Амиль. Сделай меня... своей (СИ) - Голд Лена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мариб как всегда. Знает, когда звонить не надо, но все равно звонит, — сдвигает слайдер и сразу же нажимает на кнопку громкой связи. — Дружище, если это не что-то срочное, то я тебя добавлю в черный список.
— Вот и помогай после этого людям, — ворчит Мариб, но по-доброму. — Я тут самым первым новости узнаю, хочу поделиться, а ты мне черным списком грозишь.
— Новости, надеюсь, того стоят? — спрашивает Амиль.
— Это насчёт Глущенко.
Услышав фамилию бывшего мужа, я непроизвольно дергаюсь. Надеюсь, он не откупился и не вышел на свободу. Если верить новостям, то его дело все ещё продолжается, суда не было пока. Но сам Толик дожидается приговора в стенах СИЗО.
Амиль смотрит на меня, будто спрашивая взглядом: "Будешь слушать?"
Я киваю, и тогда муж обращается уже к Марибу:
— И что там с ним?
— А нет больше Толика.
— В смысле? — вырывается у меня.
Смысл-то вроде и понятен, но, видимо, мозг не воспринимает информацию так.
— Ксюша, и ты здесь, — говорит Мариб. — В смысле, что умер он. Какая-то мутная там история, пока подробностей не знаю. То ли отравился, то ли помог кто. В любом случае проверка будет, а потом и я узнаю о ее результатах.
— Хорошо, звони, если что, — прощается Амиль и нажимает на сброс. — Ксюш, все в порядке?
Конечно, Толик редкостная сволочь и скотина, но смерти я ему не желала. Только ступор у меня не от этой новости. Как там сказал Мариб? То ли помог кто?
— Амиль, ты же к этому не имеешь отношения?
Боже, что я делаю? Что я говорю? Я сейчас практически обвинила своего мужа в организации убийства. Хотя ещё даже неизвестно, убийство ли это.
— Извини, — говорю, опуская взгляд и чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Извини, — повторяю.
— Ксюш, — Амиль берет меня за подбородок и поднимает мою голову, — я здесь ни при чем.
Морщусь, выгибая спину. Наверное, затекла. Но поясницу сводит так, будто ее ломают. Ещё и низ живота прихватило.
— Ксюш, что? — сквозь прострелившую боль до меня доносится голос Амиль.
— Спина, — снова морщусь. — И живот, — добавляю со стоном.
— В больницу, срочно! Идти сможешь?
— Не надо в больницу, — отмахиваюсь я. — Сейчас пройдет.
О том, что я рожаю, даже думать не хочу. Именно сейчас? Это ли не всем известный закон подлости?
— Ксюша, в больницу! — повторяет Амиль.
Он по каждому моему чиху готов ехать в больницу, лишь бы убедиться, что с нами все нормально. И спорить в такие моменты с ним бесполезно. Поначалу я ещё пыталась, потом смирилась. Проще съездить, чем пререкаться часами.
По дороге Амиль смотрит на меня так, словно я хрустальная ваза в неуклюжих руках. Боль не отступает, а только усиливается. Кусаю губу, держась за живот. И почему-то дорога кажется невыносимо долгой, хотя Амиль гонит так, что штрафов ему не избежать.
— Врача, срочно! — орет он на весь холл клиники, едва мы переступаем порог.
— Тише, тише, — пытается его успокоить регистратор.
Бедняга! Она просто не знает моего мужа. Его и танк не остановит. Хоть кто-то должен сохранять спокойствие. И я, облокотившись на стойку, называю свою фамилию и фамилию врача. К счастью, она сегодня на дежурстве.
Выпроваживает Амиля из кабинета и после осмотра говорит:
— Рожаем. Давайте на второй этаж, в предродовую.
Мамочки, страшно-то как!
— Что там? Что? — повторяет обеспокоенный Амиль, когда мы с врачом выходим из кабинета.
— Я рожаю, — испуганно отвечаю.
— Так, все спокойно. Папочка ждёт в холле, просит у регистратора валерьянку, если понадобится. Мамочка идёт со мной. Процесс это не быстрый, поэтому не волнуемся.
Не быстрый — это ещё мягко сказано. Минуты превращаются в часы, а часы — в дни. Если я думала, что по дороге болело, то тогда я ещё не знала значения этого слова.
Наконец-то меня переводят в родзал, и через три мучительных схватки я слышу детский плач. Хоть сил у меня почти не осталось, я жутко устала, но сразу же пытаюсь сфокусировать взгляд и найти глазами сына.
Плач повторяется откуда-то сбоку, со столика, но обзор мне заслоняет врач.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Покажите, — шепчу пересохшими губами.
— Какая нетерпеливая мамочка, — улыбается акушерка. — Не переживайте, все с вашим мальчиком хорошо. Такой богатырь. Но ему надо носик, рот обработать. Сейчас покажут.
Она меня успокаивает. Слава богу, что с ним все в порядке. Но я хочу лично убедиться. Кажется, я стану одной из сумасшедших мамаш, помешанных на своих детях.
Мне его показывают, и я не могу сдержаться. Смеюсь и плачу одновременно. На меня смотрят глаза Амиля. И непослушные темные волосы тоже его у малыша.
— Какой ты красивый, — шепчу.
— Все, теперь отдыхать, скоро снова увидитесь.
Отдавать ребенка не хочу, но понимаю, что меня просто накрывает усталость. Даже когда моргаю, открываю глаза обратно еле-еле.
Меня переводят в палату, и когда я просыпаюсь, за окном уже светло. Рядом со мной на стуле сидит Амиль, а в кровати-кюветке спит ребенок.
— Доброе утро, — тихо говорит Амиль, касаясь моей щеки.
— У него твои глаза, — отвечаю я.
Муж смотрит с улыбкой, но в глазах у него читается вина. Да, я знала, всегда знала, что он сомневается. Никогда ни слова мне не говорил, ни о чем не спрашивал. Всегда повторял "наш сын".
— И твой нос, — улыбается Амиль.
— Твои волосы.
— И твои губы.
Мы смеемся, и тут муж наклоняется и целует меня, еле слышно прошептав:
— Прости.
Я знаю, о чем он. Но зачем лелеять обиды? Не знаю, какие мысли посетили бы меня, будь я на его месте.
— Знаешь, — говорю серьезно, — тебе придется подвинуться. В моем сердце теперь поселился ещё один мужчина. Маленький, похожий на тебя.
Амиль с привычной хитрой улыбкой произносит в ответ:
— Тогда моему сердцу нужна ещё одна женщина. Маленькая, похожая на тебя.
— А мне понравилось рожать от тебя детей, — парирую в той же манере.
Да, сложно, больно, но при взгляде на кроватку понимаю: оно того стоит.
Спасибо всем, кто все это время был со мной! Амиля можете встретить в романе Ангел для Цербера и Зверь. В плену его желаний. История Мариба планируется в ближайшее время! Подписывайтесь на страничку автора, чтобы быть в курсе всех новинок, новостей! Всего доброго вам, мои дорогие!
Конец