Соколиная охота - Павел Николаевич Девяшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От кого это? Вряд ли от Фалька, стало быть, снова на подозрении доктор или адъюнкт-профессор. Вероятно, это шутка, однако смеяться уже не хотелось. Спасибо любезному брату и его нравоучению за безнадежно испорченное настроение!
Ну что за вечер, хуже и быть не может!
Последующие события эту, не лишенную легкомысленности, мысль без труда опровергли.
– Послушайте, Фальк! – пророкотал знакомыми металлическими нотами князь. – Не найдется ли в вашем загашнике какой-нибудь иной забавы? Повеселей! Как еще тешит себя общество в этих ваших столицах?
«Когда не удается зарезать гладиатора?» – чуть не съехидничал Иван Карлович.
– Не хотелось бы показаться грубым, – продолжил Арсентьев, маскируя недовольство шутливым тоном, – но вы, господин фехтмейстер, теперь в некотором роде ответственны за борьбу со скукой в нашем тесном кругу.
– Ваше сиятельство, позвольте мне вступиться за почтеннейшего Ивана Карловича, – вмешался господин Нестеров с деланной улыбкой. – Боюсь, вы не вполне справедливы в суждении, будто наш уважаемый фехтмейстер по оплошности причинил Тимофею увечье-с. Видите ли, утром я осматривал рану, и это вызвало у меня недоумение…
– Черт бы вас побрал, доктор, с вашей витиеватостью! – проворчал Дмитрий Афанасьевич. – Извольте выражаться короче. Почему нанесенный удар заставил вас недоумевать?
Титулярный советник Нестеров пожал плечами.
– Удар здесь совершенно не причем. Как обошлось без смертоубийства? Вот в чем истинная загадка.
– Вот-вот, – кивнул становой пристав. – И мне непонятно.
– А мне всё понятно, – Софья обиженно надула губки. – Когда дерешься на настоящих острых саблях, всегда нужно опасаться травм и увечий. Форс-мажор, господа. Может, продолжим игру?
– Ну, нет, сестра. Я желаю разобраться в ситуации до конца. Получается, что это не просто случайная рана, а результат обороны. То есть у Ивана Карловича просто не было иного выхода?
Отставной штаб-ротмистр в общей беседе участия не принимал. Он с отсутствующим видом уселся на ступени крыльца, любуясь закатом. Совершенно сказочным в этих краях.
Полицейский и доктор ответили почти в голос:
– Никак нет!
– Ни малейшего-с!
Переглянувшись с Вадимом Сергеевичем, Константин Вильгельмович едва заметно кивнул, дескать, берите инициативу в свои руки.
– Я ответственно заявляю, что господин Фальк не имел иного способа себя уберечь. Более того, парировать затеянный вашим любезным гладиатором выпад, да еще и столь ловкий, при сложившихся обстоятельствах возможно только и исключительно посредством «фланконада». Позвольте сразу сделать необходимое отступление для присутствующих здесь дам, «фланконад» – это такое движенье, когда нет времени уклоняться от выпада. Вместо этого следует поймать сильной частью собственной шпаги, что ближе к рукояти, самый кончик шпаги супротивника и скользнуть острием прямо в его незащищенную подмышку-с. Вот-с!
– Какой ужас! – воскликнула Ольга Каземировна.
– Мерси за разъяснения, господин Нестеров, – в который раз вздохнула юная княжна, окончательно уверившись, что игра, кажется, пропала. На кой черт Вебер начал задавать Ивану Карловичу вопросы о случившемся? Знал ведь, что нельзя вести такие разговоры при брате.
Вадим Сергеевич снял пенсне и утомленно потер глаза. Затем сдул со стекол пылинки, нацепил их обратно на нос и, сказал:
– Резюмирую. Иван Карлович должен был либо погибнуть сам, приняв коварный удар в грудь, либо умертвить своего противника, защищаясь. Перенаправить клинок так, как сделал это наш уважаемый фехтмейстер, практически невозможно. Он, поистине, совершил подвиг и спас не только себя, но и Тимофея. Я не уверен, что знаю более проворного фехтовальщика. Какая скорость, какая удивительная реакция! Браво, друг мой!
Князь с сомнением покосился на Вебера. Поймав взгляд помещика, полицейский на мгновение прикрыл глаза, давая понять, что согласен с выводами доктора.
– Ну что же, Иван Карлович, – хозяин усадьбы ласково поглядел на петербуржца. – Арсентьев умеет признавать свои ошибки! Кажется, я вынужден перед вами извиниться и, более того, поблагодарить.
Молодой человек улыбнулся доктору, кивнул становому приставу и вновь обернулся к саду, ловя взглядом последние лучи солнца.
Дмитрий Афанасьевич, не привыкший к подобному поведению, сказал примирительным тоном:
– Полно вам сердиться! Ну, что мне сделать, Фальк, что бы вы на меня не обижались?
Тем временем Софья Афанасьевна, утратившая всякий интерес к дурацким разговорам про поединки, развернула последнюю записку и чуть не захлопала в ладоши. В ней было написано следующее:
"Дорогая, Софи! Простите, что обращаюсь к Вам со столь ужасающей фамильярностью, но бумаге, как известно, можно доверить все. Я почту за великую честь пригласить Вас завтра на прогулку верхом! Поедем к ротонде рано утром? До завтрака? Я буду ожидать с лошадьми за воротами усадьбы, у большака. Ровно в семь. Искренне Ваш, Иван Ф."
– Танюшка, – громко позвала Софья Афанасьевна, – подай на стол яблочного варенья, меду, сыра и бутылку шампанского. Нет, лучше две!
– Вот это другое дело! – оживился Нестеров, потирая руки.
Княжна бросила прочитанные записки обратно в цилиндр и обратилась к Ивану Карловичу:
– Если вас не затруднит, Фальк, зарядите-ка в ваш импровизированный почтовый ларь новую порцию корреспонденции. Настал черед играть брату.
– Увольте меня от ваших глупых забав, – набычился помещик, уязвленный непокладистостью молодого фехтмейстера.
– Но вы обещали, Дмитрий Афанасьевич!
Его сиятельство вяло махнул рукой и приподнялся со стула, намереваясь удалиться.
– Вы спрашиваете, что необходимо сделать, дабы я перестал на вас обижаться? – сказал Иван Карлович. – Удовлетворите просьбу Софьи Афанасьевны и можете считать, что дело в шляпе. В прямом и переносном смысле.
Глава двадцать первая
Татьяна торопилась вернуться из кухни обратно на веранду. Она толкала перед собой тяжелую каталку со снедью, мысленно попрекая хозяйку. И было за что!
Сперва Софья Афанасьевна строго-настрого велела сервировать стол одним только чаем с бубликами. Несколько раз повторила: "Все должно быть скромно и чинно". Не дозволила даже сахару подать, забранилась! А что потом? Варенья им неси, меду, сыра… И что хуже всего – две бутылки вина. Этого их шампанского. Да не просто так, а непременно в ведерке со льдом. Под силу ли бедной девушке сдвинуть этакий груз!
На обратном пути образовалось небольшое затруднение. Перед самым выходом из дома затаилась княжеская любимица по кличке Заноза. В первый раз глупую псину худо-бедно удалось отогнать и не выпустить из двери. Теперь, конечно, фокус не удался. Пока Татьяна пыталась протиснуть в проем свою громоздкую конструкцию, собачка с радостным повизгиванием вылетела наружу и тут же кого-то облаяла.
– Ну, слава Богу! – раздался откуда-то из-за самовара тоненький голосок господина Мостового. – Я, господа, не на шутку встревожился. Отчего, думаю, притихла у нас зверушка-то. Пойди от меня прочь, Цербер! Прочь, кому говорю!
В ноздри служанке ударил едкий запах дыма. Он распространялся по веранде полупрозрачной белесой дымкой, исходившей из пустого цветочного горшка. Точно волшебный джин, выпущенный из бутылки.
Это они свои бумажки
