Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии - Владимир Цай

«Любовь общества» навязывается человеку – от нее не уйти. Человек теряет способность обеспечить себе безопасность, здоровье и старость, а своим детям – воспитание и образование. Он попадает в полную зависимость от общества и ему остается лишь послушно функционировать в его (общества) интересах.

Школа

Основная проблема образования – найти баланс свободы и необходимости.

Учеба в школе давалась мне легко. Я почти всегда выполнял письменные задания, но никогда не читал учебники дома – старался вычислить, когда меня могут спросить, лихорадочно старался прочесть материал на перемене. В основном проскакивал. Отличником я не был (почему-то стеснялся), но все равно числился одним из первых учеников и авторитетом пользовался. Однако классный руководитель, почуяв во мне свободного человека, невзлюбил меня и поставил как-то двойку по поведению за четверть. В итоге я оказался неаттестован по поведению за десятый класс, был скандал, но педсовет решил, что я не безнадежный и меня можно перевести в одиннадцатый. Я не был пай-мальчиком, но до двойки по поведению мне было очень далеко, так что я даже гордился этой двойкой. У меня было всего три или четыре четверки (остальные пятерки), причем две из них поставил классный руководитель, так что медаль я из-за него не получил. Характеристику он мне дал такую, что если бы ее читали, то меня бы не приняли в университет.

Тем не менее учитель математики (Александр Иванович Аршинов) считал меня лучшим, я его тоже – поэтому, само собой, я поступил на механико-математический факультет.

В баскетбол я начал играть в шестом классе, когда в нашем районе набирала команду одна молодая женщина (Татьяна Ивановна Радостнова). Она была очень хорошим человеком и тренером, мы ее все любили, жаль, что потом я потерял ее из виду. Детские спортивные тренеры – особая категория воспитателей, они учат бороться и побеждать. Больше этому никто и нигде (даже в армии) не учит. В спорте я всегда брал целеустремленностью и резкостью, а ставить технику было лень.

В старших классах мы уже пили вино и играли в преферанс. В девушек я периодически влюблялся, но до чего-либо серьезного дело не дошло.

Университет

Практически то же самое было и в университете. Баскетбол, футбол, вино, карты, девушки, лихорадочная учеба во время сессии. Тем не менее, учился я прилично, чуть диплом с отличием не получил (по политэкономии схватил тройку). Проскакивал так же, как и в школе. Простые задачки решал, запоминал быстро, но ненадолго. Самое интересное заключается в том, что математику я так и не понял. Последние два года (курсовая и дипломная работы) я занимался какой-то теорией потенциала – ну хоть ты убей меня, ничего не понял. Защитился на отлично.

Нас заставляли участвовать и в уборке урожая, и в стройотрядах. Это было очень полезно, потому что работали, что называется, «кровь из носа», а был я до того если и не маменькин сынок, то уж к физическому труду мало приспособленный.

На уборке мы целый месяц разгружали на току машины с зерном. Жара и пыль. Жили в солдатской палатке с нарами, с одной стороны юноши, с другой – девушки (они работали на току). Еще были комбайнеры из Украины, они жили в вагончике. Машины и, соответственно, водители все были армейские, с Дальнего Востока. Так вот дружно и работали, очень редко выпивали и пели песни разных народов – никаких тебе национальных разногласий.

Разгружали мы виртуозно. До того, как открыть задний борт, мы взбирались на машину и быстренько набрасывали зерно с переднего борта на задний с горкой. Борт открывали, и зерно с характерным шумом высыпалось из машины. Мы тут же, пока не остыло еще движение, подхватывали зерно двумя широкими лопатами одновременно с двух сторон и сталкивали его с кузова, захватывая, таким образом, максимально возможное количество зерна. Так, лицом друг к другу, мы продвигались к переднему борту, ритмично и синхронно захватывая и сталкивая зерно лопатами (похоже на движение гребца на каноэ). Каждый заканчивал у своего борта. Я работал в паре с одним своим однокашником (его давно нет в живых), остальные студенты были почему-то старшекурсниками. К концу дня мы валились с ног, разгрузив по 25–30 машин.

Мне снился сон. На краю кузова стоит кружка с молоком (из-за пыли все время хотелось молока), я тянусь к ней, и в это время на нее наезжает лопата и сталкивает.

Вечером я пел под гитару дворовые песни типа «Сиреневый туман», или песни Кукина и Визбора, или что-нибудь душераздирающее, типа «Про лодку» Высоцкого. Девушкам нравилось, и одна даже целовала потом меня в глаза где-то в сене (больше никто и никогда так меня не целовал, а ее я даже на факультете больше не встречал). Вообще же девушки с нами по степи под звездами не гуляли – они гуляли с шоферами-солдатами, вонючими и неинтеллигентными. Я заметил, что так бывает часто.

В стройотряде девушек не было вообще. Мы пахали по двенадцать часов в день, построили пять домов и клуб, и я прошел все строительные работы – заливка фундамента, цоколь, кладка, полы, потолки и т. д. Мы жили в бригаде совхоза, и в ее библиотеке (точнее будет сказать избе-читальне) я нашел «Зиму тревоги нашей» Стейнбека (непонятно, как она туда попала). «Зиму…» я потом читал еще, и даже на английском, и это единственная книга, которую я читал неоднократно.

В стройотряде был сухой закон, да и магазина в бригаде не было. В последний день мы не работали и маялись в ожидании машины в центральную усадьбу. Кому-то пришла мысль, а не попробовать ли одеколон. И попробовали. Где-то я слышал, что его надо разводить. Одеколон в кружке вспенился и как-то странно побелел. Я выпил. Двое других, глядя на мою реакцию, пить расхотели. Но я все-таки заставил их выпить. До самого вечера нас мучила отрыжка, которая каждые пятнадцать минут облаком одеколона вылетала изо рта, отчего тошнило. Кстати, эффекта (опьянения) никакого. Зачем они его пьют? Я, естественно, больше никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах.

Университет можно сравнить с импринтингом в младенчестве – если не общаться с людьми, то не научишься говорить и человеком не станешь (Маугли не бывает). Не обязательно чему-то учиться, зубрить (конкретные знания очень редко могут пригодиться в дальнейшей деятельности). Важно быть в среде, развивающей интеллект – преподаватели, студенты, стиль, свобода и т. д. У всех моих знакомых, попавших в армию после школьной скамьи, что-то в голове сломалось: не то чтобы они тупеют, но они другие – голова работает иначе. Упорные и после армии добиваются успехов в жизни, делают карьеру и даже становятся учеными, но свободы мысли у них нет и не будет, а для интеллектуальной деятельности это очень важно.