В просторном мире - Михаил Никулин

— Откуда знаешь? — спросил Алеша.

— Сашка и Васька прибегали за мной и за тобой. Мама выгнала их. Нет у меня такой одежды рваной, чтоб сибирьки рубить и на плечах носить их.

Забрасывая рыжий чуб на затылок, Юрка поиграл застежкой «молния» на своей бежевой курточке.

— Юрий, а, может, пойдем в поход с песнями. Я все песни знаю от начала до конца. У меня поддевка старая: я понесу сибирьки и за тебя и за себя! — оживился Алеша.

Но Юрка даже не заметил, какой волнующей радостью загорелись глаза Алеши. Словами матери Юрка чванливо ответил:

— Была охота подчиняться Гаврику Мамченко! И знай, Алешка, что нас тут не любят. И вам и нам надо уезжать отсюда… А сейчас, чтоб не скучно было, пойдем к морю… Зови и вон тех ребят… Они идут на сбор к Мамченко, а ты приглашай их на наш сбор, — засмеялся Юрка, вылезая из ямы.

Алеша Кустов, давно тосковавший по живому делу, не задумываясь, охотно подчинился Юрке. Выскочив из ямы, не жалея ног, он стал бегать по окраинным улицам и переулкам. Встречая школьных товарищей, он звал их на южный берег моря, обещая им показать что-то очень интересное. Он упрашивал ребят горячо, старательно. Иногда срывал с головы кепку и, ударяя ее о землю, говорил:

— Вон хоть спросите Юрия Зубрикова! Он в седьмом классе!

Гаврик не знал, что происходило на южной стороне. Видя, что оттуда никто не пришел, он решил, что во всем виноваты Саша Котиков и Вася Жилкин: они не сумели хорошо оповестить товарищей о важном сборе. Гаврик сердито ходил перед строем и отчитывал стоявших в стороне Васю и Сашу:

— Как можно поручить вам серьезное дело, если с пустяком не справились?!

Гаврик остановился. Перед ним в двух шеренгах молчаливо стояло восемнадцать школьников. За землянкой Наташа забавляла малышей.

— Наталья Копылова, — обратился к ней Гаврик, — вот этих двух, — указал он на Сашу и Васю, — возьми себе в «обоз»!

Саша и Вася пошли было к «обозу» (к малышам), но остановились: из-за прибрежных камышей вдруг вынырнула Маня Маринкина, белобрысая, совсем маленькая девочка. Добежав до землянки и размахивая кухонным ножом и мешком, она рассказала, как Юрка Зубриков и Алеша Кустов увели ребят на берег моря.

Наташа подошла к Гаврику.

— Может, мне сходить за ними?.. И поговорить заодно с Юркой?

— Некогда. Да без тебя «обоз» и не сможет двигаться… Котиков и Жилкин, становитесь в строй, — смягчаясь, проговорил он. — Наташа, а ты возьмешь себе в помощницы Маню Маринкину. Ждать нам теперь некого. Мишу Самохина Зинаида Васильевна послала в тракторную…

Гаврик скомандовал «направо», а потом «шагом марш», и отряд от землянки двинулся к речке. За ним потянулся и «обоз» — четверо малышей. С первой же минуты «обоз» стал отставать.

— С Борькой отойду в сторонку на одну секунду, — сказала Наташа.

Гаврик обернулся. Засунутый за его пояс топор был очень похож на громоздкий револьвер.

— Ничего не поделаешь: раз надо — значит надо, — сказал он, и отряд остановился, подождал и снова двинулся дальше.

На крутом подъеме немного разбрелись, заговорили.

— Без разговоров, товарищи! Выравнивайтесь! — крикнул Гаврик и взглядом повел по отряду так, будто он протянулся на целый километр. Гордость за отряд у Гаврика сильно уменьшилась, когда он поближе присмотрелся к каждому школьнику, к каждой мелочи в его одежде и обуви. Оказалось, что большая половина не могла ходить по кустам колючего сибирька: у одних была обувь непрочной, у других порванные чулки… Гаврик утешил себя тем, что тремя топорами, которыми располагал отряд, легко было нарубить сибирьков… Приходилось думать о более трудном: как походным порядком пройти три километрa до Песчаного кургана и три километра обратной дороги?

…К проселочной дороге, по которой все время шел отряд, из степи, легко размахивая рабочим чемоданчиком, приближался тракторист Валентин Руденький, а с ним, стараясь не отстать, торопливо шагал Миша Самохин.

— Остановись! — скомандовал Гаврик.

Отряд остановился, и все ребята видели, как Гаврик выбежал навстречу Руденькому и о чем-то с ним и с Мишей долго разговаривал.

— Ну, конечно, верно, — услышали ребята одобрительный голос Руденького. — Да мы сейчас вместе посмотрим! Кое-что исправим. Пошли!

И все слышали, что Валентин Руденький, осматривая отряд, называл Гаврика то товарищем Мамченко, то товарищем командиром. Между разговором он достал из своего рабочего чемоданчика моток тонкого шпагата и на ходу сделал Мане шнурок для туфли, чтоб не болталась и не натирала пятку, а Саше и Васе — подвязки, чтобы брюки, вобранные, как у велосипедистов, не вылезали из чулок.

— Вас тут, старых пионеров, только двое, — сказал Руденький, заметив, что, помимо Миши, галстуки багряно краснели только у Гаврика и у Наташи. — Ну, да это ж пока школу не открыли. Откроют — и пионеров сразу прибавится. Мне, старому комсомольцу, это хорошо видно, — и он своими догадливо засветившимися глазами осмотрел, как пересчитал по одному, каждого школьника.

И всем стало ясно, что товарищ Руденький подумал о каждом из них.

— Поход еще только начался. Если будете помогать друг другу в общем деле, тогда легко справитесь с любыми трудностями… Помните, что в пионерских отрядах воспитывались многие лучшие сыны нашей родины. Их много-много!.. Но об одном из них я всегда думаю, когда смотрю на ту вон мельницу…

Ребята посмотрели туда, куда указывал Руденький. Вдалеке, на одном из холмов, которыми так богата примиусская степь, виднелась замшелая мельница с обрубленным верхним крылом, с пробитой боковиной.

Валентин Руденький рассказал ребятам, что это крыло изуродовано совсем недавно. На мельнице жило двое партизанских разведчиков, — один комсомолец, другой четырнадцатилетний пионер Петр Стегачев. Комсомолец крутил мельницу, а Петя Стегачев, подвязавшись к крылу, незаметно поднимался на двенадцатиметровую высоту. Отсюда он хорошо видел, что делалось на переднем крае у фашистов. Комсомолец потом относил сведения в штаб и снова возвращался к Пете Стегачеву.

— Петю фашисты расстреляли. Тогда вот и оторвало крыло и вырвало бок у мельницы. Петя был настоящим героем и знал, какое опасное задание выполняет. Я записал слова его… Он часто говорил их…

Руденький торопливо расстегнул комбинезон, из бокового кармана солдатской гимнастерки достал маленькую записную книжку и прочитал:

— «Может, поднимусь, а опуститься не удастся, считайте, что погиб за эту землю».

Так же быстро Руденький положил книжечку в карман и, торопясь, напутствовал командира отряда:

— Товарищ Мамченко, Петя Стегачев не любил много разговаривать без дела. Счастливого пути!

— Гаврик, учти, что все в степи знают — и в полеводческой и в тракторной, — волнуясь, заговорил Миша. — Дедушка Иван Никитич тоже сейчас в степи. Он сказал: «За Гаврика ручаюсь». Смотри же и ты, Наташа, тоже, — и он погрозил им пальцем.

Гаврик вздохнул, нахмурился и повел отряд дальше. Теперь шли без прежнего порядка и спокойствия: ребята оглядывались на удалявшихся Валентина Руденького и Мишу и спорили: одни уверяли, что с Петей Стегачевым был сам товарищ Руденький, другим казалось, что Руденький не мог один крутить мельницу — он еще молодой и тоненький…

Гаврик вмешался в спор:

— Ну и что ж, что тоненький? Петя Стегачев был, должно быть, еще тоньше, а смог вон какое дело делать!.. Герой — он все может!

Эти слова убедили спорящих, и в отряде стал устанавливаться порядок.

Перешли перевал, открылся Песчаный курган, похожий на плешивую голову, заросшую темным кустарником сибирька, как колючей, вихрастой бородой.

Остановив отряд, Гаврик сейчас же расставил по сторонам дороги охрану, которая должна была следить, чтобы никто без его разрешения ни шагу не ступал в сторону. Хотя поля в этом месте были очищены от мин, хотя здесь каждый день ходили колхозники, но Гаврик ничего не хотел брать на веру.

Наступил момент проверить сибирьковый участок, зажатый в кольцо, раздвоенной в этом месте проселочной дороги. Гаврик отозвал в сторону Наташу:

— Сейчас я пойду по этим сибирькам… Буду ходить взад и вперед, так и этак… Если что случится, — он посмотрел на отряд, — ты, Наташа, тогда будешь отвечать за всех. Ты их должна из похода привести..

Гаврик был немного грустный, но решительный. Он ждал ответа, чтобы потом немедленно свернуть с дороги и начать сапогами притаптывать сибирьки.

Наташа впервые заметила, что у Гаврика длинные, густые, как метелки, ресницы, а темные волосы очень идут к его побледневшему лицу.

— Гаврик, командиры сами в разведку не ходят. Ты разреши мне, — и Наташа коснулась руки Гаврика своей узенькой смуглой рукой.

— Командиров за руки не берут, — краснея, ответил Гаврик и свернул на сибирьковый участок. Наташа пошла за ним. Остановясь, Гаврик по сурово прищуренным глазам Наташи догадался, что она и дальше пойдет за ним… Он понял, что Наташа — его ближайший боевой товарищ и друг, и если с одним из них случится беда, то другой будет сильно горевать. Может, даже украдкой здорово поплачет. Гаврик, конечно, никому бы не признался, что он хочет, чтобы Наташа по нем сильно поплакала. Но это после, не рез сто лет, а сейчас, весело усмехнувшись, он сказал Наташе: