Знак кота. Гнев оборотня - Андрэ Нортон

Одежда оказалась по мне. Что стало очередным сюрпризом — если только Равинга не наловчилась на одежде для своих кукол до такой степени, что смогла по памяти подсчитать мой размер. И то — она не видела меня уже почти сезон. Сапоги только были чуть–чуть великоваты, ну и ладно, зато они не натирали кожу, как те латаные–перелатаные, которые я только что сбросил.

Облачившись, я полюбовался на себя в зеркало. И хотя видел себя не целиком, всё равно — на какое–то мгновение мне показалось, что я гляжу на одну из кукол Равинги, только увеличенную до человеческих размеров. Моё лицо стало худым и загорелым, волосы отросли ещё сильнее, так что даже когда я скрепил их кольцом, они всё равно спускались на спину. Прощальный дар моей сестры ярко горел на запястье, и что–то толкнуло меня выпустить наружу ещё и медальон, который я прятал почти всё время своего путешествия. Он сверкнул у меня на груди, в открытом воротнике кафтана, и я с гордостью подумал, что не каждое украшение в славной своим богатством Вапале сравнится с этим.

Я чувствовал себя так, словно в комнату вошёл одним человеком, а выхожу совершенно другим. И отправился на поиски хозяйки.

Когда я вошёл в столовую, Мурри уже налегал на содержимое большого таза. Перед котом торжественно восседали три чёрных котти, уже очистившие свои блюдца, и смотрели на гостя во все глаза.

Равинга указала мне на мягкую циновку рядом с собой, перед нами стояли отполированные низкие столики. Третий столик расположился чуть сбоку, и за ним уселась Алитта, после того, как поставила перед нами накрытые блюда.

Привыкшему к скромной, неприхотливой жизни в глуши такое угощенье воистину могло показаться праздничным пиром у Императора. Я наслаждался яствами, привычными здесь, растущими на полях Вапалы, но невиданными в пустыне, потому что они не перенесли бы долгой дороги в мою страну. А на десерт подали свежие фрукты и нежный на вкус напиток, согревший не только желудок, но и сердце. Этот вечер начинал казаться мне сном.

Моя хозяйка ела молча, и, следуя хорошим манерам, я тоже отдал должное еде, дважды опустошив свою чашу, что, должно быть, казалось верхом жадности. Однако Алитта без всяких слов дважды поднималась, чтобы принести ещё.

Мурри уже отполировал свой тазик до блеска и теперь умывался лапой. Он пересёк комнату — котти хвостиком плелись за ним — и растянулся у меня за спиной, хотя там было тесно, и он еле уместился. Я хорошо слышал, как он мурлычет и похрапывает.

Когда с ужином было наконец–то покончено, я отважился нарушить молчание:

— Да пребудет ваш Дом в гордости, о повелительница. Столь богатые дары страннику превосходят все ожидания. Теперь же… — я мучительно подыскивал подобающие слова, а не те грубые и обыденные, что уже толклись у меня на языке.

Она чуть отодвинула столик и опустила руки на колени — Алитта проворно собрала остатки пиршества, оставив на столике лишь три кубка искусной работы и сосуд с освежающим напитком.

— Теперь же… — продолжила Равинга, когда девушка наконец вернулась на место, и две котти тут же вскочили на излюбленное место у неё на коленях, — теперь ты хочешь задать мне множество вопросов. Да и кто на твоём месте не захотел бы?

Она снова сделала паузу, глядя не на меня, а на противоположную стену, словно заметив там что–то очень важное.

— Наш народ позабыл очень многое, и может быть, такое забвение было наложено на нас извне — как наказание, как урок… кто знает? Древнейшие из песен бардов полны намёков. Обрывочных намёков, которые относятся ещё ко временам тех войн, после которых началось объединение внешних земель. Наши земли — суровые земли, и жизнь, которой мы жили, сделала нас такими, каковы мы есть сейчас.

Единство распадается, когда народы начинают воевать друг с другом, а война прокладывает путь и другим бедствиям. Если мы — осколки некогда могучей империи, то похоже на то, что сейчас мы медленно собираемся вместе, поднимаемся вновь, очень медленно, словно к вершинам нового и незнакомого каменного острова. Но пока мы больше похожи на путешественников, попавших в песчаную яму и прячущих глаза, не желая взглянуть в лицо тому, что нас ждёт — или будет ждать в будущем.

Мы стали самодовольны и благодушны. Нет, конечно, мы ещё сохранили кое–какие старые обычаи — то же соло, закаляющее молодёжь, — она бросила на меня острый взгляд. — Верно, Хинккель, ты ведь стал теперь другим?

— Думаю, да… — моя рука нащупала медальон, и я обратил внимание на шрам на запястье. Да, я стал другим, передо мной открылось совершенно новое измерение жизни. Я танцевал с теми, кто считался исконными врагами моего народа, я внимал песням Кинрра, я оторвался от своих корней и — только сейчас я понял это — я расколол скорлупу, в которой томился и вырвался наружу.

— Мой Дом, — Равинга неожиданно сменила тему, необычный дом. У меня осталось лишь двое родичей, и один из них… не принадлежит к моему племени.

Она вытянула вперёд руку и сдвинула широкий браслет, прикрывавший запястье, и я увидел на покрытой еле заметными морщинками коже такой же шрам, какой оставили на моей руке зубы Марайи.

— Уже много сезонов назад у нас появились знаки беды, знамения столь скрытые, что их можно было прочесть лишь в Великом Духе, и лишь тем, кто владеет прирождённым даром чувствовать малейший знак беды. Но сейчас опасность приближается к нам широкими шагами. На Бесплодных Равнинах появился властелин.

Казалось, у меня отвисла челюсть. В Великом Бесплодии не может существовать никакой жизни — никакому властелину нечем там повелевать.

За спиной послышалось ворчание, Мурри зашевелился.

— Слушай, — проворчал он. — Речь мудрости.

Даже котти, те, что устроились на коленях у Алитты, и третья, лежавшая у её ног, вытаращив глаза, уставились на Равингу немигающими взорами.

— Так те большие крысы… — неожиданно я вспомнил о чудовищах, с которыми мы сражались, о том, как они были непохожи на своих товарищей. И я слышал рассказы о том, что такие твари приходят с Равнин… хотя как они могут жить там…

— Да, эти крысы. Это проба, разведка, чтобы узнать, ждём ли мы нападения, готовы ли мы.

Она сунула руку в карман и извлекла оттуда шар из совершенно чёрного вещества. Настолько чёрный, что казалось, он впитывает в себя свет, и когда она положила его на стол перед собой, в комнате словно потемнело.

Я вытянул шею, чтобы получше рассмотреть шар, но рука Равинга тут же накрыла его, спрятав от моих глаз.

— Нельзя! Я не знаю, какова его истинная сила. У тебя есть щит, — она кивнула на мой медальон, — но ты ещё не обучен. Мы не можем рисковать тобой сейчас.