился нажать на кнопку фотоаппарата, как вдруг распахнулась дверь, на пороге появилась сестра Сима в ночной сорочке. Палец Арика в этот момент нажал на кнопку, а рот открылся сам собой, но крик не вырвался, потому что горло сдавил ужас: женщина вскинула руку, когда открывалась дверь и, едва Сима очутилась в проеме, раздался выстрел. Сестра распахнула глаза и беззвучно рухнула на пол, а мальчик понял наконец, что это были за хлопки. И перевел глаза на кровать, безотчетно, автоматически подготавливая фотоаппарат к новой съемке. Отец и мать лежали на постели окровавленные. На сей раз Арик не смог удержать крик. Женщина повернулась к нему. Две-три секунды они смотрели друг на друга, смотрели оба с ужасом, и эти секунды были самыми длинными в жизни Арика. Он запомнил цвет ее беспощадных глаз, мертвенную бледность лица, дрожащие губы. Она не ожидала увидеть еще и его, ей нужно было время, чтобы принять решение, а ему – сообразить, что делать. Женщина начала поднимать руку с пистолетом, а мальчик, может, совершенно случайно, щелкнул затвором фотоаппарата и мгновенно пригнулся. Грохнул выстрел, и пуля вжикнула над самой его головой.

В согнутом положении Арик пробежал вдоль дома, оглянулся – женщина вылезала из окна. Он свернул за угол и, слыша шаги женщины, судорожно соображал, куда ему спрятаться. На помощь звать бесполезно – слишком далеко другие дома. Да и все спали, вряд ли слышали выстрелы, а если слышали, приняли их за что-то другое, как принял первые два немногим ранее Арик.

Шаги приближались... Осторожные, почти неслышные, кошачьи...

А под ноги мальчика, отступавшего спиной вперед, не отрывавшего взгляда от угла дома, попадались то камешек, то сухая ветка. Куда деться, куда? Сейчас ужасная женщина вывернет из-за угла и увидит его, потом...

Арик свернул за следующий угол дома, лихорадочно огляделся. Колодец. «Сюда точно никто не заглянет», – вспомнил он слова отца и кинулся к колодцу. Осторожно подняв щит, Арик залез внутрь и так же осторожно опустил его, оставив меленькую щель для глаз.

Появилась женщина. Зрение Арика обострилось реальной опасностью, он видел ее очень хорошо, различая малейшие движения, мимику лица, понимая, что это смерть ходит по двору. Женщины вертела головой, она прислушивалась к звукам и шла наобум, но почему-то... к колодцу. Арик бесшумно опустил крышку, вжался в стену и замер. Теперь он слышал только приближающиеся шаги, крепко зажмурился и прикусил нижнюю губу, чтобы не закричать от страха.

– Где же он? – сама себя спросила женщина. Спросила совсем рядом.

Арику казалось, что стук его сердца слишком громкий, она обязательно услышит и найдет его. Он старался не дышать, но как назло пыль и затхлый запах щекотали нос. Арик зажал ноздри пальцами, дышал ртом, чувствуя, как по лицу струится пот. Каждая клеточка тела мальчика трепетала от ужаса. Так хотелось закричать, закричать на весь мир, чтобы прибежали люди и спасли его... Но он заставлял себя молчать, до боли закусывая губу и в этот момент не дыша или сжимая кулак.

Женщина постояла у колодца, потом Арик услышал шаги, но удаляющиеся. Он не смел поднять крышку и посмотреть, где сейчас женщина, – боялся, что она отошла недалеко. Так и сидел, закрыв нос одной рукой, вторую сжав в кулак.

Вскоре какие-то непонятные блики начали проникать сквозь щели крышки в колодец, послышалось потрескивание, а потом гудело, гудело... Раздавался какой-то грохот, будто рядом что-то рушилось... Потом Арик услышал и панические голоса людей, но не выходил из убежища. Мир за пределами стен колодца казался ему враждебным, непонятным, страшным.