Танец Бешеной - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же говорю – люди серьезные, денежные… Не надо бы тебе ерепениться, Даша.
– Наркотиком по сигаретам ты мазнул?
– Ага. По фильтрам. Там и нужно-то было – чуть-чуть… Хватит, а? Мне что-то уже надоело сидеть, как кавказскому пленнику…
Даша еще колебалась с минуту, но видела, что партия проиграна. Единственный ее успех заключался в том, что она избавлялась от «крота».
– В машине есть кто-нибудь? – спросила она.
– Нет. Моя машина… вот уже три дня, как на меня переписали.
– «Мерседес», поди?
– Зачем? «Девяносто девятая».
– Ценят, видать… – Она решительно встала, прошла в прихожую, оделась и натянула сапожки.
– Ты куда?
– Провожу тебя, золотце, – сказала Даша, – согласно кавказскому гостеприимству. – Нагнулась и отперла наручники. – Ну, а пластырь сам снимешь…
– Что еще за провожанья?
– Да все просто, – сказала Даша равнодушно. – Вдруг и удастся подстрелить того, кто тебя будет мочить. Он меня интересует гораздо больше, чем ты – его-то будет на чем колоть.
– Да брось ты. Кто это меня мочить будет?
– Пошел вон, – сказала Даша, держа руку с пистолетом в кармане пуховика. – Куда? Корочки и пистолет у меня остаются, тебе все равно ни к чему… Ты ж заявление подаешь.
– Слушай…
– Пошел вон, козел!
Она пропустила его на лестницу, захлопнула дверь, – защелкнув ее на один замок из двух, – и спустилась следом, держась шагах в трех позади.
– Топай, – распорядилась она. – Топай к своей машине ровным шагом и не спеша…
Задувал противный ветерок, но на лавочке у соседнего подъезда кто-то сидел, чуть сгорбившись, не глядя вроде бы в их сторону… Э т о т? У подъезда стоят четыре разнокалиберных машины – светлая иномарка, «Жигуль», «Волга», еще иномарка темного цвета. Все машины кажутся стылыми кусками железа, не видно, чтобы внутри кто-то сидел… Колюче светил фонарь на подъемном кране, недостроенный дом казался жертвой бомбежки.
Толик шутовски раскланялся с Дашей, поднял воротник куртки, сунул руки в карманы, шагнул направо…
Слева, от лавочки, хлестнул резкий выстрел.
Даша мгновенно пригнулась, отскочила к стене – второй выстрел, третий! – прицелилась туда, видя краем глаза, что Толик подламывается в коленках, опускается на асфальт…
Она еще стояла, нащупав стволом пистолета высокую фигуру, отчего-то продолжавшую сидеть как ни в чем не бывало, – когда вспыхнули фары светлой иномарки, поймали сидящего в яркий луч дальнего света. И еще один сильный луч ударил от подъезда слева, кто-то бежал к скамейке, хлопнула дверца светлой машины, и крайне знакомый голос окликнул:
– Даша, это я, не стреляй!
Двое сдернули сидевшего со скамейки, заламывая руки. Он дергался, что-то протестующе вопил.
– Кто? – окликнула Даша, держа под прицелом приближавшегося от машины человека.
– Я, Ремезов.
Даша опустила пистолет. Косильщик нагнулся над лежащим, посветил фонариком, выпрямился и зло протянул:
– Тю-тю…
Даша всмотрелась. Посередине лба чернело аккуратное, небольшое отверстие, а глаза были открыты, и лицо совершенно спокойное…
– Сергей! – окликнули от скамейки.
Косильщик побежал туда, и Даша кинулась следом. Ослепленный светом фонаря, который держали у самого его лица, кругломордый парень, на километр вонявший водкой, отчаянно моргал и орал:
– Ну чо такое, чо такое? В чем проблема, мужики? Салют хотел устроить, не выходит, стерва…
Третий, стоявший рядом, подсунул под луч фонаря черный пистолет и вынутую из него обойму. Даша поначалу приняла ствол за «Марголин» или «Дрель», но тут же разглядела, что обойма набита желтыми газовыми патрончиками, с зеленоватыми заглушками. Газовик на базе «Марголина».
– Вон они, три гильзы, – сказал державший пистолет. – Шумовыми лупил.
– А я чо говорю? – навязчиво бубнил пьяный. – Чо в натуре, мужики? Ну холостые, Нинка, стерва, не выходит, а я, может, на серьезную влюблен…
Косильщик яростно, замысловато выругался. Даша перехватила его взгляд и уставилась в ту же сторону – на недостроенный дом, ярко освещенный холодным, колючим светом. Где-то далеко за стройкой слышался удалявшийся шум мотора.
– Поздно, – сказала Даша, когда Косильщик повернулся к своим ребятам. – Времени хватило, нет там уже никого… Говорила я идиоту… Даже если бросил ствол на стройке, смысла нет спешить, валяется себе…
– Паспорт при нем, – сказал один из державших пьяного стрелка, левой рукой попутно обшаривавший его карманы.
– Да все при мне, и паспорт, и прописка… – бухтел тот, уже не вырываясь. – Вы чо, менты? Руки ломаете… Нинка не выходит, а мне тут мерзнуть надоело…
И Даша уже обостренным чутьем, вспышкой сыскарского озарения понимала: конечно же, этот нестерпимо пахнущий водкой, но по виду не особенно и пьяный тип попросту отвлек безобидной пальбой внимание от стройки, откуда выстрелил настоящий киллер – однако доказать это невозможно. Можно прозакладывать голову, выбран совершенно «чистый» статист, самое большее, что ему можно пришить – мелкое хулиганство и незарегистрированный газовик, наш замотанный суд отмерит ниже низкого…
И по лицу Косильщика, отрешенно-поскучневшему, поняла: он мгновенно прокачал ситуацию и пришел к тем же выводам. Как нельзя кстати он тут оказался, значит, Воловиков не такой уж скупец, как представлялся…
Воловиков?!
Она узнала одного из державших «пьянчужку» – капитан Даев, из людей Бортко. И мгновенно сопоставила только что случившееся, эту машину и этих ребят с кое-какими догадками и размышлениями последних дней. Два плюс два давало четыре…
Присмиревшего стрелка потащили в машину.
– Сейчас свяжутся, приедет группа… – сказал Косильщик. – Вот видишь, я как чуял, уговорил ребят подмигнуть по старой памяти…
– Я что, дура? – сказала Даша.
– Слушай…
– Я к тебе, Сереженька, за это время немного пригляделась. И как-то незаметно, сам собой всплыл вопрос: почему это неглупый хваткий парень, хороший опер, как выяснилось, влип в глупейшую историю со скошенным безобидным маком? Такой, каким я тебя знаю, ты подобного идиотства никак не мог сотворить…
– Бывает, даже на самых лучших оперов этакое затмение находит. Вот и откалываешь глупости…
– Сказала же, не держи меня за дуру, – отмахнулась Даша. – Ваш Ведмедь что, впервые такие штучки откалывает? Только не думала, что и мой черед настанет, а я ушами прохлопаю… Что вам известно? Что в РУОП знают такого, чего я не знаю?
– Даша, я тебя решительно не понимаю, – сказал он спокойно, без улыбки.
– Ну, ситуация, – покрутила она головой. – В один вечер обнаружила у себя в группе две внедренки, хоть и разного плана… Старею что ли, на пенсию пора? Вот что, казачок засланный, не знаю, как ты это устроишь, но чтобы завтра тебя и близко не было. Не нужны мне такие казачки, пусть из братских отделов.
– Что, никак не договоримся? – спросил он совершенно другим тоном. – Даже для пользы дела?
– Для пользы дела, конечно, можно, – сказала Даша. – Если ты мне откровенно расскажешь, что у вас об этом деле знают мне неизвестное. Тебя, конечно, запихнули ко мне с расчетом на длительное оседание, никто ведь не мог протелепатировать того, что начнется, но это-то как раз и доказывает, что особа ты приближенная и доверенная.
– Не могу я сам решать. Нужно посоветоваться с хозяином.
– Вот и советуйся, – сказала она. – И если он решит со мной не откровенничать, можешь не появляться. Все. Подъедет группа – ты знаешь, где я живу.
Повернулась и пошла к своему подъезду, даже не взглянув на неподвижное тело.
Дверь в квартиру оказалась полуоткрыта. Даша ничуть не встрепенулась, с каким-то тупым равнодушием прошла в свою комнату и убедилась, что ленты с неизвестной отравой исчезли – и старые, отработавшие, и новые, вместе с сумкой Толика. Особенно ломать голову не было нужды, все ясно из рассказа Толика – когда она вышла, кто-то, с такой же точно отмычкой, прятавшийся на верхней площадке, спустился в квартиру и вынес улики проторенной дорожкой через чердак. И ничем уже не докажешь, что они были. Если незваный гость знал, что должно произойти на улице, мог действовать без малейшей спешки, у него было минут десять.
На минутку ей стало страшно. На минутку готова была допустить самое жуткое: что против нее работает то самое существо, которое, по слухам и легендам, никогда не делает ошибок.
Вздор. Хотя бы потому, что это существо могло бы ее, девку неверующую и в церковь заглядывавшую пару раз в жизни из чистого любопытства (да и некрещеную к тому же, лишенную определенной защиты), скрутить в бараний рог и погубить в три минуты. Значит, это человек. И его можно переиграть… если только придумать как.
Она сидела и дымила, как паровоз. Сигареты были куплены уже после приступа, в случайном киоске, и опасаться их не следовало. Мозг работал на пределе, подстегнутый нешуточным унижением и поганым чувством бессилия.
