Секундо. Книга 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна

— Вот видишь, она не наказание наше, как ты говорил, а благословение!

Не желавший признавать свой промах мужчина огрызнулся:

— Еще неизвестно, что с нами будет дальше. Помнишь же, что стало с семейством Несс!

На этот попрек матери ответить было нечем. Она сникла, прикусила губу и замолчала. Оставивший за собой последнее слово глава семейства повеселел и уже спокойно предупредил дочь:

— Приготовь все нужное заранее, дроттин встает на заре. И в первый раз я тебя провожу, а дальше ты будешь ходить одна, мне с тобой валандаться некогда. И будь осторожна! Помни — если кого встретишь, не смотри на него, кутайся в платок и тут же убегай! И не в наш дом беги, а куда подальше! Потом вернешься околицей.

Едва рассвело, девочка, накинув на плечи теплую шаль и скрыв лицо под оборками слишком большого для нее материного чепца, в сопровождения отца огородами пробралась к черному входу в дом настоятеля. Внутрь заходить он не стал и сразу ушел, убедившись, что дочь беспрепятственно вошла внутрь.

Дроттин уже ждал ее, сидя у окна в старом потертом кресле. Выяснив, что девочка ни разу в жизни не видела книг, он досадливо заметил:

— И почему наши крестьяне не хотят знать грамоту? Считают, что это им ни к чему? Уметь доить корову куда важнее?

Амирель промолчала. Вопрос был явно не к ней. Дроттин достал с полки небольшую черную доску для писания мелом, поставил ее на высокую конторку и разрешил:

— Ты можешь звать меня просто учитель. Здесь, в своем доме, я не должностное лицо и могу делать все, что посчитаю нужным. — Старик будто спорил с кем-то, но с кем, Амирель понять не могла. Не с ней же? Она ему ни в чем не противоречила. — И давай заниматься. Тебе очень многое нужно узнать. Так не будем же зря терять драгоценное время. Я стар, у меня его осталось немного. — И прибавил то, что девочка понять не смогла: — Хотя рядом с королевской кровью люди живут гораздо дольше, но не будем испытывать судьбу.

Сначала они учили буквы, потом цифры. Через пару месяцев Амирель уже вполне сносно читала, считала и писала. Правда, почерк у нее был корявым из-за натруженных пальцев, ведь ей приходилось выполнять дома тяжелую крестьянскую работу. Наставник лишь досадливо вздыхал, ведь запретить ей помогать родителям он не мог.

Они занимались не только письмом и счетом, дроттин знакомил ее с географией родной страны, рассказывал историю Северстана, заставлял изучать родословную королевской династии. На ее вопрос, зачем ей знать всех когда-то правящих королей, их братьев и сестер, серьезно ответил:

— Потому что это твои предки, твоя семья, Амирель. Это именно их кровь пробудилась в тебе. Знаешь, в молодости мне как-то довелось побывать в королевском дворце в столице Северстана. И пройти по галерее предков нашего короля. Там был и прижизненный, самый точный, если верить нашим летописям, портрет королевы Лусии, самой необычной и выдающейся правительницы нашей страны.

Учитель отпил воды из высокого голубоватого бокала, чтоб промочить пересохшее от разговоров горло, и продолжил рассказ для восторженно слушающей его маленькой девочки:

— Это именно она построила наши теперешние города. — Заметив недоверчивую мордашку Амирель, не понимающей, как женщина, пусть даже и королева, в одиночку может построить хотя бы дом, не говоря уже о целом городе, уточнил: — Не лично, разумеется, они были выстроены по ее приказу. Но планировку и архитектуру она разрабатывала сама вместе с привезенными из Терминуса зодчими. Видишь ли, до ее приезда Северстан был отсталой, почти дикой страной. И только после ее приезда здесь начали расти города, развиваться различные ремесла и люди стали жить гораздо лучше. — И, подняв вверх указательный палец, подчеркивая значимость сказанного, добавил: — А еще она лечила простых людей. Каждый день с раннего утра до полудня, многие-многие годы подряд она выходила в построенный ею на главной площади госпиталь и принимала больных, всех, независимо от положения, ей было все равно, кто перед ней — богач или бедняк. Поэтому, когда ее не стало, простой народ долго горевал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Народ горевал, а дворяне? — почему-то Амирель очень заинтересовал этот недетский вопрос.

Старик с повинным видом опустил голову, будто это касалось лично его.

— Они соблюли положенный год траура. В этот год не давались балы, не проводились пышные обряды, даже свадьбы были перенесены на следующий год, кроме срочных, справлявшихся очень скромно и тихо. Чего же еще было ждать от дворянства?

— Они не любили королеву Лусию? — догадалась девочка, пропустив мимо ушей непонятные ей «срочные» свадьбы.

— Совсем не любили, — хмыкнул наставник. — Она, по их мнению, притесняла лучшую часть народа, они ведь себя мнили солью земли, впрочем, так же, как и сейчас.

— Как это, притесняла? — о дворянах девочка знала очень мало, но была уверена, что их притеснять невозможно. — Они ведь очень сильные.

— Королева всегда вставала на сторону обиженных, невзирая на титул и богатство, да и подкупить ее было невозможно, — пояснил учитель, беря со стола толстую книгу в кожаном переплете. — И как ни пытались ее обманывать, она всегда знала правду. Поэтому сильные мира сего ее боялись, ведь они не могли творить всё, что хотели. Они знали, что королева в любой момент может их наказать.

— Как наказать? Выпороть? — Амирель поразилась. — Как мой папа порет мальчишек, если они что-то натворят?

Дроттин усмехнулся, представив эту забавную картину, но не с крестьянскими мальчишками, а с кое-кем из своих высокомерных аристократических знакомцев.

— К дворянам неприменимы физические наказания, чтобы они не натворили, пороть их нельзя, это их привилегия. Но во времена правления королевы Лусии было несколько случаев лишения дворян всех прав, титулов и земель. Причем это были весьма и весьма могущественные аристократические роды, уверенные, что уж им-то все позволено, — с некоторым злорадством сказал старик. — И да — после лишения их дворянских привилегий они были выпороты на конюшне, как самые обычные крестьяне. Это был хороший урок для всех остальных.

— Тогда она воистину была настоящей королевой! — воскликнула впечатленная девочка. — И ее недаром любил простой народ!

Дроттин кивнул, подтверждая ее вывод.

— Она была великой королевой, ты права. Так вот, о портрете — ты на нее очень похожа. Если бы у тебя были черные как смоль волосы, как у нее, то вполне можно было бы воскликнуть «это она». Тебя очень удачно назвали для простолюдинки, Амирель. Потому что это имя правнучки королевы Лусии. Летописи говорят, что родилась она уже после смерти королевы и единственная из всех ее потомков была ее полной копией, то есть имела черные волосы, белую кожу и синие глаза. Ту Амирель совсем юной выдали замуж за наследного принца, чтобы слить кровь воедино. Она умерла, рожая своего первого ребенка, впоследствии короля Лерана Второго.

— Он бы хорошим королем? — спросила девочка. Почему-то это ей казалось очень важным.

— Не самым плохим, скажем так, — слегка поморщился учитель и перевел разговор на другое.

Почему Леран Второй не стал хорошим королем, он ребенку объяснять не хотел. Вряд ли можно назвать хорошим правителя, не пропускающего ни одной юбки. Сластолюбие к королям Северстана перешло от местных властителей, за королями Терминуса такого не водилось.

— Уверен, тебе нужно выучить терминский язык. К сожалению, я на нем только более-менее сносно пишу, но вот как правильно произносится то или иное слово, не знаю. Слишком мало осталось в стране тех, кто еще помнит этот достаточно сложный язык. К тому же то, что не имеет практической ценности, быстро забывается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Зачем же тогда мне его учить? — Амирель со священным восторгом, более похожим на ужас, окинула взглядом стоящие вдоль стен огромные шкафы настоятеля, полные толстых-претолстых книг.

— Потому что это был язык королевы Лусии, на которую ты так похожа, язык истинных королей, королей Терминуса. Разве ты не хочешь его знать? — каверзно вопросил знающий человеческие души наставник, уверенный, что услышит «хочу».