Беверли-Хиллз - Пат Бут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Луч света прорвался сквозь грозовые тучи, все стало ясно, и мозг Роберта заработал со скоростью компьютера. В очередной раз он скрестил шпаги с Каролин, и еще неизвестно, кто станет победителем в этом поединке.
– Она позвонила в дверь прошлым вечером… – Ливингстон сделал паузу. – Роберт, пожалуй, я не откажусь от рюмки коньяку.
Роберт в задумчивости прошагал до бара, налил щедрую порцию «Арманьяка» в большой бокал из тонкого стекла. Он слегка покачал бокал, чтобы благородного цвета коричневатая жидкость омыла стенки, проделал это дважды, трижды и, вернувшись на прежнее место, протянул его Франсиско.
– Я не могу тебе описать, как она прекрасна. В своей жизни я не встречал девочки совершенней…
– И сколько ей лет, Франсиско?
– О чем ты?… О, да… Сколько ей лет? Боюсь, что твой интерес понятен. Конечно, она – наживка для судебных крыс. Ей всего пятнадцать.
– А ты не знаешь, кто она? И откуда явилась? Она вот так просто материализовалась из воздуха и позвонила в твою дверь?
– Да, да. Я знаю, что это безумие. Я и сейчас безумен. Я сошел с ума, услышав ее крик… Она была девственницей… В моем-то возрасте я лишил девочку невинности… Ты, надеюсь, меня поймешь, какой удар я испытал. Но она была так соблазнительна и скинула с себя всю одежду, прежде чем я вымолвил хоть слово…
Роберт задумался. В Голливуде сплошь и рядом происходят подобные подставки, но Франсиско, при своем многолетнем опыте, никак не мог попасться на примитивную наживку. Несмотря на свой возраст, он был еще в здравом уме и слыл не «насильником», а «ухажером». Причем бережно поддерживал эту репутацию. Вероятно, девочка представляла собой какую-то сверхсоблазнительную штучку. Иначе Франсиско не попался бы на нее, чтобы потом изваляться в грязи.
Франсиско все говорил и говорил, оправдываясь, а Роберт ждал, когда раскроется имя девчонки, а об именах заговорщиков, что стояли за ней, он уже догадался.
– Я бы и не верил, что такой момент наступит в моей жизни, а ведь мне уже за восемьдесят. Но там было еще что-то… я так и не разобрался. Она лопотала какую-то чепуху о том, что мы уже были женаты в ином мире, и там наш брак не завершился тогда как положено…
– Но в нашем мире ты ее все же трахнул? – со злой иронией уточнил Роберт.
– Да. Не знаю даже, как мне это удалось, – покаянно ответил Франсиско.
– И не спросил, сколько ей лет?
– А что мне оставалось делать? Она быстренько разделась, легла, что-то пробормотала о нашей великой любви и раздвинула ноги…
Роберт пожалел, что столь много отмерил Ливингстону своего драгоценного коньяка. Старикан заглотнул «Арманьяк», как простую воду, не ощущая ни вкуса, ни его букета, и только глаза Ливингстона отреагировали на его крепость, все больше набухая слезами.
Наконец он расстался с пустым бокалом, откашлялся и продолжал:
– Но в той чепухе, что она говорила, был какой-то смысл о наших прежних воплощениях… помнишь, Ширли Маклейн на этом свихнулась?
– Про эту чепуху поговорим потом. Свидетели были? – деловито осведомился Роберт.
– Вроде бы нет, но она же не невидимка. Кого-то поставили следить, как она подошла к моей двери, и черт знает что они могли сфотографировать…
Старик шмыгнул носом, совсем как провинившийся школьник.
– В коттедже тебя вряд ли бы сняли, а снаружи – это все безобидно. Девочка нажимает кнопку звонка. Ну и что? В чем проблема? Вы оба можете отрицать, что между вами что-то было. Купи ее, сунь этой маленькой сучке из прошлой жизни пачку современных «зеленых», и дело с концом…
– Не так все просто, Роберт. Они сделали фото внутри и сегодня прислали мне снимки. В моем «Сансет-отеле» такого еще не бывало, чтобы кого-то снимали в номерах, а тем более в коттедже. Мой мир рухнул раз и навсегда.
– О каких фото ты говоришь? Ты не фотографировался вместе с девчонкой?
– Нет, конечно.
– Можешь поклясться?
– Клянусь! Но мы там на фото оба голые…
– Снимали без вспышки?
– Я бы заметил. Я не такой уж старый дурак, – обиженно сказал Франсиско.
Насчет «старого дурака» Роберт имел собственное мнение.
– Фото прислал тебе аноним?
– Нет, Каролин Киркегард. Ее имя стоит на конверте.
– Кто выдвинет иск? Мать девочки? – Роберт не ждал от Ливингстона ответов, он просто размышлял вслух. – А если девчонка промолчит, то копы и не встревожатся. Копы не определят по фотографии, сколько ей лет. И в двадцать те же титьки и те же задницы. Все, что им известно, это то, что ты грязный старикашка…
Ливингстон дернулся, будто ударенный током, но смолчал. Дешевка, на которую он попался, и его превратила в дешевку. Но у него имелся еще один козырь: выложив его, он хоть как-то мог оправдать себя, но одновременно и утопить.
– Девчонка достаточно известна, и все знают, что ей только пятнадцать. Она не сходит с обложек…
– Кто она?
– Джами Рамона.
У Роберта брови поползли вверх.
– Та самая Джами Рамона? – Он посмотрел на старика как на некое доисторическое ископаемое. – Бог мой, во что ты вляпался! – Роберт едва не перекрестился, призывая спасителя на помощь грешному Франсиско. – Ты трахнул Джами Рамону?
Ливингстон, очевидно, не оценил сексуального успеха, которого достиг случайно. Он уже успел забыть об испытанном удовольствии, и его занимали лишь грубые материи.
– На фотографиях копы меня точно опознают. А была она девочка или нет и сколько ей лет – газетчикам все равно. Скандал в любом случае будет. И девчонке обеспечена карьера, раз это попадет в прессу. Ей – да, а мне – конец.
Роберт почувствовал, как гейзер вспыхнувшего в нем гнева уже спадает и превращается в лишь маленький фонтанчик. Ливингстон, хоть и стар, и, как все сластолюбцы, тянется к девочкам, на самом деле глупый щенок. Если, несмотря на свой многолетний опыт, он решил идти под парусом при штормовом ветре, то заслуживает той участи, какую ему уготовили. А вот пятнадцатилетней девочкой – Джами Рамоной, – втянутой в интригу ненавистной Роберту авантюристкой Киркегард стоит заняться. Именно ее карьера поставлена темной силой на карту, чтобы отнять у Роберта вожделенный «Сансет-отель».
– Не вешай голову, Франсиско. Из любого лабиринта найдется выход. И я знаю, как мы сможем выбраться. Но только вместе. Это наш город, и все люди здесь нами схвачены – шеф полиции, и сенатор, и газетчики. Мы заткнем рот каждому, кто попытается его разинуть.
Ливингстон горестно покачал головой.
– Моя история выйдет на национальную сеть. Для них это лакомый кусок.
На него было жалко смотреть. Он полностью отдавал себя во власть Роберта, и тот волен был казнить его или миловать.
Он снова заговорил, и его жег стыд за произносимые им слова:
