Девятый круг - Алекс Белл

— В развитых странах, Кейси, уровень смертности гораздо ниже. А у молодых мам осложнений при родах гораздо меньше. На мой взгляд, тревожиться по этому поводу — дело вполне естественное, но даже если во время родов каждую минуту умирает одна женщина, то подумай о том, как много других в ту же самую минуту дают жизнь новорожденным совершенно безопасно и без всяких осложнений. Такое в наши дни почти исключается, особенно если у будущей мамы все в порядке со здоровьем.

Кейси кивнула:

— Вы правы. Но я… я не знаю, может, это моя глупость, но я не могу избавиться от предчувствия, что… что-то… что-то должно случиться…

Тронутый ее наивными опасениями, я на какой-то короткий момент неосознанно обнял ее за плечи.

— Врачи знают свое дело, — сказал я доброжелательно. — И беспокоиться тебе абсолютно не о чем.

Мягкий золотистый свет, исходящий от залитого лучами прожекторов монумента, отражался от многочисленных колечек в ее правом ухе, а когда она улыбнулась мне, я впервые заметил на одном из ее верхних зубов маленькое золотое сердечко. Зубное украшение, понял я, инстинктивно поднимая брови.

— Если ты не против, объясни мне, пожалуйста, что означают твои татуировки? — спросил я, чтобы привлечь ее внимание к другой теме. — Что заставило тебя сделать все эти пирсинги и остальные украшения?

Кейси улыбнулась и провела рукой по своим раскрашенным волосам:

— Ведь это должно означать бунт против родителей, верно?

— Э-э-э… — замялся я, уловив странные нотки в ее голосе. — А так оно и было?

Она улыбнулась, и золотое сердечко на ее верхнем зубе снова блеснуло.

— Можете верить или нет, но некоторые из нас делают татуировки, пирсинги и раскрашивают волосы, считая, что в таком виде становятся более привлекательными, а совсем не по каким-то глубоким социологическим причинам. Это вовсе не акт протеста против притеснений на социальной или культурной почве, не грандиозный вызывающий жест против капиталистов, или феминисток, или какой-либо другой социальной группы. И это даже не манера поведения, аналогичная демонстрации всему миру двух поднятых вверх пальцев. Примитивная правда состоит в том, что я разукрашиваю себя таким образом совсем не для того, чтобы досадить моим родителям, или привлечь к себе внимание, или что-то провозгласить. Я делаю это потому, что, по моему мнению, это красиво. Вы разочарованы?

Я пожал плечами, понимая, что нечаянно затронул болезненную тему.

— Нет, я согласен с тобой. Ведь иногда сережка — это всего лишь сережка, верно?

— Ха! Верно. У меня нет желания выглядеть так, как эти равнодушные, подобные Барби знаменитости, которые с важным видом ходят в натуральных мехах и жеманно позируют для обложек глянцевых журналов… Между прочим, уже поздно. Наверное, мне пора домой.

— Я провожу тебя, — сказал я, поднимаясь вместе с ней со скамейки.

— Спасибо, — поблагодарила она с улыбкой. — Может, на самом деле вы — замаскированный ангел или что-то в этом роде, а, Габриель?

— Нет, полагаю, это не так. Просто у меня такое же имя, как у одного из них.

— А вы точно знаете? — рассмеявшись, спросила она.

Весь путь мы проделали в дружелюбном молчании, а когда наконец оказались у нашего дома, было уже около часа ночи, и я видел, что Кейси устала. Еще в метро она задремала, и ее голова склонилась ко мне на плечо. Когда поезд остановился на нашей станции, она стала смущенно извиняться:

— Надеюсь, я не напустила на вас слюней или не натворила чего-нибудь в этом роде?

Я помотал головой:

— Нет, но храпишь ты достаточно громко.

Широко раскрыв глаза, она добродушно смотрела на меня. Я готов присматривать за ней. Это та деятельность, которой хочет от меня Бог. В сущности, по всем целям и намерениям я для Кейси подобен ангелу. Послан Богом, чтобы охранять ее от любой опасности. Перед дверями наших квартир мы пожелали друг другу доброй ночи.

— О, кстати, — сказала Кейси, прежде чем скрыться в дверях своей кухни, — мои татушки символизируют толерантность, плюрализм и либерализм.

27 ноября

Наконец я узнал, кто подкладывает мне под дверь записки. И личность исполнителя приводит меня в смятение. Что же касается отправителя, то этого человека, я полагал, можно было считать абсолютно и полностью, на сто процентов, непричастным к данной операции.

Эти прошедшие несколько недель пролетели как-то очень быстро. Температура воздуха резко понизилась, листва опала, оставив скелеты деревьев голыми, и теперь здесь стало по-настоящему похоже на зиму. Я продолжал регулярно встречаться со Стефоми, но печальных и тревожных откровений больше не было, так что, к моему большому удовлетворению, я снова находил его общество весьма приятным для себя. Мы с Кейси также встречались несколько раз, и она всегда тепло меня приветствовала. Наконец мы с ней стали настоящими соседями. Хорошо знакомое мне лицо в соседней квартире.

Вот почему я не притрагивался к своему дневнику эти последние недели — я был счастлив. Просматривая предыдущие страницы, понимаю, что меня тянет писать в нем, когда я чувствую себя несчастным. Но в последнее время я был слишком вовлечен в реальную жизнь, чтобы тратить время на нытье в дневнике.

Это странно, но страница за страницей, заполненные в этой тетради, действительно утешают и обнадеживают меня. А бумага, как только на ней появляется запись, приобретает новые свойства. Страницы немножко сворачиваются и больше не прилипают друг к другу. От чернил бумага тяжелеет, ее поверхность перестает быть гладкой, становится как бы покрытой трещинками. Дневник заполняется моими словами, моими мыслями, моей жизнью. Наверное, поэтому я так полюбил его. Ведь даже теперь я опасаюсь, что опять могу все забыть, а эта тетрадь — страховка от такого случая, поскольку здесь все собрано, записано, сохранено и пропасть уже не сможет.

Но на прошлой неделе произошла серьезная неприятность. После позднего ужина в городе я возвращался домой от метро и, уже почти подойдя к своей парадной, внезапно остановился от удивления. Из подъезда вышла женщина. Наружное освещение было неважным, поэтому рассмотреть ее хорошенько мне не удалось. Я смог лишь определить, что на ней было темное вечернее платье и длинные черные перчатки до локтей. К моему удивлению, она была без пальто, я представил себе, как ей должно быть холодно в этот поздний час. Ее длинные черные волосы были собраны на затылке, а на шее и на запястье сверкало что-то похожее на бриллианты. Она приближалась ко мне, и каблуки-шпильки ее плетеных вечерних туфель звонко цокали по тротуару.