Конторщица 4 (СИ) - А. Фонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проходи в дом, и я всё отвечу, — гостеприимно распахнул дверь он. — На все вопросы всё расскажу и даже покажу. И даже потрогать дам.
Он подмигнул мне.
— Нет уж, — скрипнула зубами я. — Тут поговорим.
— Да что ты стесняешься, как семиклассница? Проходи давай.
— Зачем ты Свету стихам этим научил?
— Каким стихам?
— Как ветеринар мнет вымя корове!
— Ты о творчестве Эдуарда Багрицкого? Не любишь поэзию? А ещё филолог называется!
— Пётр Иванович, — прошипела я, — хватит дурака валять! А то ты не знаешь, что эти стихи для ребенка неподходящие. Вот зачем её было этому учить?
— А это было моё послание тебе, — вдруг тихо сказал он, — я очень хотел, чтобы ты пришла. И ты пришла. Заходи в дом, Лида. Я же знаю, что тебе хочется. Давай, не ломайся. Пошли ко мне…
И я задумалась.
Глава 26
Я впала в задумчивость. Минуты на две. А Будяк стоял рядом и терпеливо ждал. Наконец, я приняла решение и сказала:
— Ты знаешь, Пётр, а ведь ты прав.
Он явно удивился, но сдержал эмоции, правда деланно-иронично прищурился в ожидании продолжения.
— Ты полностью прав, — не стала разочаровывать его я. — Я — молодая здоровая женщина и без мужика мне нелегко. Причем иногда настолько нелегко, хоть на стенку лезь, если ты понимаешь, о чём я.
Будяк кивнул, в глазах скользнула усмешка. Он понимал.
— И я не только физиологию имею в виду, когда «свербит», — я процитировала его фразу и он чуть поморщился.
— Иногда мне настолько не хватает крепкого плеча, совета, что ой, — вздохнула я. — И, если ты заметил, первое, что я делаю — бегу за советом и помощью к тебе.
Будяк кивнул. По лицу видно было, что ему это приятно.
— И не стану скрывать, что ты — классный мужик, с которым можно очень даже хорошо решать все вопросы. И когда «свербит», и остальные проблемы. Ты меня уже несколько раз практически спасал. В разных ситуациях. Но тут есть один момент….
Я замялась, подбирая правильную формулировку, но Будяк перебил меня:
— То, что я с тем леваком залетел?
— Пётр, это был лишь повод, понимаешь? — сказала я, — Внешний повод. Тот крючок, который послужил формальной причиной сбежать от тебя. Но реальная причина же была не в этом. Совершенно не в этом!
— А в чём тогда? — удивился он, — ты ищешь генерала, да?
— Уже Римма Марковна наябедничала? — грустно усмехнулась я и сказала, — И когда только успела?
— У нас с ней целый заговор, — хмыкнул он.
— Ох, уж эта Римма Марковна, — покачала головой я.
— Она очень привязана к тебе, — сказал Будяк, — и переживает, что ты одна. У нее установка, что женщина должна быть замужем, и только тогда она будет счастлива.
— Я знаю, — кивнула я, — дня не проходит, чтобы она мне эту установку не озвучила.
— Зато не скучно, — подколол меня Будяк.
— Да не скучно, — согласилась я и продолжила, — Понимаешь, Пётр, в своей прошлой жизни… ну, то есть, в моём прошлом, я и сама была далеко не ангел. У меня был любовник.
Глядя на его удивлённое лицо, я пояснила:
— Не хотела семью рушить, мужа бросать, но вот любила того, другого, сильно, до безумия. Поэтому иногда позволяла себе редкие встречи с любимым человеком. Зато семью сохранила. Брак.
— Но ведь это предательство, — нахмурился Будяк.
— Всё сложно, — кивнула я. — Кто-то посчитает, что это предательство, кто — что компенсация. Жизнь даётся нам один раз в этом мире. Ну, в смысле…
— Я понимаю, — кивнул Будяк.
— Ну, и можно принести себя в жертву, свою любовь, свои чувства, эмоции, зато сохранить семью, не беспокоиться, что люди скажут. Можно поступить честно — разрушить семью, уйти к другому человеку, а дальше — хоть трава не расти. Жить долго и счастливо с любимым человеком, а как себя будет ощущать брошенный муж — без разницы, главное, что себе хорошо. А можно взять третий вариант — наполовинку. Сохранить семью и изредка позволить себе какие-то крохи, фрагменты счастья. Но только, чтобы муж не узнал, чтобы не травмировать его, не обидеть. Я не знаю, какой из этих вариантов самый лучший. Они все одинаково плохие. Это очевидно. Но для себя я тогда выбрала вот эту серединку, третий вариант. Поэтому не мне тебя судить, Пётр.
— Ну вот видишь, — обрадовался Будяк, — пошли ко мне, там продолжим. Что мы всё на улице.
— Погоди, — хмуро покачала головой я, — не сбивай меня.
— Ладно… — вздохнул Будяк.
— Я это тебе рассказываю не для того, чтобы ты считал меня плохой, или чтобы оправдать тебя. Нет. Суть проблемы не в этом…
— Я знаю, в чём суть проблемы, — грустно улыбнулся Будяк, — я — не генерал, а простой учитель на полставки в Доме пионеров.
— И это всё ерунда! — отмахнулась я. — Дело в другом. Меня постоянно ставят перед выбором. Заставляют соответствовать чьим-то ожиданиям. Сейчас ты от меня ожидаешь, что я поднимусь к тебе, мы переспим, а потом будем встречаться. Возможно даже поженимся, но скорей всего — через какое-то время осточертеем друг другу и разбежимся.
— Ну и хороший план, — расцвёл Будяк, — чем он тебе не нравится?
— Римма Марковна ожидает, что я выйду замуж за успешного человека, и её старость будет обеспечена. Мои родители ждут внуков и что с мужем мы каждые выходные и каждый отпуск будем приезжать к ним на огород и работать.
— Ну это уже чересчур, — поморщился Будяк.
— На работе ожидают, что я буду вкалывать, как папа Карло, перевыполнять производственный план, поднимать показатели по социалистических обязательствах и желательно без дополнительных премиальных.
Будяк хохотнул.
— А вот никто, ни одна душа, не поинтересовалась, а что же хочу я? Как хочется жить мне⁈
— Лида, а как хочется жить тебе? — на полном серьёзе спросил Будяк.
— Мне хочется спокойной счастливой жизни. Чтобы не воевать, никому ничего не доказывать, не заставлять себя соответствовать чьим-то ожиданиям и надеждам.
— Это невозможно, — вздохнул Будяк, — во всяком случае в нашей стране.
— Это ни в какой стране невозможно, — сказала я, — ни в каком времени и ни в каком мире. Но так хочется! Знаешь, какой мой идеальный день, Петь? Это когда я выспалась, проснулась утром, прошлёпала босиком на кухню, сварила себе кофе с горошинкой чёрного перчика и корицей, и сижу такая, забравшись с ногами в кресле, медленно пью этот кофе из любимой чашки, смотрю в тишине в окно, за которым падает снег, или идёт дождь, или светит солнце, и знаю, что скоро проснутся мои родные и любимые люди, мы позавтракаем, посекретничаем, посмеемся и пойдём все вместе гулять по городу…
— Ты просто устала, Лида, — грустно усмехнулся Будяк. — Чертовски устала от жизни. И ко мне ты не поднимешься. Никогда.
— Да, я устала, — кивнула я, — ты даже не представляешь насколько. Как мне всё это осточертело! Не хочу ничего.
— Иди ко мне, моя маленькая девочка, — Будяк обнял меня, и мы так стояли какое-то время. Я уткнулась в его плечо, и мне давно уже не было так хорошо и спокойно.
— Пошли, я провожу тебя домой, — сказал Будяк, заглянув в моё лицо, — вытри слёзы и пойдем, Лида. Время уже позднее, вдруг хулиганы какие привяжутся.
Мы пошли по улице, молча. Он держал меня за руку. «Как первоклассники», — мысленно улыбнулась я. Но руку не забрала.
— Лида, — серьёзно сказал Будяк, когда мы подошли к моему подъезду, — я тебя услышал и понял. Извини, что давил на тебя. Отдохни. Я буду всегда рядом. И знай, что, если ты захочешь — тебе стоит только кивнуть мне. Я буду ждать, сколько надо. Если надо — хоть и всю жизнь.
— Спасибо, — серьёзно кивнула я.
— Уже поздно, — вздохнул Будяк, взглянув на свет в нашем кухонном окне, — иди спать. Ты устала. А завтра с новыми силами начнешь всё заново…
Он нагнулся ко мне и мельком коснулся сухими губами моей щеки.
— Спокойной ночи, Лида, — тихо сказал он и пошел обратно.
А я стояла у подъезда и смотрела ему вслед. И на моих губах блуждала легкая улыбка, а вот щеки были мокрыми…
Утро началось с того, что Иван Аркадьевич вызвал меня в кабинет. Прибежала Людмила с огромными глазами и выдохнула:
— Лидия Степановна! Вас Иван Аркадьевич вызывает. Срочно. И он очень злой!
— На меня? — я оторвалась от подписывания поточных документов и посмотрела на своего секретаря.
— Вообще злой. В принципе. От него Акимовна вышла, глаза и нос красные, трясется, — на лице Людмилы мелькнуло злорадное удовлетворение. — Плакала. А Щука так вообще заперлась в своём
