Все под контролем (Сборник) - Алексей Калугин

– Не проще ли пройти гипнокурс?

– Только не в зоне безвременья, – усмехнувшись, покачал головой Марин.

– Почему именно голландский?

– А почему бы и нет? Хотя бы потому, что Ван Гог был голландцем. Возможно, в будущем я совершу путешествие в прошлое, ради того, чтобы встретиться и поговорить с ним.

– Для изучения иностранных языков больше подходят самоучители, а не разговорники.

– Послушайте, инспектор, – устало произнес Марин. – В чем, собственно, вы меня обвиняете? В том, что, находясь в зоне безвременья, я каким-то образом сумел закрутить аферу, с которой вы никак не можете разобраться? Вам не кажется, что подобное предположение попросту смешно?

– Нет-нет, Марин, – протестующе взмахнул рукой Малявин. – Я вовсе не собираюсь выдвигать против вас какое-либо обвинение. Мне просто показалась занятной подобная цепь совпадений: невесть откуда появившиеся доселе неизвестные картины Ван Гога, «Жизнь Ван Гога» у вас на полке, этот «Русско-голландский разговорник» и плюс ко всему ваше внезапное увлечение живописью.

Малявин сделал жест рукой в сторону мольберта с накинутым на него покровом.

– Ну, я давно мечтал попробовать себя в живописи, – польщенный тем, что на его увлечение обратили внимание, Марин улыбнулся. – Раньше у меня на это просто не хватало времени. Зато сейчас – сколько угодно, – Марин не спеша поднялся на ноги. – Должен вам заметить, господа, зона безвременья – идеальное место для творчества. Во-первых, никто и ничто не отвлекает от работы. А во-вторых, пребывание в зоне безвременья продлевает творческое долголетие. Будь я настоящим художником или писателем, так непременно совершал бы какие-нибудь мелкие правонарушения, чтобы на время исчезать в зоне безвременья, а затем вновь появляться перед поклонниками своего таланта с новым шедевром в руках. И, что так же немаловажно, – почти непостаревшим. Насладился вволю славой – и снова ушел в зону безвременья, чтобы полностью отдаться творчеству.

Марин подошел к мольберту, рядом с которым стояли, прислоненные одна к другой, несколько картин.

– Не желаете взглянуть? – предложил он, положив руку на край одной из картин.

Отказаться было бы неудобно, и Малявин коротко кивнул.

Поднявшись со своего места, подошел к ним и Фрост, которого, похоже, всерьез заинтересовали результаты творческого самовыражения Марина.

Прежде чем показать картины, Марин счел необходимым сделать небольшое пояснение:

– В своих работах я отдаю предпочтение традициям чистого абстракционизма начала XX века. На мой взгляд, это направление в живописи, хотя, быть может, и не самое простое в плане восприятия, тем не менее позволяет автору наиболее адекватно выразить идею, заставившую его взяться за кисть. Названия своим работам я не даю, поскольку, как мне кажется, зритель должен воспринимать каждую из них непосредственно такой, какая она есть, а не пытаться выискивать смысл, опираясь на зачастую абсолютно ничего не значащее сочетание слов. Итак…

Марин развернул в сторону зрителей первую картину.

Фрост как истинный ценитель приложил указательный палец к подбородку и склонил голову к плечу. Малявин просто почесал затылок.

Работа была выполнена в масле. На абсолютно черном фоне было изображено несколько кривых, небрежно намалеванных белых кругов. Краска была наложена густым слоем, настолько неумело и небрежно, что если бы картина лежала горизонтально, то поверхность ее легко можно было принять за макет участка местности, расположенного где-нибудь на темной стороне Луны.

– Ну как? – нетерпеливо спросил Марин.

– Что-то мне это напоминает… – неуверенно пробормотал Малявин.

Фрост молча повел подбородком сверху вниз.

Марин быстро убрал картину с кругами и поставил на ее место другую, которая отличалась от первой только тем, что фон у нее был ярко-оранжевый, а вместо кругов были нарисованы какие-то зеленые спирали, похожие на побеги бобовых культур. Затем последовали три картины, состоящие из накладывающихся друг на друга разноцветных мазков и клякс, напоминающих увеличенные варианты карточек, которые показывает своим пациентам психиатр, предлагая угадать, что на них нарисовано.

– Это, конечно же, любительские работы, – смущенно произнес Марин, выставляя на суд зрителей очередную картину, на которой, судя по всему, был изображен пожар на солнце.

– Что-то в этом есть, – попытался подбодрить начинающего художника Фрост.

– По крайней мере, красок вы не пожалели, – сказал единственное, что пришло в голову, Малявин.

Фрост осуждающе посмотрел на напарника.

Чтобы хоть как-то сгладить неловкость от не в меру откровенного замечания коллеги, Фрост указал на мольберт и спросил:

– А здесь что?

– Эта работа пока еще не закончена, – ответил Марин. – Мне не хотелось бы показывать ее в таком виде. Но, если вы желаете…

Он подошел к мольберту и сдернул с него покров.

Если можно говорить о стиле, присущем Марину-художнику, то стоящая на мольберте картина соответствовала ему на все сто десять процентов.

Фрост подошел поближе и, наклонившись вперед, внимательно посмотрел на левый нижний угол картины.

– Это место вам особенно удалось, – сказал он художнику, указав на темно-пурпурное пятно.

Марин польщенно улыбнулся и с благодарностью наклонил голову.

– Если вы не возражаете, я хотел бы подарить вам одну из своих работ, – предложил он Фросту.

Живо представив себе, как будет выглядеть его напарник, выходящий из камеры перехода, а затем идущий по длинным коридорам Департамента с одним из ужасающих полотен Марина в руках, Малявин быстро заслонил коллегу грудью.

– Нет-нет, в другой раз… Нам еще предстоит нанести пару визитов…

Не давая возможности Фросту что-либо возразить, Малявин нажал кнопку вызова на браслете.

В ту же секунду слева от них материализовалась дверь камеры перехода.

– Ну что ж, – с явным разочарованием, но в то же время проявляя деликатность и понимание, улыбнулся Марин. – Был рад с вами познакомиться.

Глава 11

– А ты обратил внимание на то, что все свои картины Марин покрыл стабилизирующим составом? – насмешливо заметил Малявин, когда, покинув камеру перехода и сдав браслеты охраннику, они с Фростом вышли в коридор. – Должно быть, надеется, что потомки его оценят.

– Все, кроме последней, – Фрост показал напарнику испачканный краской рукав. – Новый пиджак. Третий раз надел… Жена дома убьет…

Остановившись возле окна, Малявин поставил на подоконник свой кейс. С видом мага, совершающего наиболее сложный трюк из своего репертуара, он поднял крышку кейса и продемонстрировал герметичную пластиковую упаковку с мелкопористым гигроскопичным фильтром, предназначенным для сбора микрообразцов. Приложив фильтр к пятну на рукаве Фроста, он на пару секунд крепко прижал его. После того как фильтр был удален, на светло-серой материи не осталось даже следа краски.