Убить демиурга! - Юлия Фирсанова

Сегодня на завтрак в столовой зале Владычицы собрались все ее дети, фаворит отсутствовал. Во-первых, так рано он подниматься не привык, во-вторых, попадаться на глаза разгневанной женщине, если именно ты стал причиной ее гнева, стремился бы лишь человек с суицидальными наклонностями. Про Гиржевара можно было сказать много чего, и даже много чего нелицеприятного, но самоубийцей он не являлся. Поэтому до завтрашнего бала попадаться на глаза Гилиане не собирался.

Просторная и светлая зала отличалась изысканной красотой. Белые ромбы паркета с золотистым узором, зеркальным отражением низа – золотистый потолок с белоснежной росписью. Хрустальный цветок незажженной люстры над столом, сверкающий от солнечных лучей. Светлое, почти белое дерево стола, стулья из такого же материала, обитые серебристой тканью с рисунком, повторяющим мотивы белого узора на потолке. Теплого тона стены, затянутые материалом с вытканными цветами, распускающимися в сеале.

Хрусталь бокалов, тонкий белоснежный с золотым кантом фарфор посуды, серебро столовых приборов, отделанных жемчугом, безукоризненно вписывались в общую атмосферу залы.

Гилиана с аппетитом исследовала содержимое разнотравного салата, а сыновья вполголоса переругивались. Точнее, Глеану слушал, а Пепел и Инзор порыкивали друг на друга.

– Мои люди пасли его с начала рига, собирали улики и готовились захлопнуть ловушку, а ты, Эльсор, завалил всю операцию! Зачем ты посадил Торжена под арест? – сердито выговаривал Инзор, рассыпая искры, как замкнувшая проводка. Он методично, с тихим ожесточением накалывал на двузубую вилку тонкие стручки ралоки, первого нежнейшего горошка, созревшего в парниках.

– Ника сказала слишком много, чтобы ее слова можно было оставить без внимания или замолчать. Если бы ты, брат, поведал нам пусть не о ходе расследования, но о своих подозрениях, я мог изменить ситуацию до того, как Видящая заговорила, – безразлично проронил Эльсор, разделывая полупрожаренный бифштекс.

Негодяй, нанесший вред Альрахану, должен сидеть в тюрьме или болтаться на виселице – такое правило Пепел считал основным и редко когда озабочивался подбором серьезных доказательств для других, если истина становилась очевидной для него. Виновные признавались альсору Эльсору всегда. Когда на тебя смотрят равнодушные, вымораживающие душу глаза цвета пепла и серебра, за которыми, словно за ширмой из натянутой ткани, танцует океан стужи, скажешь все, лишь бы этот отвел взгляд.

Торжен виновен, посему вопрос решен и обжалованию не подлежит. Что такое несколько тысяч монет, пути их утечки через загребущие руки хапуги, если речь идет о репутации семьи? Знать, что во дворце вор, забывший о чести ради наживы, и отпустить – Пепел не мог. Да, финансы – епархия Инзора, именно поэтому виновного Эльсор приказал заключить под стражу в покоях, предоставив брату разбираться с делом так, как тот полагает необходимым. Вместо того чтобы допросить скотину хорошенько и удушить на его же ремне, как требовал инстинкт! А Искра еще чем-то недоволен!

– Видящая проявила себя, – задумчиво проронила Гилиана, когда сыновья взяли тайм-аут, а потом со смешком протянула, вертя в тонких пальцах бокал с легким золотистым вином: – То ли еще будет на балу!

– Ника должна быть осторожнее в словах, – озабоченно вздохнул Лед, накручивая на палец прядь золотых волос. – Я присмотрю за ней завтра.

– Почему ты? – выгнул бровь Пепел. – Мы все будем рядом, чтобы позаботиться о девушке.

– Чтобы никто не позаимствовал предложенного ей бокала или лакомства, – хмыкнул Инзор.

Это был камешек в огород фаворита, и Гилиана поморщилась. Гиржевар был приятным малым, может, несколько легкомысленным и беспечным, зато Владычице, утомленной заботами о делах государства, недурственно отдыхалось в обществе бесшабашного красавчика. За это Ана закрывала глаза на мелкие проступки любовника и собиралась закрывать, пока он ей не надоест. Вот только, похоже, этот момент был все ближе.

О делах больше не говорили, ибо распоряжение Владычицы касательно указа о статусе Вероники Инзор исполнил еще вчера вечером. И покатилась поначалу неспешная, набирающая скорость с каждой истекшей минутой волна информации. Обитатели дворца узнали обо всем первыми, вскоре глашатай воли Владычицы сделает объявление с парадного балкона дворца, выходящего на главную площадь Альрахана, а его коллеги затрубят на других площадях города. Уведомления полетят в посольства, магические вестники да гонцы по городам и весям государства.

Мирное течение семейного завтрака прервал тишайший стук двери. В залу скользнула правая рука Инзора. Разумеется, речь не о конечности альсора, а о его доверенном помощнике. Виторо в совершенстве знал свои обязанности, и, если он осмелился нарушить уединение семьи Владычицы за трапезой, значит, причина не просто веская, а очень веская и вдобавок срочная.

Виторо двигался практически бесшумно. Скорее всего, он и в дверь мог бы войти так, что не раздалось бы ни шороха, но счел уместным произвести некоторое количество умеренно громких звуков, чтобы тактично привлечь внимание к своему появлению.

Подойдя к столу, Виторо склонился к уху Инзора и шепнул всего пару слов, произведших эффект разорвавшейся бомбы:

– Торжен сбежал!

Никто из альсоров и сама Ана тугоухостью не страдали, потому легкое недовольство вторжением постороннего сменили куда более сильные эмоции в пестрой палитре от удивления до бешенства.

– Как? – раньше Инзора озвучил вопрос дня Пепел таким невозмутимым тоном, каким говорил лишь в состоянии готовности к немедленному убийству.

– Потайной ход из апартаментов, – отчитался Виторо. – Сделан во время последнего ремонта прошлым меанделом. Выведен на боковой запасной ход охранения. Погоня выслана. О результатах доложить пока не могу.

– Когда он бежал? – ледяным тоном осведомилась Гилиана.

– Предположительно, вчера после ужина, Владычица. Отсутствие сенешаля в комнатах обнаружила служанка, принесшая завтрак.

– Ступай, будут вести, доложишь, – приказал Искра, выводя своего человека из-под обстрела недовольных родственников.

Тот поклонился и мигом испарился, внешне никак не продемонстрировав невероятного облегчения. Дверь в этот раз затворилась абсолютно неслышно.

В повисшей секунде тишины Владычица поставила бокал, тот с хрустальным звоном стукнулся о тарелку, и миролюбиво прошипела:

– Инзор, милый мой мальчик, не расскажешь, почему в покоях сенешаля оказался потайной ход, о котором нам известно не было?

Вопрос Гилиана сопроводила милейшей улыбкой голодной кобры. Не то чтобы Ана не доверяла сыновьям или полагала просчет Инзора катастрофическим, однако демонстрируемую степень вызванного недоброй вестью неудовольствия сочла нужным преувеличить. Немного, в качестве стимула на будущее.

Владычица чувствовала себя не столько разгневанной, сколько оскорбленной: Торжен четверть века служил отцу Аны, и, считалось, служил безукоризненно. Теперь стоило задуматься: то ли личная преданность сенешаля не перешла на дочь Владыки, то ли пронырливый вор обирал правящее семейство и прежде. Ни та, ни другая версия, каждая на свой лад, женщине не нравилась, и молнии просверкивали в потемневших, как грозовые тучи, синих глазах.

– Каменщик и краснодеревщик незадолго до завершения работ напились и упали с боковой лестницы левого крыла, ведущей на третий этаж замка. Неудачно, прямо на декоративные решетки для каминов. Когда их в лечебницу принесли, лекарям оставалось только немицей умирающих опоить, чтоб не мучились, – сопоставив финансовые отчеты и сводку по происшествиям за период ремонта, выдвинул предположение Инзор.

На мать он не смотрел виноватым котенком, однако мало приятного было в том, чтобы признавать недосмотр. Осторожный обыск в покоях сенешаля проводили несколько раз за два сезона и ничего не обнаружили. Никаких потайных ходов, никаких тайных сейфов, только тщательно замаскированные мелкие недостачи в отчетных книгах. И такое впечатление, замаскированные слишком напоказ, будто прикрывают куда более крупные прегрешения. Потому и держали хитреца-сенешаля под колпаком, чтобы точно определить, куда и как он прячет концы. И сколько вообще их, этих концов.

– Кабинет Торжена обшит панелями красного магохора, а боковой коридор охранения из серого камня, им же пару каминов выкладывали в нижнем зале, – в продолжение речи брата припомнил Пепел, полуприкрыв глаза.

В покоях сенешаля он был почти четверть века назад, впрочем, для Эльсора сие не имело значения. Он никогда и ничего не забывал и не прощал тоже никому… кроме, может быть, братьев и матери.

Глава 20