Кровавые тени (ЛП) - Прайор Линдси Дж.

За те минуты, что она смотрела на него, она только один раз увидела, как шевельнулась его грудь. Помимо этого, он мог выглядеть почти как человек. Изгиб его густых ресниц, скрывающих сверхъестественно притягательные глаза; смертоносные резцы, скрытые за сомкнутыми дугой губами. Она опустила взгляд на его точёную, подтянутую грудь, изучая каждый чётко очерченный мускул, его татуировки, скользнула взглядом вверх по изгибу его широкого, сильного плеча, по бицепсам, которые удерживали её с такой лёгкостью. Её магистр вампир. Её тёмный принц, который спал рядом с ней, не обращая внимания на её мысли, в то время как она смотрела на эту твёрдую, холодную грудь. Она могла бы запросто установить контакт, дождаться пульса, того самого важного биения, которое дало бы ей настоящий проблеск его сознания, которое, наконец, позволило бы ей проникнуть в него.

Но это было также прикосновение, которое неизбежно разбудило бы его.

Он мог быть таким в течение нескольких минут или часов, но это случилось. Наконец-то это случилось. Она должна была чувствовать ликование. Вместо этого она ощутила боль в груди от того, что, как она знала, должна была сделать.

Глядя на него, она больше, чем когда-либо, понимала, что ей нужно убираться оттуда. Её чувства уже достигли такой глубины, о возможности которой она никогда не думала. Какими бы сильными ни были её чувства к Робу, она никогда не чувствовала ничего подобного. Даже в тот день, когда он оставил её, она не чувствовала такой мучительной боли, как сейчас.

В Кейне было что-то такое. Что-то необъяснимое. Что-то, что глубоко укоренилось с того момента, как она впервые увидела его. Даже когда он прижал её к стене в том коридоре, она чувствовала, что знала его. Но сейчас, в его постели, настолько близко и интимно, насколько это было возможно, даже после того, что они сделали, она знала, что испытывает нечто большее.

Что-то, чего он никогда не почувствует в ответ. Он никогда не испытает ничего к невротичному, отстранённому, неуклюжему, сексуально неумелому агенту ПКВ, который однажды одержал над ним верх. Для него всё это было игрой. Игра, в которой он был мастером — заставляя людей влюбляться в него, соблазняя их делать то, что именно ему нужно. И он был прав. Она была ему неровня, и чем дольше она оставалась, тем меньше подходила бы ему.

И он знал это, иначе бы никогда не заснул, не надев на неё наручники. Лежит рядом с ней, как будто она послушная любовница. Он решил лечь с ней. Более чем вероятно, потому что он хотел её там, где он мог чувствовать её. Но, без сомнения, в равной степени это было сделано для того, чтобы поощрить чувство близости и безопасности, которые, по его мнению, были необходимы ему для прогресса.

И сейчас больше, чем когда-либо, она должна была помнить, кто он такой. И кем она была. Почему она была здесь. Ей нужно было взять себя в руки. Речь шла о выживании. Речь шла о том, чтобы вернуться в ПКВ, к Ксавьеру, и затащить его туда. Это было то, ради чего она работала. Вот почему она была здесь.

У неё были улики для Ксавьера. У неё было имя. И, вооружившись последним, она сделает всё в одиночку. Она уже привыкла всё делать сама.

Она подняла глаза на свободно болтающийся наручник. Он лишит его свободы на достаточно долго, в случае если, он проснётся. Это даст ей фору. Но она знала, что её рефлексы были недостаточно быстрыми. Если он проснётся, то овладеет ею всего за секунду. Если она даст хотя бы намёк на то, что делает, её снова пристегнут к этой кровати.

Кейн по-прежнему крепко спал, отсутствие дыхания, прерывавшегося лишь каждые несколько минут, приводило её в замешательство, не позволяя ей быть уверенной, насколько глубоко он спал. Кейтлин затаила дыхание, когда отодвинулась от него, медленно скользя, осторожно распределяя вес, чтобы матрас не прогнулся, ожидая, проснётся ли он, пошевелится ли.

Если он проснётся, она заявит, что шла в ванную. Но его пробуждение означает её проигрыш.

Она считала секунды, прежде чем придвинулась ближе к краю кровати. Её нога коснулась половицы, затем другая опустилась рядом с ней. Кейтлин соскользнула на пол, на колени.

Она осторожно встала, медленно и бесшумно обошла изножье кровати, молясь, чтобы ничего не скрипнуло. Она быстро прошла в ванную, порылась в своей сумке в поисках трусиков и надела их. Затем вернулась в гостиную.

Он всё ещё спал.

Она полностью сосредоточила на нём своё внимание, тихо и медленно пятясь к двери.

Достигнув порога ниши, она сунула руку в его мягкую кожаную куртку. Запустила руку во внутренние карманы, ища тот, в который он положил свои ключи. Когда кончики её пальцев коснулись металла, она ухватилась за них, придерживая металл пальцами, чтобы не вызвать звона, и осторожно вынула руку.

Она отступила в тёмную нишу дверного проёма и вставила ключ в замок, в ужасе оглядываясь через плечо.

Он всё ещё крепко спал.

Она затаила дыхание, поворачивая ключ. Первый не пошевелился. Она зажала его в ладони и перебрала, подбирая следующий. Потерпев вторую неудачу, она снова оглянулась через плечо. Её сердце колотилось так сильно, что она была уверена, что его шум разбудит его. Она нащупала третий ключ, вставила его в замок. На этот раз она почувствовала, как он повернулся, и услышала тонкий щелчок.

Она вздрогнула и оглянулась через плечо.

Ещё один замок. Ещё один, и она на свободе.

Сначала она попробовала четвёртый ключ, но он не подошёл, поэтому вернулась к первому. Руки дрожали, ладони покрылись капельками пота, и, наконец, она вздохнула с облегчением, когда ключ провернулся.

Она взялась за ручку и медленно потянула дверь на себя, радуясь, что та не скрипнула, иначе игра была бы окончена.

Она ещё раз оглянулась, желая убедиться, что Кейн всё ещё крепко спит на кровати.

Она почувствовала острую боль. От чего, она не была уверена. Но боль заставляла её почувствовать себя неуютно, ей хотелось плакать и паниковать.

Потянувшись назад за его курткой, она сняла её с крючка и выскользнула наружу. Осторожно закрыв за собой дверь, она снова заперла её и задвинула засовы.

Она на мгновение прислонила голову к дереву, вздохнув с облегчением. Но она знала, что ей нельзя терять ни минуты. Обернувшись, она посмотрела на его машину. Это был гораздо более безопасный вариант проезда через территорию Блэкторна, но на брелоке не было ключей от машины.

Она побежала по каменному полу, холодному и шершавому под её босыми ногами, и добралась до машины. Она потянула за ручку машины в тщетной надежде, что она может быть не заперта. Результат был не в её пользу. Она знала, что с правильными инструментами могла бы взломать и завести её, но она не сомневалась, что у Кейна была своя собственная охрана в машине. Невозможно было сказать, к чему это может привести.

Она вернулась к ящику с инструментами и тихо открыла его. Достала одну из отвёрток и поспешила к рифлёной двери. Порывшись в связке ключей, она нашла наиболее подходящий и вставила его в висячий замок. Она отперла и распахнула дверь и вышла на зимний ветерок.

Глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к лунному свету. Более того, ей надо было приспособиться к свободе. Испытывая неприятное чувство тошноты, она прислонилась спиной к двери гаража. И когда она вдохнула свежий ночной воздух, несмотря на то, что знала, что должна была чувствовать себя освобождённой, она почувствовала себя потерянной. И как никогда более одинокой.

К чему она бежала? Назад к жизни в ПКВ? Максу? Робу, к которому, как она уже знала, она больше не испытывала прежних чувств? Но единственным другим вариантом было повернуть назад. Вернуться к Кейну и его планам. Кейну, у которого не было намерения помогать ей, и ещё меньше теперь, когда он предполагал, что был близок к получению того, чего хотел.

Нет, она должна была разобраться с этим сама. И у неё не было времени, чтобы тратить его впустую. Чуть больше чем через день это существо придёт за ней, и теперь она знала, что есть способ убить его. Она должна была выяснить, как. Ей придётся бежать, потому что это был единственный способ спасти себя и помешать Кейну получить желаемое. На ней лежала ответственность. Если он получит то, что хотел, если он каким-то образом убедит Ксавьера и убьёт тех ликанов, восстание будет вне их контроля. И она была единственной, кто мог что-то с этим поделать.