Генрих V - Кристофер Оллманд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда 11 января 1419 года жители Амьена решили отправить в Руан для помощи осажденным латников и лучников, они не знали, что в тот же день уже велись переговоры между осаждающим и осажденными[412]. В феврале 1419 года Генри Гломинг, галантерейщик, участвовавший в осаде Руана, несколько язвительно высказал свое мнение (за выражение которого он был посажен во внутреннюю тюрьму Флит в Лондоне), что "если бы вы были там с 3.000 человек войска, вы бы нарушили его осаду, и история с Руаном закончилась бы по-другому". Кроме того, он говорит, что "он [Генрих V] смог оставаться у Руана, только потому что герцог Бургундский удержал его врагов от него"[413]. Герцог Иоанн, действительно, прекрасно осознавал результаты своего бездействия. Неудивительно, что жители Парижа, чья безопасность и торговля могли оказаться под угрозой после захвата Руана англичанами, критически относились к герцогу, который на некоторое время уехал из Парижа в Ланьи, а затем в Провен, к востоку и юго-востоку от столицы, забрав с собой короля и двор, и оставив в Париже своего рода "временное правительство", которое должно было взять на себя управление, обеспечив тем самым раскол в королевском лагере между теми, кто следовал за двором, и теми, кто жил в Париже. Тем временем жители Амьена были уверены, что слухи, распространяемые о вероятности нападения англичан, должны восприниматься достаточно серьезно, чтобы они могли закупить провизию и оружие для обороны[414]. Оправдания, приведенные от имени герцога Бургундии в письме Карла VI от 19 января (в день сдачи Руана) о том, что он не смог спасти город из-за трудностей, созданных на его пути сторонниками дофинистов, возможно, были правдивы, но им не хватало убедительности. Простой факт заключался в том, что Генрих полностью владел ситуацией.
Или так казалось бургундскому хронисту Ангеррану де Монстреле, с которым многие согласились бы, что после успешного исхода осады Руана страх перед Генрихом был повсеместным[415]. Насколько он был оправдан? Заметим, что уже в 1418 году Генрих наставлял своих послов в переговорах с французскими сторонами довести противоположную сторону до "максимальной степени уступчивости"[416]. Это говорит о том, что король надеялся выиграть как можно больше путем переговоров и сделать это в кратчайшие сроки. Было ли это просто позицией амбициозного человека, который торопился? Вероятно, нет. Другие факторы влияли на мышление короля и на необходимость выиграть призы как можно быстрее и дешевле.
Скорость и стоимость были взаимосвязанными факторами, которые, вероятно, вызывали у Генриха все большее беспокойство. Парламентская поддержка его военных нужд не обходилась без критики расходов на войну; примечательно, что в 1419 году во Францию не отправлялись большие отряды, что означало, что Генриху приходилось довольствоваться уже имеющимися. Стоимость войны явно начинала беспокоить и короля. Как он напоминал своему совету, ему нужно было платить солдатам, и он был вынужден быть непреклонным, чтобы поддерживать дисциплину и не раздражать население, которое он считал своими подданными, что солдаты должны платить за провизию, которую они покупают. Более того, несмотря на все попытки привлечь на свою сторону население, лишь немногие люди, занимающие высокое положение, проявляли ему повиновение, что еще раз говорит о том, что ему пока не удавалось найти признание среди людей, с которыми он считался и которые могли влиять на других. Кроме того, ни одна армия, какой бы успешной она ни была, не может быть все время полностью удовлетворенной. Когда в марте 1419 года Джон Фельде писал домой Роберту Фраю, секретарю совета, жалуясь на отсутствие мира, на коварство французов и выражая желание, чтобы его друзья "добыли нам пропитание, чтобы мы могли закончить войну и вернуться в Англию"[417], он не только был в военном походе дольше, чем предполагал, но и отражал усталость и "общее брюзжание"[418] по поводу войны, которое он, вероятно, разделял с другими.
Это были проблемы Генриха, возможно, не оцененные французами, которым нельзя было позволить узнать о них. Ни в коем случае нельзя было делать работу врага за него[419]. Пройдя такой долгий путь, Генрих не мог позволить себе показать ни одной щели в своих доспехах: он мог идти вперед только со всей внешней уверенностью. В течение следующих месяцев была покорена остальная часть Нормандии, включая всю область Ко к северу от Руана, хотя замок Гайяр, построенный Ричардом I для охраны Сены над нормандской столицей, пал только в декабре 1419 года, после осады, длившейся более года.
Изменения в обстоятельствах, вызванные успехом Генриха, достигнутым в Руане, повлияли на его дипломатию, которая должна была стать его доминирующей деятельностью в 1419 году. В ноябре 1418 года его посланники, отправленные на переговоры с дофином в Алансон, получили инструкции подчеркнуть требование брака, а также выполнение условий, принятых французами в 1360 году, причем основной упор делался на восстановление и будущий статус земель на юго-западе страны. Генрих не был настроен обсуждать будущее недавно завоеванных им земель: они уже принадлежали ему. Эти переговоры провалились, а встреча Генриха и дофина, назначенная на середину лета 1419 года в Эврё, так и не состоялась. Но к этому времени с Генрихом, завоевателем Руана, искала встречи другая, бургундская, сторона. Политика натравливания одной вражеской стороны на другую (ибо такова была политика) дала Генриху возможность выдвинуть новые требования. В течение короткого времени он встретился с бургундскими посланниками, получив от них впечатление, что если он будет настаивать на своих требованиях к герцогу, то они будут выполнены. С этим приливом оптимизма была организована встреча, на которой должны были присутствовать Генрих, герцог Бургундский, Карл VI, его королева Изабелла и их дочь Екатерина. Ожидания успешного исхода росли.
Первоначально встреча была назначена на 15 мая, но 6
