Идеальный вальс - Анна Грейси

– Полагаю, ты не решила, что он единственный и неповторимый, Хоуп.

Хоуп шлепнулась на кровать.

– Я точно не знаю, Фейт. Меня тянет к нему, но если бы ты когда-нибудь танцевала с ним вальс, то поняла, почему я в сомнении. В мечтах вальс был совершенный, абсолютно идеальный!

Фейт склонила головку:

– Он никогда не приглашал меня на вальс. Ты знаешь, он нас различает.

Да. Хоуп знала.

– Я говорила с леди Элинор этим вечером, – сообщила Фейт. – Она пригласила нас посетить сироток мистера Рейна в ближайшую пятницу. Думаю, это будет интересно.

– Уверена, что так и будет.

Фейт задумчиво ее рассматривала.

– Ты убеждена, что он хороший и порядочный человек, не так ли?

Хоуп ответила ей расстроенным взглядом. Она обещала мистеру Бемертону, что не откроет подробности жизни мистера Рейна, и она намеревалась выполнить это обещание.

– Да, вполне уверена. Мистер Бемертон поведал кое-что о мистере Рейне, но это секрет, и я тебе не могу рассказать.

Потрясенная, Фейт уставилась на нее.

– Что? Даже мне?

Несчастная Хоуп покачала головой.

– Но мы же всегда друг другу все рассказываем.

Хоуп прикусила губу.

– Знаю. Извини, близняшка, но я обещала.

Фейт долго с болью смотрела на нее, затем отвернулась, складывая нижнюю юбку.

Невозможность поделиться с сестренкой причиняло Хоуп боль тоже. Всю свою жизнь она и ее сестра-близнец были неразлучны, как две горошины в стручке, даже ближе. Они делились всем: надеждами, мечтами, страхами. Всю жизнь они страстно искали любви. Сестры делились друг с другом своими представлениями о любви, обсуждали их, вместе предавались мечтам о призрачных героях, разделяя ожидание и тоску нестерпимых девятнадцать лет. Казалось, это так просто.

Но все вдруг запуталось. Хоуп уже почти влюбилась в человека, который даже совсем не соответствовал ее мечтам, а Фейт... ладно, кто знает, что чувствовала Фейт? Она определенно ослеплена своим скрипачом-графом. Но любовь ли это?

Тут, как одна, обе девушки повернулись друг к другу. И заговорили одновременно.

– Это намного...

– Это не то...

Они замолчали и расхохотались, а затем ударились в слезы.

– О, Фейти. Я так сожалею. Это намного труднее, чем я себе представляла. Хочу, чтобы Пру была здесь.

Пруденс была их сестрой, но всю их жизнь заменяла им мать.

– И Чарити, – добавила ее сестренка, обнимая Хоуп. – Иногда я так по ним скучаю, хоть плачь. Полагаю, то же будет и с нами, когда выйдем замуж и будем жить далеко друг от друга.

Хоуп крепко обняла сестру.

– Я знаю.

Внизу в холле часы пробили два раза.

– Поздно. Пора спать, – напомнила Хоуп.

– Можно, я останусь?

Хоуп кивнула.

– Как в детстве. Кто знает, может, мы в последний раз делим кровать.

И сестрички забрались вместе в постель, две половинки целого, глядя смело в будущее, как всегда встречали они все в своей жизни, плечом к плечу, рука в руке, и понимая, сколь извилист впереди путь.

Глава 10

Внемлите ж, ибо этого никто

Ни во дворцах, ни в хижинах не слышал

Ни от новейших, ни от древних бардов.

По его спине стучал дождь, когда Себастьян позвонил в колокольчик у дверей дома сэра Освальда Мерридью. Дружба, быстро растущая между Грейс Мерридью и его сестрами, причиняла мужчине, решившему всеми силами избегать Хоуп Мерридью, несказанные неудобства.

Разумно было бы положить этому конец и найти другую компанию своим сестрам. Но Касси и Дори после посещения дома Грейси всегда возвращались с такими сияющими личиками. Нет, Себастьян не мог заставить себя поступить разумно.

Обычно он не являлся забирать сестер собственноручно, но этим утром Касси заявила, что мисс Хоуп и мисс Фейт собрались на пикник в Ричмонд, поэтому горизонт был чист. Помимо прочего, ему было очень любопытно, чем же так наслаждались его сестренки.

Он снова дернул колокольчик. Леди Элинор ставит нужды его сестер прежде своих собственных. А близнецы Мерридью вечно проводят время на балах и раутах, светских приемах и пикниках.

Престарелый дворецкий проводил его до детской. Себастьян постучал. Он слышал музыку, и когда никто не откликнулся, открыл дверь и заглянул. Это была большая уютная комната с потертыми удобными креслами и квадратным столом посередине. В камине потрескивал огонь, в углу стояло пианино. Мисс Фейт играла, остальные пели. Это была колыбельная, которую Себастьян не слышал многие годы.

Усни, моя крошка, пусть спится тебе

Всю ночь напролет,

Ангелы с неба приходят к тебе

Всю ночь напролет,

В нежной дремоте часы пробегут,

Горы, долины спокойно уснут,

Очи родные лишь службу несут

Всю ночь напролет.

Он стоял в дверях никем не замеченный, вспоминая другую комнату, маленькую, тесную, лишенную огня. Его только что овдовевшая матушка, ее плохо сидевшее, окрашенное в черный цвет дешевое платье, которое тесно обтягивало вздыбленный холм живота. Она укачивала капризничающую Касси и пела туже песню. Будто музыка могла успокоить муки голода. Он и его младший брат Джонни пришли после долгих часов работы и копания в отбросах. И вопрос его матери, единственный, которым встречала она его каждое появление в доме: принес ли он еды? Себастьян, чувствуя гнев, бессилие и вину, протягивал только пару порченых яблок и четверть буханки черствого твердого хлеба.

– Мистер Рейн?

Он поднял глаза, вдруг осознав, что музыка кончилась. Мисс Хоуп пересекла комнату и спросила мягким голосом:

– С вами все в порядке? У вас такое странное выражение лица.

С усилием Себастьян отогнал воспоминания.

– Со мной все отлично, спасибо.

Осознав, что его ответ прозвучал грубовато, он поспешил вежливо добавить.

– Здравствуйте, мисс Хоуп, мисс Фейт, девочки. Я... я полагал, вы на пикнике.

– Погода отвратительная, и его перенесли на другое время.

Он кивнул и пальцем ослабил галстук.

– Я пришел забрать сестер. Надеюсь, это был приятный визит.

Хоуп притронулась к его руке. Она умела улыбаться так, что ее улыбка согревала его до костей.

– Это было восхитительно. Но вы должны остаться подольше. Нам нужны зрители.

– Я?.. Я сегодня занят. Я не могу задерживаться.

– Пожалуйста, мистер Рейн. Нам так нужно попрактиковаться, – присоединилась со своей просьбой Грейс.

Касси задрала голову, делая вид, что ей все равно, но в ее мнимом равнодушии просматривалось напряжение, что не могло не встревожить его. А Дори смотрела на него огромными глазами. В руке она сжимала треугольник.