Творения, том 4, книга 1 - Иоанн Златоуст

7. Но чтобы, простирая далее слово, нам не быть в тягость вашей любви, и беседа наша, поражая ваш слух, не показалась скучной, мы, остановив здесь слово, попросим вас, усердные слушатели, возненавидеть подобные (Каиновым) поступки и, отвратившись совершенно от греха, с великим усердием и от всего сердца обратиться к заповедям Господним, особенно же после стольких и таких примеров. Никто из нас (в свое оправдание) не может уже прибегнуть к неведению. Если он, разумею Каина, хотя и не мог указать ни на кого из предков своих, кто бы сделал подобное ему преступление, подвергся, однако, как вы после узнаете, невыносимому и тяжкому наказанию, то, что же должны потерпеть мы, когда так же, или еще и хуже, грешим после такого обилия благодати? Не постигнет ли нас вечный огонь, червь неумирающий, скрежет зубов, кромешная тьма, огненная геенна и прочие неотвратимые казни? Для нас уже не остается никакого оправдания, когда мы живем так беспечно и нерадиво. Не все ли мы знаем, что должно делать и чего не должно, что делающие первое (добро) получат победные венцы, а впавшие в последнее (грех) подвергнутся крайним мучениям? Поэтому прошу, умоляю и заклинаю, да не будет бесплодным наше собрание в этом месте, но да последуют за слушанием слов самые дела, чтобы, имея совершенно спокойную совесть и от этого питаясь благими надеждами, могли мы, легко переплывши опасное море настоящей жизни, войти в пристань Божьего человеколюбия и получить те неизреченные блага, которые Господь обещал любящим Его, благодатью и милосердием Единородного Его Сына, с Которым святому и покланяемому Его Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 19 "И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем на поле" (Быт. 4:8).

1. Как неизлечимые раны не поддаются ни острым, ни смягчающим лекарствам, так и душа, раз сделавшись пленницей и предавшись какому-нибудь греху, если не хочет сама подумать о собственной пользе, не исправляется, сколько бы кто ни внушал ей; она, как будто бы совсем не имея слуха, не получает от увещания никакой пользы, не потому, что не может, но потому, что не хочет. Впрочем, с волей (человека) не то, что бывает с телесными ранами. В телесной природе недуги часто бывают неизлечимы, но с волей не так: напротив, нередко и злой человек, если захочет, может перемениться и сделаться добрым, и добрый, если не будет бдителен, может развратиться. Господь всяческих, создав нашу природу свободной, хотя со Своей стороны делает все, и следуя Своему человеколюбию, и зная тайны, сокрытые в глубине души, увещевает, советует и предостерегает от злого дела, но не принуждает, а предложив соответствующие врачества, предоставляет все на волю больного. Так произошло теперь и с Каином. После такой (Божьей) заботливости о нем, смотри, в какое он впал неистовство. Ему надлежало, сознав свой грех, позаботиться об исправлении; а он, как пьяный, к первой болезни и ранее прибавляет другую язву и, не приняв лекарства, предложенного ему с таким усердием, напротив, спеша привести в исполнение задуманное убийство, начинает дело хитростью и лукавством, и льстивыми словами обольщает брата. Так звероподобен бывает человек, предавшийся злу. Насколько велико и почтенно (по своей природе) это разумное существо, особенно когда устремляется на делание добра, настолько же оно походит по жестокости на лютых зверей, когда уклоняется к злу. Впавши в дикость их, это кроткое и разумное существо далеко даже превосходит и их лютостью. Посмотрим, что произошло и в настоящем случае. "И сказал Каин", сказано, "Авелю, брату своему: пойдем на поле". Слова брата, а намерение убийцы. Что ты делаешь, Каин? Разве не знаешь, кому говоришь? Не думаешь, что речь у тебя с братом? Не думаешь, что он родился от одной с тобой матери? Не понимаешь гнусности своего предприятия? Не страшишься Судии, Которого обмануть нельзя? Не трепещешь при мысли о злодеянии? Зачем увлекаешь брата в поле и уводишь его из отеческих объятий? Для чего лишаешь его отеческой помощи? Что за странность, что ты теперь влечешь брата в поле, - теперь пытаешься делать то, чего не делал прежде и, заменяя братскую любовь личиной дружбы, хочешь поступить с ним вражески? Какое неистовство! Какая свирепость! Положим, что ты, в ослеплении ума; нисколько не обращаешь внимания на братское расположение, не познаешь и самой природы; но за что так вооружился ты против того, кто ничем не оскорбил тебя? За какую вину и со стороны родителей хочешь причинить им такое огорчение, и быть первым совершителем этого ужасного дела, хочешь первый показать им эту насильственную смерть? Так ли платишь им за воспитание? Какая дьявольская хитрость возбудила тебя к этому делу? Разве можешь ты сказать, что благоволение к нему (Авелю) общего всех Владыки заставило его гордиться перед тобой? Не для отвращения ли тебя от этого убийственного намерения Бог подчинил тебе брата и поставил под твою власть, сказав: "он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним"? Действительно, эти слова нужно разуметь о подчинении брата (Каину). А некоторые говорят, будто это сказал ему Бог о принесенной им жертве: "он влечет тебя к себе", т.е. дар, "но ты господствуй над ним", т.е. ты сам воспользуешься им. Итак, предложивши то и другое (объяснение), я предоставляю вашему благоразумию - принять то, которое покажется вам более сообразным. А мне кажется, что это сказано о брате. "И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его" (Быт.4:8). Ужасный поступок, пагубная дерзость, ненавистное дело, непростительный грех, замысел души зверской! "Восстал", говорит, "на Авеля, брата своего, и убил его". О, мерзкая рука! О, жалкая десница! Впрочем, не руку надобно называть мерзкой и жалкой, но намерение, которому послужил этот член. Поэтому скажем так: о, дерзкое, гнусное и жалкое намерение! И чтобы мы ни сказали, не скажем всего, чего оно заслуживает. Как не оцепенела его рука! Как она могла поднять меч и нанести удар? Как душа его не вылетела из тела? Как она возмогла исполнить это беззаконное предприятие? Как не поколебалась и не изменила намерения? Как не подумала о природе? Как не размыслила, прежде совершения дела, о его конце? Как он мог, по совершении убийства, смотреть на тело брата, трепещущее на земле? Как мог видеть труп, поверженный на земле, и не впал тотчас в изнеможение от этого зрелища? Если мы, по прошествии стольких лет, каждый день видя умирающих, умирающих притом естественной смертью, и нисколько не близких вам людей, сокрушаемся и, хотя бы умерший был наш враг, прекращаем вражду, - тем более Каину следовало бы содрогнуться и тотчас же испустить дух, когда он видел, что тот, с кем он недавно беседовал, - брат от одной матери и от одного отца, родившийся из одной с ним утробы, привлекший на себя Божье благоволение, вдруг лежит, бездыханный и неподвижный, и трепещет на земле.

2. Но посмотрим, какое и после этого безбожного поступка и после такого преступления, не заслуживающего никакого извинения; - посмотрим, какое снисхождение и человеколюбие являет Бог всяческих. "И сказал Господь Каину" (Быт.4:9). Это одно уже, что Он удостоил Своей беседы совершившего такое преступление, какую показывает благость? Если мы часто гнушаемся и подобными нам людьми, когда увидим их совершившими подобное преступление, то, тем более должно удивляться благому Богу, явившему столько терпения, и - совершенно справедливо. Он - врач и отец любвеобильный. Как врач, Он употребляет все меры и средства, чтобы страждущим лютыми болезнями возвратить здоровье; а как отец любвеобильный, Он желает, силой отеческой любви, привести в прежнее благополучное состояние (детей) по беспечности утративших свое благородство. Так как благость Его безмерно велика, то Он хочет и дерзнувшему на такое беззаконие явить великое Свое человеколюбие, говорит ему: "где Авель, брат твой" (Быт.4:9)? Велико и безмерно снисхождение Божье? Спрашивает (Бог) не потому, чтобы не знал; нет, Он и с ним (Каином) поступил так же, как с отцом его: ничто не мешает нам снова рассказать об этом. В самом деле, как того (Адама), видя скрывающимся от стыда наготы, Бог спрашивал: "где"? (Быт.4:9), не по незнанию, но, желая ободрить его, чтобы он через исповедание своего падения омыл грех свой (Ему издревле и изначала обычно требовать от нас исповедания в грехах и даровать прощение), - так и теперь Он спрашивает Каина и говорит: "где Авель, брат твой"? Человеколюбивый Владыка принимает вид незнания для того, чтобы учинившего такое преступление вопросом побудить к исповеданию греха и чтобы он мог получить некоторое прощение и (воспользоваться) человеколюбием. "Где Авель, брат твой"? Что же безрассудный, бесчувственный, упорный и бесстыдный? Ему надлежало бы подумать, что (Бог) вопрошает, не по неведению, но чтобы услышать от него исповедание, и нас вразумить не произносить до рассмотрения дела приговора над нашими братьями; надлежало бы помыслить о попечительности Господа, - как Он, желая удержать его от предприятия, и, зная замысел души его еще до приведения его в дело, употребил предохранительные средства; надлежало бы ему, размыслив обо всем этом, остановить свое неистовство, рассказать, что было, показать язву врачу и принять от него лекарство; а он еще увеличивает рану, усиливает затвердение язвы. "И сказал", сказано, "не знаю". Смотри, какой бесстыдный ответ! Разве ты говоришь с человеком, которого можно и обмануть? Или не знаешь, жалкий и несчастный, кто беседует с тобой? Не понимаешь, что Он вопрошает по великой Своей благости, желая только найти повод, чтобы показать Свое человеколюбие и чтобы ты, после того, как Он со Своей стороны сделает все, не заслуживал уже никакого извинения, так как сам подвел себя под наказание?